У него сегодня был плохой день. Нет, ужасный день.
Он ехал по бесплодным дорогам, освещенным лишь лунным светом и багровым пламенем фонарей на крыльце, усеявших сельскую местность. Над дорогой висел тусклый оранжевый гул, который противоречил резкому лунному свету. Ему казалось, что тени предметов цепляются за своего хозяина, но в то же время они были разбросаны во все стороны от фонарей.
Странное кислое чувство гнило в глубине его желудка, он одновременно ничего не чувствовал, но в то же время ощущал все. Он прокрутил все это в голове. Что пошло не так? Ему казалось, что он снова попал в зону боевых действий. Но на этот раз он был совсем один. Не было ничего. Ее одежда, фотографии, милые пустяки, которые только и делали, что напоминали ему о горьком уколе ее ухода. Он знал, что это произойдет, он чувствовал это, когда просыпался. Но ни отчаянные мольбы, ни последние просьбы не могли вернуть ее. Однако он понимал, почему. Он не был плох с ней, он старался не спорить, не повышать голос. Но в то же время он не мог быть тем, чего она хотела, в чем нуждалась. С тех пор, как она появилась, он стал похож на самого себя. Сначала она пугала его, черная мгла с ее острыми, но в то же время всепоглощающими зубами.
Туман следовал за ним, куда бы он ни пошел, как тени следуют за мастером в свете фонарей вдоль дороги. Бывало, что он задерживался позади него, давая ему достаточно места, чтобы отдышаться и, может быть, забыть о своем присутствии на краткий миг, чтобы затем неизбежно снова ощутить его мягкие объятия. Бывало и так, что оно цеплялось за него, как бешеный клещ, отчаянно питающийся пищей. Сегодня был один из таких дней.
Пока он ехал, туман не отставал. С каждым нажатием на педаль он видел, как между ним и холодным туманом увеличивается расстояние. Он чувствовал себя истощенным, лишенным всякой потенциальной надежды, о которой он когда-либо мог мечтать. Могла ли она видеть это? Когда она лежала рядом с ним ночью, могла ли она почувствовать это? Он всегда старался изо всех сил скрыть это. Может быть, обнимая туман, когда он поглощал его, он мог бы научиться контролировать его, но когда еще человек мог контролировать вездесущность тумана? Он думает, что она могла видеть его, если не физически, то ощущать его присутствие. Возможно, она воспринимала его не как туман, который сидел рядом с ним, а как присутствие, которое было просто частью его. Но это не имело значения. Она ушла, и он должен был остаться один.
Он оглянулся: туман набирал скорость. Оно приближалось к нему. Годами он пытался принять его холодное прикосновение, но сомневался, что сможет сделать это снова. Годами он терпел ее постоянное присутствие, когда она шептала ему на ухо. Годами ему приходилось освобождать место для ее компании, с тех пор как она появилась на похоронах его отца.
Он смотрел вперед, отягощенный приступами паники, зная, что скоро ему придется сбавить скорость. Часто он ездил по этой дороге. Каждый вечер после работы, поздно ночью, переходящей в раннее утро, он ехал по этой проклятой дороге. Каждый вечер одна и та же рутина, каждый вечер один и тот же туман. Заблудившись в своих мыслях, ему пришлось вернуться к реальности, чтобы свернуть на обочину и объехать изуродованный труп оленя. Убийство на дороге. Под действием адреналина, на одно мгновение, одно сладкое мгновение, ему показалось, что он забыл о тумане. Он продолжал ехать. Он действительно приближался. Сам туман, казалось, был в гармонии с его сущностью. То, что когда-то было незваным чужаком с властным присутствием, соединилось с его сущностью. Это была часть его самого, и он не мог надеяться освободиться от нее.
Впереди пролегало железнодорожное полотно. Ветхое дерево усеивало гравийный пол, непрерывно избиваемое огромным весом металлической стали, перевозившей тонны угля. Два красных фонаря начали мигать в медленном ритмичном ритме. Попеременно включаясь и выключаясь. Включаются и выключаются. Включаются и выключаются. Машина начала замедлять ход.
Пот выступил у него на лбу, когда он посмотрел назад и увидел, что туман позади него набирает скорость. Он не мог этого сделать, не сегодня. Нет, ему нужна одна ночь в одиночестве. По-настоящему одна. Он изо всех сил надавил на педаль газа. Машину дернуло по трассе, как рыбу вытаскивают из воды удочкой. Но было слишком поздно. Туман окутал его. Кусая без пощады. О Боже, он чувствовал это глубоко в своих костях. Холодные зубы словно металл разрывали кость от плоти. До его ушей донесся крик, чужой крик. Он чувствовал боль, но это уже не была тошнотворная кислая боль. Эта боль была настоящей, очень настоящей. Его крик слился воедино с воем трескающегося металла, плачем поезда, удушливым туманом, создавая катастрофический искаженный хор. Адский хор вырвался на свободу, скрипя на каждой ноте и гармонизируя свою жестокую мелодию.
Но в один момент все исчезло. Крещендо стало стихать, круг в форме луны, излучающий флуоресцентный свет, охватил его, и в этом свете исчез туман. Он был спокоен, да; наконец-то он был спокоен.
Эти контрастные огни, оранжевый гул крыльца, восковой покров лунного света и этот всеохватывающий флуоресцентный круг слились в один прекрасный ослепительный луч. В этом свете больше не было ни тумана, ни его самого. Только простое удовольствие от одиночества, настоящего одиночества. Его последнее желание было исполнено, и он ушел в себя. Все мучения, все вопросы, все болезненное онемение, которое проклинало каждое мгновение бодрствования, исчезли.
Солнце начало подниматься над полями, покрытыми плесенью. Над каждым домом на этой улице нависло нежное оранжево-розовое небо, приветствуя каждый значимый момент пробуждения, который должен был наступить в этот день. Люди должны были проснуться, почувствовать и испытать. Черный туман не преследовал их здесь. Один из таких людей поднялся с постели в своем собственном темпе. Никакая властная ответственность не заставляла его подниматься и вступать в день, он был хозяином своего расписания и своих решений. Поднявшись, он вышел на улицу, чтобы поприветствовать теплое солнце и его прохладный ветерок. Он вздохнул, сегодня был хороший день. Он хотел выпить кофе, но это могло подождать. Он посидел еще несколько мгновений просто так, без обязательств, без каких-либо желаний, без каких-либо конкретных мыслей. Он просто был. Затем начался обычный утренний режим, но он не возражал. Ему нравилось то, что он делал, он ухаживал за полями только ради собственного удовольствия и счастья; как еще он мог вставать с постели каждое утро? Спустя какое-то время, он не мог вспомнить, сколько прошло, он посмотрел на дорогу, которая проходила мимо его дома. Поезд обычно приходит примерно в это время, но отсутствие свистка внушало опасения. Фермер осмотрел горизонт и увидел неестественную глыбу металла, окрашенную в коричневый цвет. Он осторожно приблизился к зловещей груде, она была бессмысленной. В этом не было никакой причины. Этот бедный человек, этот собрат человека, навеки заключенный в руины собственного изготовления. Намеренно или нет, размышлял фермер, это была бессмысленная и трагическая потеря жизни.
Он вернулся к своему дому - куча никуда не делась - и вызвал полицию, чтобы посмотреть, как они выполнят роботизированную процедуру. Трасса закрылась на некоторое время, но вскоре неизбежно открылась вновь. Машину отбуксировали, а тело увезли. Трагедия попала в новости, но лишь на время.
После похорон она пожалела, что оставила его. "Боже, - думала она, - это все моя вина".
Медленно, словно по команде, чтобы сделать свое неизбежное прибытие, тусклый онемевший черный туман начал просачиваться из нее и цепляться за нее, когда она села на пол, чтобы поплакать...