"И для тово государь мой я вам объявляю, что прежде нежели он сюда будет, надлежит мне старатся о своей свободе, ежели же ево дождусь, то со всем погибла. Вы имеете ключь от саду, а моя в том главная и надежда. Выдумайте государь мой, каким нибудь образом меня от сюда вывесть, а я то конечно сохраню тайно, но при том много и сожалеть буду, ежели вы показав мне милость, себе наведете беду.
"Я не имею сказать вам теперь больше ни чево. Вручаю письмо мое тому уступу, о котором мы прежде уговорились, и надеюсь, что оное произведет плод моея надежды. А вам истинное и бесприкладное воздаяние от Бога в сем веке и будущем, о чем всегда моя усердная молитва будет
Ваша покорная услужница.»
«Я думаю, что тогда сам дьявол утверждал мои мысли, и казалось, что утопится мне должно, и что мои злодеи разкаются, увидя предприятий своих бедственные плоды, также думала когда они извлеченное из воды тело несчастные Памелы на брегу лежащее увидят, тогда в совести своей упрекать себя будут, о чем ныне никогда не думают что безвинно человека погубили. И может и быть тогда скажет господин мой бедная и несчастная Памела утонула, которую я гнал безчеловечно, я причина вечной ее погибели. Теперь верю, что она честь и добродетель предпочитала жизни своей и не была лукава и пронырлива так, как я о ней думал, но так непорочна как всегда казалась, может быть и оросит слезами тело нещастной своей служанки, которую гнал немилосердо, может быть предаст погребению а не отдаст на поругание тело мое, так как обыкновенно с такими поступают, которые сами себя убивают. Все молодые девки и мущины в соседстве моих родителей по бедной Памеле потужат, и думаю, что из нещастной жизни моей составят трагедию или елегию для бедных родителей моих. Бедственные сии мысли так в меня вкоренились, что я поднявшись пошла к пруду прямо. Куда идет безумная Памела! остановясь говорила сама себе, хотя мрак и темноту злых печалей вокруг себя и видит, но по чему знать, что Бог с тобою хочет зделать, когда и вся помочь смертных тебя оставит, Бог не допустит низпасть тебе во глубину пропасти. Господин мой меня уже имел в руках своих, он меня от того избавил, а может быть сей приезд ево сюда будет мне и полезен и не так он поступит, как сии мои гонители, которые только за деньги верность свою ему кажут, и которых привычка к злодеяниям отвела иметь жалость, видя человека в печалех. Бог может смягчить сердце моево господина, буде же нет, то я и тогда могу себя лишить жизни. Может быть раны и болезнь моя послужат к моему спасению, и не допустят ево осквернить мою душу, и склонят освободить меня на веки.»
«"Я вам признаюсь что ежелиб я с вами не растался, и позволил остатся до тех пор, как прочитал бы журнал ваш, и будучи наполнен вашими прелестми и остротою разума, совершенноб мог сдурачась то мое безразсудное а для вас полезное намерение исполнить. Вот вам безо всякова притворства причина, для чево я не хотел вас больше видеть, ни слышать ваши разговоры, зная безмерную мою против вас слабость, но надеюсь ее преодолеть вспоминая как было я много в ней проступился. Я к вам пишу только для тово, чтоб показать моя желании, которые только в том состояли чтоб вы были счастливы, хотя вы и много навели смятения в моем доме. Не могу воспретить себе не желать чтоб вы скоро вышли замуж, а особливо за проклятого Виллиамса, но что мне ныне в том одна моя слабость принуждает сказать вам, что я почитал вас моею почти женою, а теперь вы меня оставя будто как овдовели, почему и надеюсь что вы поминать меня по обыкновению простого народа не отречетесь, и как будто в честь моему праху обещаетесь год сидеть вдовою. Ваши письма верно вам отдадутся, ибо я дорого заплатил за мое любопытство читая их: они пронзили еще больше мое возпламененное уже сердце. Ежелиб вы знали что терплю я, то не желалиб мне конечно инова отмщения. Я хотел несколько строк только написать к вам, но вижу что заблужденной ум замчал перо мое далеко, но остановя ево дам с рассудком повстречатся, не так мне труда много будет учинить в домашних порядок, как в моем развращенном духе, и отвратить помешательство которое вы учинили в моем спокойствии. Я вас уверял что вас могу простить, а с сестрою и с моими служителями не могу смирится, надобно кому нибудь из них отомщение мое почувствовать.
"Я не сумненно надеюсь что вы худо обо мне толковать и поносить не будете как столько, сколько надобно вам для своего оправдания; в таком случае я хочу чтоб вы меня винили, и согласно сам винить себя буду, для тово что я ныне и всегда
Тот которой вас любить и счастья вам желает.»
«Вот какое было ко мне письмо от любезного моего господина. "Вижу любезная Памела, что мне не преодолеть горячность моей любви к вам, не мог я противится желанию по отъезде вашем читать всечасно письмы ваши, но когда усмотрел безчеловечные поступки против вас госпожи Жевкес, после несчастливой не удачи вашего предприятия, терпение ваше от ран и болезни, при том же сожаление обо мне слыша как я было утонул на охоте, в такое время в которое смерть моя должна была вас обрадовать, лишая всех страданий, когда я видел ваше приятное рассуждение, что вы не можете меня возненавидеть со всем моим к вам немилосердием, и признавались в том с таким услаждением, что я надеятся не могу со временем заслужить любовь вашу. Все сие видя раскаялся с вами разлучася, свидетельствуясь в том, что мои намерении, ныне ни чего не справедливого не имеют, да еще и противное может быть мнению вашему содержат, приятной голос ваш как вы со мной прощались и благодарили за то, что я кричал на госпожу Жевкес и ныне еще в ушах моих твердится. Я по отъезде вашем скоро спать лег но всю ночь не мог заснуть, в два часа встав с постели, велел Томасу оседлать лутчую мою лошадь и написав письмо приказал скорей скакать за вами.
"Позвольте любезная Памела, Роберту оборотить оглобли, возвратитесь ко мне письмо сие прочитая, я бы сам поскакал к вам только истинно слаб очень, и болезнь моя произходит от разлуки с вами. Ныне чувствую совершенно что вы, любезная Памела мною владеете, и будете владеть всегда гордости моей в досаду, вы не можете вздумать как много меня одолжите ко мне возвратяся; а при том естли не будет на то вашей воли, ни какова принуждения вам не будет, что вы и в письме моем к Кольбранту можете увидеть, которое я для тово нарочно и не запечатал. Не допусти возлюбленная меня гнатся за вами до самого родителей ваших жилища: ибо не возможно мне ни минуты без вас жить на свете.
