Екатеринбургский купец первой гильдии Евгений Иванович Первушин вызвал к себе сыновей Михаила и Николая и повел речь: «Полно лоботрясничать да за мамкину юбку держаться. Мне помощники нужны грамотные да знающие. Потому вот вам мое решение. Собирайтесь-ка в путь да поезжайте в стольный Киев-град. Будете учиться на инженеров в Политехническом институте. Да не дурить там! Ступайте».
Крут был батюшка, спорить было бесполезно. Да молодые люди и не возражали особенно. Интересно было пожить в большом чужом городе без родительской опеки.
Матушка Анфиса Федоровна украдкой смахивала слезу, собирая сыновей в дорогу.- Господи, спаси и сохрани ее чад любимых! Сразу два сыночка вылетают из гнезда родительского. И хотя семья большая – шутка ли, одиннадцать детей, из них пятеро – малые несмышленыши, – но сердцу материнскому не прикажешь. Отпускать от себя детей – смерти подобно. Как они будут обходиться без ее материнской ласки да заботы? Кто их накормит, обогреет, обстирает? Кто приглядит, чтоб платье было в порядке, вычищено, отутюжено – все-таки молодые господа, нужно выглядеть подобающе.
- Анфиса Федоровна горестно вздохнула. – А даль-то какая! Не съездишь, не проведаешь как они там, соколята мои!
Учиться оказалось на удивление легко. Посещай занятия и семинары, вовремя сдавай курсовые да экзамены и посылай домой победные реляции. Отец был доволен – еще немного и будут у него два дипломированных инженера, – поэтому большими деньгами не баловал, но и не стеснял в средствах.
Студенческая жизнь захватила, много читали, спорили, ходили по музеям и выставкам – самообразовывались.
Киев братьям понравился. Они уже успели полюбить его. Крутые спуски, горушки напоминали им родной Урал. Большой оживленный город – тоже похоже. А в остальном, конечно, Киев совсем другой – южный, веселый, цветной. Зеленый… утопающий в зелени раскидистых каштанов – по весне по всему городу горят их белорозовые свечки, а над городом парит зеленая Владимирская горка. Синий… синий Днепр и темно-синее небо с белоснежными шапками облаков, цепляющимися за золотые купола Киево-Печерской лавры. Привольный. Братья открывали для себя все новые и новые уголки. Постепенно излазили, изучили весь город. И Владимирский собор с дивными росписями, и средневековую Святую Софию с древними фресками вниманием не обошли. Но вечный праздник Киева – брусчатка, шум и праздничное разноголосие Крещатика. В свободное время молодые люди любили совершить здесь променад. Приятно было прогуляться, изображая денди, небрежно поглядывать по сторонам, ловя взгляды хорошеньких барышень, «себя показать – других посмотреть».
Однажды, пока Николай дома доделывал курсовые чертежи, Михаил пошел прогуляться один.
День выдался чудесный. Ласковое весеннее солнышко подсушило все лужи. На натянутых во дворе веревках хозяйки сушили постиранное белье, а под ним тут и там на коротеньких чешуйчатых ножках выглядывали желтые шапочки мать-и-мачехи. В свежевымытых окнах весело прыгали солнечные зайчики. В воздухе пахло клейкими листочками, молодой зеленью. У раскрытого парадного
художественной галереи он увидел афишу новой выставки. Решил зайти.
Миша задумчиво-безразлично переходил от картины к картине. Как вдруг его внимание привлекла вошедшая в зал пара: худощавый неприятный молодой человек с ранними залысинами, в черном сюртуке и очаровательная юная барышня с маленьким белым бантиком в высокой прическе и белой кружевной пелерине. Высоко поднятые волосы придавали ее головке вид прелестного цветка. Еще трогательнее смотрелась тонкая детская шея. А сколько грации в каждом движении! Казалось, от девушки исходит чуть заметное белое сияние, может, это сама Весна посетила выставку? Никогда еще Михаил не видел такой прелестной особы. Само совершенство! Молодой человек, напротив, сразу же не понравился Михаилу. По какому праву он сопровождает «чудесное видение»? Он ей совсем не пара!
Но как обратить на себя ее внимание? Так хотелось, чтоб на нем задержался мягкий взгляд ее серых глаз. Решение пришло почти мгновенно.
Выставка была общедоступной. У соседней картины стояла небольшая группа крестьян. Миша быстро подошел к ним и громко начал: «Видите ли, на этой картине известный художник изобразил…», – речь текла легко и вдохновенно, крестьяне утвердительно закивали головами, разглядывая полотно и радуясь знающему доброхоту. Миша говорил все громче, а сам искоса посматривал на девушку.
Он видел, как ее спутник недовольно поморщился и, взяв барышню под локоток, увел ее от непрошенного соседства в другой зал. Михаил не растерялся: – А теперь, попрошу всех в соседний зал…- Вот когда пригодились познания из многочисленных изданий по живописи. Со
стороны могло показаться, что это читает лекцию заправский экскурсовод, а не случайно забредший студент-технарь. Толпа слушающих росла.
Молодого человека явно раздражал нахальный студент, бросавший пламенные взгляды на милую Мари. Как раз сегодня он хотел выяснить как она отнесется, если он предложит руку и сердце, и, конечно, в будущем значительный капиталец. Ведь, он единственный наследник тетки-графини. Вольдемар понимал, что он не красавец. Но и Мари, хоть и хорошего рода, дворяночка, но из обедневших, на многое притязать не могла. Отец – уважаемый Александр Иванович – управляющий банка, мать – милейшая Мария Петровна – занимается домом.
Мари Владимиру очень нравилась: не красавица, но очень мила – видна порода, воспитание прекрасное, знает несколько языков, рукодельница, танцует, поет, играет на фортепиано. А сейчас с сестрой Лелей посещает курсы сестер-милосердия.
Но, видно, не получится у них сегодня решительное объяснение. Как объяснишься, когда нахальный студент буквально преследует их по пятам со своей толпой. Они уже в пятый зал переходят…
– Пойдемте, милая Мари, я отвезу Вас домой. Он поймал пролетку, и они уехали.
Продолжение тут...