9 января 1905 года вошло в историю как «Кровавое воскресенье». В этот день у царского дворца войска расстреляли мирное шествие, несшее царю петицию питерских рабочих, обращавшихся к самодержцу за защитой. В советское время в версии, так сказать, «для общего пользования» считалось, что это была провокация царской охранки. Действительно, охранное отделение имело непосредственное отношение к организации этого шествия. Однако провокации не было… Но обо всём по порядку.
Это событие, помимо всего, безоговорочно опровергает насаждаемый нынешними апологетами царской России миф о благоденствии народа под отеческим правлением Николая Второго, который, по утверждению одного сановного апологета последнего царя, столько сделал добра, что его «надо было на руках носить», и только злокозненные большевики, по утверждению другого сановного апологета монархии, рвущиеся любыми путями к власти, разрушили эту идиллию.
Дело в том, что к организации многотысячного шествия 9 января ни большевики, ни другие оппозиционные монархии политические силы ни малейшего отношения не имели. Рабочих заставили выйти на улицу те условия существования, на которые они были обречены в капиталистической России. А организатором шествия стало «Собрание русских фабричных рабочих С.-Птеребурга», созданное в развитие замысла начальника Московского охранного отделения С.В. Зубатова.
Цель создания этого «Собрания» была намного значительнее, нежели провокация , - оторвать рабочих от революционеров и взять рабочее движение под опеку власти, сделать рабочее движение одной из опор царского режима, внушить трудящимся нехитрую мысль, что хозяева заводов и чиновники могут быть «плохие», но царь – истинный отец и защитник народа.
И при организации шествия 9 января было сделано всё, чтобы направить акцию в русло полной лояльности монарху. Рабочие не пожелали и слушать, как их ныне бы квалифицировали, «экстремистов», которые хотели придать шествию антимонархический характер. Они шли к царю с абсолютно верноподданнической петицией: «Государь! Мы, рабочие Петербурга, наши жёны, дети и беспомощные старики-родители, пришли к тебе, государь, искать правды и защиты…». И, кто знает, как развивались бы события в дальнейшем, если бы царь принял представителей шествия и выразил ни к чему не обязывающую озабоченность нищетой и бесправием трудящихся…
Но, судя по всему правлению Николая Второго, царь был органически не способен на диалог. Народ окрестил будущего «святого» Кровавым не зря. Единственным ответом режима на выступления народа были нагайка и пуля.
Так, на разгон массовой демонстрации 4 (17) марта 1901 года в Петербурге были брошены не только полицейские, но и казаки. Несколько человек были убиты, десятки – изувечены. Несколько позже по участникам забастовки на оружейном заводе в Златоусте огонь открыли войска: около 70 рабочих были убиты, более 200 – ранены.
В русло подобного «диалога» с народом были направлены и действия властей 9 января. Только масштаб расправы здесь был несопоставим. Царь не пожелал встречаться с представителями лояльных монархии рабочих и, уехал из Петербурга. А войска, которыми командовал его дядя, великий князь Владимир (между прочим, президент Академии художеств – это к теме высокой культуры и тонкой натуры членов царской фамилии, которую так любят развивать в нынешних прорежимных СМИ) встретили мирное шествие огнём на поражение. Более тысячи человек были убиты, вдвое больше ранены.
Говорят, что, отвечая на упрёки в убийстве видного представителя роялистской эмиграции герцога Энгиенского, Наполеон сказал, что это было преступлением, но не было ошибкой. Чудовищная по бессмысленной жестокости расправа над верноподданным шествием к царю за справедливостью была не только преступлением, но и ошибкой. Впрочем, назвать это «ошибкой» - чрезвычайно деликатно. Это было убедительным свидетельством того глубочайшего разложения царского режима, о котором с дистанции времени написал в эмиграции религиозный философ Николай Бердяев.
Залпами 9 января в Петербурге была расстреляна вера основной массы рабочих в доброго «царя-батюшку», и она уже никогда не возродилась. Теперь пролетариат был готов к восприятию идеи свержения монархии. А вот сбить протестные настроения расправа не могла. Вскоре после расстрела поднялась новая волна забастовок – уже под лозунгом «Долой самодержавие!», их закономерным развитием стала начавшаяся в 1905 году Первая русская революция.
Виктор ВАСИЛЕНКО,
Белгород