От автора
25 декабря 2021 случилась театральная премьера моей первой пьесы, интерпретации пьесы Горького "На дне". Режиссёр попросила дать ей ещё что-то из моих пьес чтобы поставить на сцене, так как эта версия оказалась "очень многогранной". Сегодня публикую впервые за много лет свой текст на просторах интернета, впервые на Дзене. Публикую первую часть, другие чуть позже. Если зайдет, буду публиковать и другие свои не коммерческие работы. Итак, поехали.
Алая роза, почти как у Кейва.
Я любил в жизни дважды — я имею в виду, по-настоящему, — и оба раза был убежден, что все это навеки и кончится только с моей смертью; и оба раза это кончилось, а я, как видишь, не умер. Гессе
Пожалуй, эта история пропитана насквозь музыкой. Главные герои повествования музыканты, я не могу не говорить о музыке, касаясь тех чувств, о которых пишу у ТАКИХ людей. Максимальный предел, до крайности натянуты струны души персонажа. О чём ещё говорить? Можно включить Ника Кейва, короля современного декаданса, он знает куда мы сегодня пойдём.
Николаю Горькому было тридцать, когда эта история случилась с ним. Музыкант, организатор, крайне декадентский персонаж - романтично пропитанный музыкой, страстью к своему делу. Но нет уже той наигранной печали, что бывает с подобными персонажами в юности, печаль кажется вовсе не его чувство сейчас, нервишки, срывающиеся в моменты, когда что-то идёт не так, пожалуй да. Он полон сил и методом научного тыка и бесконечной практики двигается к чему-то, чего хочет до глубины души. Он полон любви к своим первым поставленным спектаклям, но всё же никак не выходит сделать то, что хотелось больше всего. Работа обязывает делать шоу для повышения продажи еды. Еда и музыка, как бы не спорили ресторанные критики, – явления из разных областей. Музыка может сделать вкуснее что угодно в нашей жизни, но еда не способна сделать музыку лучше или приятнее. В любом случае, всё это намного ярче и теплее, чем пятилетний перерыв на холодную и бездушную коммерцию и продажи. И сейчас тот момент, когда он вернулся к искусству. К тому, от чего ушёл. Хочется много. Голод прекрасного прожигает насквозь. Хочется. А больше всего…
Хочется мюзикл. Примеряет свои наброски на произведение эстонского автора Андруса Кивиряхка «Ноябрь, или Гуменщик». Найти человека, который бы посмотрел фильм по этому произведению ,кажется нереально сложно. Слишком уж много метафор, тяжести, скорби, мучений и яркой трагедии в конце. Человек, познавший концовку этого произведения, становится другом, настолько редким, что, кажется, невозможно встретить таких людей. С самыми близкими в этот год он обсуждал неоднократно произведение Платонова «Котлован». Прочитал и не сам кому-то говорил о нём, а друзья, встречаясь с ним за бутылкой принесённого в гости двадцатилетнего виски, говорят об этой истории русского классика. Ох, только они способны понять «Ноябрь». Ему кажется, что нет на свете женщин, способных проникнуть настолько глубоко в шкуру главного героя Платонова, кажется, нет в мире женщин, способных проникнуть в такое сложное и глубокое произведение как «Ноябрь». Нет у него друзей настолько близких из женщин, кто мог бы помочь сделать эту историю, пропитанную поистине люциферианским духом. О свободе духа и родственной связи сквозь жизнь любого живого создания. Нет в его истинной жизни женщин. Это терзает Горького, его музыка специфична и субкультурна, хочется сделать её для более широкой аудитории, чем для субкультурных мрачных маргиналов. И хочется. Хочется родить наконец то, от чего прожигает насквозь, да стынет кровь в жилах, отдаваясь конвульсиями в скручиваемые ужасом душевных мук конечности каждого.
Январь 2020-го. В своём уездном городе, где он находится в это холодное время года, перебрал уже десяток знакомых отличных вокалисток для главной женской роли прописываемого мюзикла. Нужна вокалистка, что сможет вдохнуть жизнь и чувство в эту историю, положить текст на музыку. Но… Но никто не может досмотреть «Ноябрь», не то что прочитать. А две прочитавших отказались сразу. История, говорят, не близка и противоречит их мировоззрению. Что остаётся при таком раскладе? Искать. Искать среди мрачных субкультурных музыкантов. Стоунер, дум, пост блэк, трип хоп. Снова приходится возвращаться туда, откуда и сам пришёл. Пришёл на коммерческую сцену. Туда, где для него нет расстояний и границ, потому что нужных людей в это время стало мало. Мало того, хотя бы встретить такого трушного персонажа, что нужен сейчас, кажется, можно только в Бирмингеме или Петербурге.
Строки сейчас звучат сухо, хочется сделать их на английском, а текст всё никак не ложится на материал. Никак.
20-е января, спустя несколько месяцев поиска, кажется, нужное найдено. Московская группа с девушкой на вокале. Группа «Петля», post black. Ярко выражены джазовые навыки в манере исполнения голоса группы, гроулинг хорош, но он не нужен. Нужен голос, чувственный и болезненный, болезненный настолько… как тот, что звучит уже неделю в наушниках каждый день.
Сообщение:
- Привет! Мы играем дум и я пишу сейчас с ребятами мюзикл для постановки его на сцене, нужен человек, который сможет поставить голоса вокалистов и сам выступить на сцене с командой. Неделю как слушаю «Петлю», музыка и твоя работа впечатляют. Думаю, ты тот человек, которого я искал.
Ответ был не скорым, поступил около трёх часов утра:
- Привет! Тема интересная, но, кажется, ты не из Москвы. Как это возможно? Тебе понравился гроулинг?
- Нет, мне нужен только чистый вокал. Ваша лирика построена на произведениях Кафки, мне понравилось, как ты передала эту безнадёжность на записи. Это потрясающе. При необходимости я могу привезти тебя на репетиции или привезти группу в Москву.
- Чистый вокал? Я в теме! Я закончила Ордынку и школу при Гнесенке на вокального руководителя, мне есть чем поделиться в этой работе. Мне интересно…
- Ознакомься с произведением, по которому ставим историю «ссылка». Если хочешь быстрее проникнуться, есть потрясный фильм «ссылка».
- Ок, ознакомлюсь и отпишусь.
Кира, так её звали. Кира имела действительно лучшее эстрадное образование вокалиста, которое можно получить в нашей стране. Она была младше его на шесть лет. Но опыта работы на сцене, казалось, настолько много, что огромный experience Николая до творческого перерыва казался чем-то даже близко не стоящим. В 16 лет она «рвала» сцену хардкором на стадионе Динамо в Москве на разогреве безумно известной американской альтернативной команды. Гастролей в её жизни практически не было, пара концертов в Петербурге и всё остальное локально в её родной Москве. Они обсуждают песни и тексты Александра Вертинского, постановки мюзиклов «Граф Монте-Кристо,» «Тетрадь смерти», их музыкальную составляющую.
Переписки стали всё чаще и чаще. Страсть закипает в этих бесконечных разговорах. И вот они оба засыпают вторую неделю с телефонами в руках, продолжая бесконечные разговоры. Она посмотрела «Ноябрь», говорит, что он её вдохновляет. Он предлагает ей встречу в середине февраля на студии, чтобы вдвоём разобрать наработки из студии города Ч. Она предлагает ему прийти на концерт «Петли». Горький согласен и ждёт этой встречи.
Ночь на попутной машине, никакого сна. Ожидание и предвкушение следующей ночи на концерте, знакомства с ней.
Утро отзывается в теле продрогшими коленями и желанием бежать в уборную от холода февраля. Завтрак в настолько знакомом Горькому кафе на Покровке, что официант задаёт вопрос – «Как всегда?». Чуть больше полугода он не был здесь, но этот жест ощущается бесконечно приятным, и Москва становится сегодня теплее, чем за всё то долгое время, что он прожил в этом городе и уехал заниматься снова концертами. - «Да, куриный бульон, брускета с лососем, тёплый салат и крепкий эспрессо». Сегодня для него этот завтрак приятнее, чем тогда, не только из-за тоски по Москве (которой не было), сейчас он не так часто может позволить себе ходить по таким ресторанам.
Следующий шаг - выставка тканей 20-30-х годов в музее Москвы, там вместе с ним будет старый друг. Орнаменты и безумные работы супримитивистов. Часы хождения по музею. Часы увлечённого разбора, обсуждения отдельных моментов рисунков, Гугл не гаснет на экране телефона Николая. Михаил один из тех не многих друзей, что говорит о Платонове. Он не знаком с музыкой, подобной той, что делает Горький, друг инженер-разработчик оборонки, преподаватель физмата Бауманки, на один день старше нашего героя. Николай никогда не стремился своим друзьям со сложившимся музыкальным вкусом показывать то, что любил больше всего в его любимой музыке. Но сегодня они вместе проследуют на концерт, о котором говорила Кира.
Дальше друзьям пришлось разойтись на несколько часов, в восемь начало концерта. Товарищ должен уделить время семье.
Николай, как и в худшие годы жизни в Москве, начинает бродить по городу, каждый угол центра настолько знаком, что усталость и отсутствие сна отзываются флэшбеками, схожими с галлюцинациями. В некоторые моменты ему кажется, что ещё немного и он упадёт от усталости и заснёт на ближайшей остановке у памятника Достоевскому у библиотеки имени Ленина. Время стало тянуться, час как три. Жуткий холод, высокая влажность. Талый снег под ногами и темнота.
Часы говорят, что концерт уже начинается и нужно поторопиться во дворы где-то за Таганской площадью, во дворы, где есть что-то похожее на двор-колодец. Там сегодня концерт «Петли». Они играют третьими, ожидается всего три группы. Снова встретившись с другом, бредут, беседуя о каких-то простых и понятных им вещах по направлению клуба.
Тёмный обшарпанный двор, окрашенный много лет назад в жёлтый, грязный в этот момент до самого мрачного образа Петербургского двора-колодца, яркие цветные флажки, развешанные невысоко над головой, не создают всё же никакой радости, какие-то яркие граффити. Откуда-то сверху доносится музыка. Место, где сегодня будет концерт, называется тоннель, он на третьем этаже. На первом этаже бар крафтового пива. На втором какой-то бар, который закрыт в это время.
- Привет, я подошёл. Ты уже здесь?
- Я ещё еду, можешь подождать меня там, я еду.
- Ок. Я с другом, мы будем в баре на первом этаже.
Уютный бар, бородатые молодые татуированные бармены. Тёплый ламповый свет, звучит какое-то ска. Кресла и столы аккуратные и кажется, будто только вышли новыми из магазина советской мебели. Перед входом верхняя одежда остаётся в импровизированном гардеробе, сделанном, похоже, из бывшей дворнической.
- Миш, пойдём посмотрим, что там на верху, пока Кира едет.
- Да, погнали.
Вход на концерт, естественно, платный, но друзья проходят спокойно внутрь, не доставая кошельков. Играет post-black группа, название сложно вспомнить. Да и не важно оно, так как оно вместе с музыкой забываются через секунду. Николай оглянулся и всё ему стало привычным, но совсем не радующим. За последние полгода работы с ночными клубами в своём родном городе он отвык от уровня московских заведений. Точнее от отсутствия какого-либо уровня. Хотя то же самое преследует рок-музыку по всей России и мире. Это там, в свете ярких софитов, используется ушная мониторная линия, чтобы музыканты слышали всё на сцене. Здесь же…
Небольшое помещение с невысоким потолком. Стены выкрашены в чёрный цвет. Невысокая сцена всё же позволяет видеть музыкантов в забитом людьми помещении. Судя по всему, здесь сегодня чуть больше пятидесяти человек. Накуренному организатору уже безразличен вход и новая публика, гашиш крепко схватил его в направлении своего внутреннего голоса и нагнетающей музыки. Из освещения в зале только проектор, и маленький прожектор на сцену. Из звука только бэк лайн, усилители, гитарные кабинеты, потрёпанная барабанная установка со звуком бочки, выведенной в то, что здесь должно быть называется «линией». Вокал звучит через какой-то невнятный динамик единственной колонки, подвешенной на цепях в правом верхнем углу сцены. Это и есть линия.
-Ладно, идём вниз. Там поуютнее будет, пока ждём Киру. Выпьем пива. Как тебе музыка?
- Знаешь, прикольно. Мне нравится, никогда такого не слушал, тем более вживую. Идём.
Вкусный кофейный стаут был разлит по бокалам, пьётся медленно. Аккуратно и поглощая своим крепким вкусом, придавая вкус разговору со старым товарищем. Ох! Да тут же старый товарищ Горького! Алексей, лидер и вокалист второй группы, играющей сегодня на этом концерте. Когда Горький только переехал в Москву много лет назад, Лёша разошёлся с женой и жил месяц в комнате Николая, их знакомство тогда обрело форму крепкого мужского товарищества, но никак не близких друзей. Алексей в тот момент решил полностью изменить своё отношение к музыке и фактически стал первым, кто стал делать качественный и хорошо оформленный во всех смыслах post black в Москве. Сейчас они часто выступают с «Петлёй» в одной связке. Кажется, даже нашёл «Петлю» по ссылке одного из концертов группы Лёши. Лёша был со своей девушкой, ребята стояли вчетвером в этом баре, общались и пили пиво, когда пришла Она..
Чёрные густые волосы, естественно завивающиеся на круглом лице с правильными, античными носом, губами, глазами. Казалось, за секунду взгляда до её заветного «привет» он разглядел в ней всё, что мог бы увидеть на долгие годы вперёд. Она была именно той, кого ждал, казалось, всю жизнь.
Общение шло сначала не очень, но пиво, как смазка для разговора, раскачало беседу. Уже втроём, они говорили про какую-то ерунду, про кошек, про пиво и про автомобили. Алексей уже готовился к выступлению со своей группой на сцене.
С замиранием сердца Горький стоял перед сценой, на которой стояла она. Её голос и не самый уверенный взгляд как будто признавались ему в любви. Она смотрела со сцены в его глаза и, казалось, весь мир перестал существовать для Горького и Киры. «Боли не будет. Закрой глаза, мёрвые люди в ожидании Сна, сна, сна...»
Выступление «Петли» было прервано после третьей песни. Резко включился свет в зале и так же бесцеремонно отключен звук на сцене. Администрация заведения прекратила мероприятие, аренда помещения закончилась. И, уже расталкивая удручённую публику, шёл диджей с контроллером Pioneer. Музыканты, казалось, убиты таким ходом дел. Ну что ж. Это жизнь, это post black.
Распрощавшись со старым другом, Горький и Кира отправились на её машине кататься далеко за город. Говорить, бесконечно долго говорить. Делиться идеями и своим состоянием.
В обед следующего дня Николай лежал на алой простыне, обнимаемый этой девушкой, ему казалось, что весь мир перевернулся и этого не стоило делать… но стало настолько горячо внутри у обоих, что проснулся Везувий их чувств.
Он прочитал ей строки, что только что вышли из его уст потоком образов:
Мы задыхаемся в алом куполе
Руки и ноги сводит безумное чувство слияния
Меня поглощают галлюцинации,
Мне хочется чтобы ты их так же видела.
Я говорю тебе, как вижу картины Малевича
Фигуры с углами цветов темного Спектра движутся
Движутся
движутся, квадраты и ромбы
Синие
Красные
Алые
На фоне чёрном намазанном масленой краскою
Открываю глаза...
вижу тьму и слышу дыхание
Сердце ломается темпами прогрессивными
Глаза опять закрываются
Вижу как будто пристани,
огромное море под темными тучами плещется
Мы эта самая пристань что тонет под волнами дикими
Сводит с ума меня цвет нашего купола
Алый, черный, золото
Купол, шатёр
Шатается, давит воздух
Вижу небо над нами серое
Мы монолит бетонный под снегом
В Колизее разрушенного здания
Мы за обочиной
Мы и под куполом
Наше пространство настолько велико,
Что воздух съеден весь нами и нашей тысячей
Мы миллионные, тысячные , двое, единые.
Цвет, пространство, место... Какая разница?!
Алая роза ты. Хочу задыхаться от вида тебя единственной.
Запаха, голоса, сердцебиения.
II
Роман Николая и Киры развивался стремительно, она переводила наброски текстов для мюзикла. Прикидывала их на музыку, они стали кататься друг к другу каждую неделю хотя бы на два дня или одну ночь вместе. Пока она не сказала, Николай и не заметил, что группа, которую он возрождал для написания материала, трещала по швам. В работе шёл подъём, яркие шоу поднимались на новый уровень, публика удивлялась и поражалась, как творческая группа Горького придумывала и выкручивалась по три дня подряд новые шоу, не имея времени на подготовку. Посвящённые же в действие знали, что бюджета практически не было, то, что происходило, было действительно чудом.
Кира же ночами садилась в свой «ниссан» и мчалась по пустынным дорогам Подмосковья, слушала музыку и была наедине с собой. Что она делала в своих поездках, это было её тайной. Всё остальное время она спала.
За короткое время она познакомилась с его родителями, познакомила своих родных с ним.
Её растили как рок звезду, но что-то пошло не так. Как будто что-то в ней сломалось в подростковом возрасте и главным в жизни для неё стало быть независимой от тех, кто более сильный. Например, от отца. Мама её умерла и только с бабушкой и дедушкой она поддерживала связь. Что она любила? Любила музыку, крепкие сигареты, автомобили. Говорила, что разбирается в них. Но приоткрою вам один секрет, Николай в Москве пять лет занимался автобизнесом и ни одна современная машина не представляла для него ничего из себя, кроме как средство для оборота денег. Любить автомобиль? Пожалуй, можно полюбить свой первый автомобиль, но никак ни десяток и не сотню, так он считал. Она знала, чем её молодой человек занимался в Москве до их знакомства, но он молчал, слушая бред о преимуществе одних марок над другими среди однотипных бюджетных ТС. Молчал потому, что старался быть аккуратнее и не задеть её чувств. Но что-то однажды пошло не так.
Случилась какая-то неведомая морь. Карантин. Города закрывались моментально. Все концерты и массовые мероприятия в момент были запрещены. Рестораны закрылись. Николай пришёл на работу к своему шефу, но тот рассмеялся и послал, денег нет – сказали ему. Они виделись в последние дни марта. Москву, как и многие города, очень быстро закрыли. Он просил её приехать и остаться с ним, условия были не сказочные. Он искренне верил, что сможет что-то сделать вместе с ней достойное и пойти вперёд даже за это жуткое время. Он верил в её слова верности и любви, верил, что она та, что поняла до глубины суть «Ноября». Но сам он не хотел ехать в Москву, в его родном городе он знал сотню людей, что могли помочь и дать оборудование, помощь, чтобы сделать наконец что-то, чего хотел его дух. Он знал, что её районы панельных пятиэтажек требуют только добычи еды и тут уж никак без длительной подготовки не получится думать о творчестве, а подготовки не будет. Будет снова сырой автобизнес. При всём раскладе он понимал и её, но чем больше хотел верить в преданность, тем больше росла иллюзия и градус накала внутри.
13-е апреля, она становится первой женщиной в жизни, пославшей его в самой грубой и некультурной форме. Впереди пять месяцев страданий и боли. Боль окончательно удалось заглушить алкоголем и музыкой. Музыкой, проросшей лишь в сентябре сквозь запреты на вечеринки в гаражах на окраине, за химическим заводом. Там, где это было непостижимо уму, собирались толпы молодёжи. Но это уже другая история.
15 мая. Горький пытался заговорить с Кирой, он не верил, что можно просто так разорвать то, что было. Длинный телефонный разговор разбивал лицо и его состояние до самого неописуемого ступора.
Земля уходила из-под ног, его накрывало чувство сожравшей лжи заживо. Лжи и какой-то трусости, трусости, но не его.
- Ты не понял? Всё кончилось ещё месяц назад. Я хотела бы с тобой построить дружеские отношения, но, похоже, сейчас это невозможно…
Это увлекательно жуткое приключение.
Такой боли и нескончаемого страдания ещё не было. Он хотел остановить своё сердце. И проклинал Киру за обман, лживую душу. Гравированный змеями тонкий клинок Кизляр лежал в руке лежащего на полу Николая. Слёзы лились ручьём, расчерчивал трясущейся рукой на животе тонкие почти незаметные царапины. Иногда заставляя чуть задеваемые капилляры кончиком ножа выпускать почти не заметные как роса зерна крови. Хотелось выйти из этого дня, забыть каждую минуту всей своей жизни оттого, что этот предел ощущений казался высшей формой жизни в ее проявлении. Это развязка. Клинок поднялся над животом. Рука уже крепко сжимала рукоять из рога дикого зверя. Вторая рука обхватила рукоять. В голове кружилась мысль - да, наконец, это тот самый момент. Вряд ли возможно что-то еще. «6-е июня. Везёт мне в этот день».
Глаза закрываются. Нож снова лежит на полу, руки раскинуты в стороны…
Я умер? Пожалуй… да. Что теперь? Ничего? Ок, я готов.
Минуты тянутся как часы. Стрелки часов идут медленнее и медленнее. В тишине комнаты, объятой сигаретным дымом, раздаётся звук уведомления социальной сети. Он тянется к телефону – Кира подписалась на его страницу.
21 июня. Не пострадав в чудовищной автокатастрофе, он отправляет ей огромный букет алых роз, она долго не открывает дверь курьеру, не берёт трубки. Когда курьер дозванивается, Кира говорит что её нет дома – курьер договаривается оставить букет у двери. Горький пишет, что это от него, она отвечает – «Неожиданно. Спасибо.»
10 июля. Она сбрасывает ему фотографии десятилетнего Jaguar,стоящего где-то в лесу.
- Ты смогла поменять Ниссан на Ягуар?
- Нет, жука не продать. Мне даёт покататься один деревенский парнишка.
Голова тяжёлая, веки кажутся неподъёмными. Слева находится окно, не хочется его видеть. Закрыть глаза? - Не знаю. - Что там во сне? Кажется, белая пустота. Пушистая, нежная. Глубокая как одеяло. Закрывай веки. Спи. Никто не позвонит, некуда торопиться. Тебя в принципе нет и не нужно быть. Никто не спросит, да и некуда идти и незачем. Счастье? Возможно. Очень мимолётное такое. Пожалуй, лучше спать дальше.
Николай лежал на большой стальной кровати стоящей возле окна комнаты, в полудрёме пытался скрыться от самого страшного и докучного собеседника. Себя.
Интерьер не говорил о каком-то стиле жильца комнаты или его вкусе. Комната напоминала узкий коридор с высоким потолком. Основной цвет стен был близок к золоту или латуни, так что вобед, когда солнце поднималось высоко, помещение наполовину заливалось тёплым светом и становилось чем-то необычно светлым и приятным. Шторы и соседний балкон за окном не давали заполнить площадь естественным светом на сто процентов. Но, когда он всё же заходил, становилось ясно, что пыль заполняла большую часть помещения кроме рабочих зон вроде стола.
Большой деревянный стол, сделанный его руками, какие-то ковры на стенах, оборванные обои, цветы на подоконнике, стеллажи с бесконечным количеством книг и дисков с музыкой, гитарная аппаратура и одна одинокая картина на стене прямо перед его взором.
На картине изображён иллюминатор корабля, очевидно, идущего во льдах Антарктиды или Северного полюса, возле него во тьме чуть заметно лежат шкурки мандаринов, яичная скорлупа и несколько не съеденных ещё фруктов.
Эта комната в моменты тишины казалась ему порталом в потусторонний мир фантазий, он уходил в него, находясь за столом и работая над какими-то мелкими постановками, сценками, рисуя раскадровки для клипов и фильмов, прописывая бюджеты и строя бизнес-планы своих проектов. Бесконечное количество мыслей уносило его в моменты, когда лежал на полу и смотрел в потолок, когда просыпался, когда был здесь один. Практически всё время он был в этой комнате один. Количество вещей раздражало расшатанную психику, вещи, доступные взору, они были везде – бесили до невозможного. Они нагоняли тучи воспоминаний, о которых не хотелось думать. Жил не один, оттого и приходилось мириться с любовью родных к вещам.
Так вышло, что начинаемые им проекты в карантинное время проваливались на моменте, близком к старту. Команды рассыпались под взором искренности и его веры в общую цель создать доступный и нужный продукт, который приносил бы не только деньги, но и пользу обществу. Все инструменты, казалось, лежали перед ним, но каждый, кто приходил в проект, хотел чего-то лично от него, но не бизнеса.
Творческие проекты, побольше чем небольшие еженедельные перформансы и собственные пьесы из стихов, танцовщиц, актёров и кабацких музыкантов, замораживались под весом горы каких-то нелепых и неожиданных обстоятельств вроде того же карантина из-за какой-то якобы очень страшной болезни. Карантина, что заморозил большую часть не только театров, ресторанов, но и всей экономики страны. Так вышло, что в очередной раз в своей жизни он оказался на обочине.
Очередное утро конца июля он лежал в своей кровати, пытаясь спрятаться во сне от самого докучного попутчика. Себя.
В голове снова прокручивается мысль – «она променяла его на старый ягуар». Какая бедность души, ездить на старом автомобиле за 800 тысяч рублей и тратить на него больше сотни тысяч в месяц, львиной части зарабатываемых денег». Ему эти машины были знакомы не понаслышке, с этими машинами была связана его работа в прошлом не один год. И вот он столкнулся с той самой гнилой душой, что презирал всю свою жизнь. Тревога, потерянность и усталость.
26 июля. - «Поганая привычка курить в кровати, поганая привычка курить дома. Отвратительно. Свежее постельное белье лишилось свежести в момент». Никогда раньше он не позволял себе этого.
- «Очередное утро, лежу в кровати, курю. Голова повёрнута на подушке в левую сторону. Смотрю в окно, там дождь. Мне даже радостно от него. По небу ясно, что светло и солнечно сегодня вряд ли будет. Люблю раннее утро и позднюю ночь. Дома тихо только в это время. Ну и сейчас, похоже, время около половины четвёртого утра.
Душно, август подходит медленно и не очень приятно. Но я получаю удовольствие от мгновений. Осталось как будто не много.»
Музыка, концерты, тусовки, алкоголь и всё, что он запрещал себе яро в последние несколько лет, снова ворвались в жизнь. И в огромном количестве. Этого становилось настолько много вокруг, что, учитывая запреты и закрытые рестораны и клубы, он становился неприкосновенным и очевидным сценаристомразврата, дебоша и стиля всего своего города. Мимолётно собирается компания, с которой они оккупируют рестораны для празднования придуманных праздников и дней рождения едва знакомых людей. Кажется, каждого Горький читает насквозь, стоит поднять взор, как человек неугодный его уровню искренности получает жуткую речь о себе. Стоит прохожей девушке проявить интерес к нему, он развязывает ей язык на признание своей лжи и топчет её в её же откровении, доводя до жуткой истерики.
Каждое утро - боль. Боль, пожирающая всё живое внутри.
В начале сентября он снова садится за клавиатуру настолько родного фортепиано, что в эти минуты, закрывая глаза, ощущает, как будто самая большая любовь его жизни вернулась к нему. Он снова летит в грёзах разливающейся по залу закрытого ресторана печальной мелодии Рахманинова. Солнечный свет снова заливает запылённое и прокуренное нутро грудной клетки.
III
Прошёл год. Николай Горький снова двигается вперёд, вокруг ночная тишина и тонны любимой и новой музыки, льющейся в кабинете инженера, кем он неожиданно для всех и является где-то на побережье Чёрного моря. Стремление навести порядок в длинном, но не сложном уравнении системы работы отдела увлекает его, погружает в медитативное состояние. Денег категорически не хватает, работая ночами два через два, ввязывается в ещё две работы. Всё ощущается возможным, хочется наконец построить свой дом, есть ощущение с кем. Но иллюзий питать уже не намерен, всё движется сложно, но постепенно. Музыка и инструмент заживляют бесконечный голод, проевший дыры в душе музыканта долгим отсутствием работы в коллективе.
Работы становится больше с каждым днём, предлагают повышение, активно торгуется. Какие-то командировки. В редкие выходные катается гидом по горным озёрам и девственным эвкалиптовым рощам на морском берегу. В эти дни солнечный свет и поэтичность моментов подхватывают залётные в его сети обстоятельств друзья знакомых, приехавших на несколько дней в осенние недели на побережье. Виртуозно манипулируя случайными попутчиками, он проводит опекаемых в путешествиях людей сквозь блок посты и вовсе закрытые территории горных заповедников. Утром понедельника пьёт ароматный свежий чай на берегу одного из горных озёр с голубой гладью воды. Речь собеседников рядом с ним заражается поэзией, глубокими и осмысленными паузами в предложениях. Горный воздух вычищает осевшее тело от мук, погружая в одну лишь любовь – любовь момента и желания видеть кого-то, кто появился теперь в его жизни, но очень редок сейчас его взору.
Недели сменяются быстро, его родные края и Москва погружаются в осеннюю серость и неожиданно рано наступившие холода. Для него же впервые как будто время и вовсе рассыпалось, работы всё больше и больше. Рабочие марафоны сменяют друг друга. Становится нормой не спать больше часа-двух в сутки на протяжении семи- восьми дней. Мозг невольно начинает бить тревогу, усталость охватывает каждую секунду существования. Главной мечтой ощущается желание спать и выдыхать этот ужас усталости где-то в горах.
Условия диктуют недорогое временное жильё в туристический «не сезон» в каком-то Гостином доме на горе над побережьем всё того же Чёрного моря. Всё реже и реже он видит его в солнечном свете. Кажется, свет теперь настолько редкий гость в его жизни, что встречи с рассветом по возвращении домой, вызывают неконтролируемые приступы агрессии на встречающихся в это время коллег и товарищей.
Одним таким утром, выходя из автобуса, поднимавшего жителей Серой горы на её вершину, Николай получил сообщение:
- привет! Помнишь ты фотографировал меня на плёнку?
- да, конечно.
привет
- можешь отправить мне эти фотографии?
- да, пожалуй. Надо посмотреть что осталось. Я всё удалил.
- я надеюсь сейчас всё нормально?
- да, пожалуй. Время лечит.
- Я этому рада.
Ты живёшь сейчас в городе N?
- да, я живу сейчас в N.
- у меня столько вопросов
как
почему именно N?
Горький не торопился отвечать на вопросы столь ранних сообщений, в ушах играл любимый альбом Ника Кейва, нежность заставляла вслушиваться внимательно в каждое словокороля декаданса. Одно его имя уже отзывалось двумя цитатами из перестроечного фильма – «Только такой не образованный Мурзик как Вы может не знать Бориса Борисовича! Он же Бог, от него свет исходит» и вторая цитата того же персонажа, как антагонист – «а это певец мой любимейший – Ник Кейв».
- сейчас это долго рассказывать. Но опять как-то странно всё вышло, ехал заниматься одним, вышло что-то другое.
- думаю у нас будет момент обсудить всё это. Мы купили тачку на продажу в Краснодаре, я обалдела, когда увидела цветущие розы. Можешь помочь найти жильё в N? Мы приедем на этойнеделе.
On the last day I took her where the wild roses grow
She lay on the bank, the wind light as a thief
And I kissed her goodbye,
said, "All beauty must die"
And lent down and planted a rose between her teeth.
Оцепенение, злость, помутнение и темнота захватили Горького за самые потаённые уголки его духа. Он знал, что теперь ему делать. Это знак. Песня, что не сходит с репиты уже несколько дней, подсказала направление.
- конечно, я снимаю студию в гест хаусе на горе в центе N. Уверен, что-то найти точно получится…
Шёл Ноябрь 21-го года…
- Как странно всё вдруг срослось, у меня выходной. Приезжает она. В первый раз за долгое время я сижу на волнорезе за старым театром. Время немного за полдень, тёплое солнце отливает бликами в отражении на воде. На улице сегодня людно. Ну и что? Нет пути назад.
Сомнение, тревога мучали Николая. Тело как будто отдавало дрожью, похожей на утреннюю реакцию тела на бессонную ночь на рассвете где-то на природе. Он то сидел, то вставал, и, мечась по бетонному волнорезу, усеянному голубями, метался из стороны в сторону, невольно распугивая птиц, поднимавшихся над водой и возвращавшихся обратно. В какие-то моменты останавливался и всматривался в воду, усеянную мелкими рыбками. Ложился и грелся на солнце. Спокойствие никак не приходило, трепет сменялся мрачными думами. Всё это было странно и вызывало вопросы внутри «я же пережил всё это? Как и почему меня беспокоит женщина, от которой во мне ничего не осталось? Что это? Почему?»
Минуты тянулись в часы, Кира писала про то, что задерживается, едет по каким-то серпантинам и восхищается солнечным небом над морем. Он ждал её и писал про место, где ждёт их встречи, «в центре, на волнорезе за Джаз-Клубом на набережной»
Голуби взмывали над спокойной морской гладью. Такого штиля за полгода жизни здесь, казалось, он ещё и не видел. А время тянулось. Он бросил тёплый жилет на бетон, оставшись в толстовке, лёг на самом краю конца бетонного сооружения. Прикрывая глаза, всё та же мелодия кружилась в его голове.
Время шло, тёплый ноябрьский ветер бриза побережья ласково омывал лик Николая.
Спустя ещё долгие, тёплые минуты под солнцем, его дрёму прервала тень, нависшая над ним, он открыл глаза. В солнечных лучах, стоя прямо над его головой, улыбалась его Алая Роза. Ветер развивал роскошные чёрные кудри на её голове. Лицо было свежим и фантазия внутри говорила о давно забытом запахе, теперь сменившимся запахом солёной воды. Ясный взгляд Киры смотрел в глаза Николая. Он прошептал сонно – «Здравствуй». Оперу призрачной тишины продолжил чуть усилившийся звук разбивающейся волны о бетон от прошедшей далеко яхты. Он поднялся и отряхнув жилет, накинул его на себя. Самое неожиданное и блаженное спокойствие с привкусом счастья схватило в самые крепкие объятия душу. Она смотрела на него теперь снизу вверх. Он смотрел глубоко в её глаза. Казалось, ничего больше не существует в этом мире, и они одни остались где-то за пределами всего существа окружающего. Голуби снова окружили их, она ещё раз кокетливо улыбнулась и, сдув с глаз прядь волос, тихо произнесла – «здравствуй». Николай ясно смотрел в этот взгляд, он знал каждый свой шаг и теперь был уверен в моменте, получал удовольствие от этого действа. Взгляд Киры как будто отразил секундное удивление, но теперь, поправив прядь рукой, она обняла его, закрыв глаза. Он чуть опустил голову и бесшумно, медленно, нежно поцеловал её в лоб. В эту секунду в его голове промелькнула терзавшая в последние дни фраза «красота должна умереть», в солнечном луче моргнуло лезвие тонкого охотничьего ножа, украшенного двумя чёрными змеями. Нож скользнул из-за ремня за его спиной и, прижав лицо Киры крепко к своей груди как когда-то страстно в порыве своей безудержной любви, мгновенно прошил как будто масло её живот. Она всхрипнула, попыталась дёрнуться, поднять взгляд к его глазам, но другая рука уже плотно держала её рот, а лезвие, словно самая острая бритва на свете, поднималось выше и выше, разрезая одежду и мягкую кожу. Теплота и что-то, схожее с самым глубоким оргазмом, охватило всё тело возбуждением и трепетом сердца Николая, улыбка на его лице теперь напоминала самого нежного и любящего мужчину на свете. Мгновения длились как будто вечностью, он почувствовал тёплую кровь, наливающую её рот полным. Карие глаза остановились в оцепенении. Зрачки ужасом смотрели в его глаза. Аккуратно, обнимая рукой ее теперь уже за талию и прижимая к себе, аккуратно вытащил нож и прижал окровавленный клинок к внутренней стороне ладони. Медленно-медленно обнимая и прижимая к себе, стал опускаться на колени, аккуратно, словно в движениях самого нежного вальса, теплое тело почти бесшумно скользнуло в стремительно расплывавшееся на всю территорию окружавшего пляжа кровавое пятно. Птицы, гогоча, взмыли вверх в этот самый момент и его душа вместе с ними оторвалась от тела и отправилась в путь того, что теперь его вовсе не интересовало, потому что жизнь в этом свете подошла к своему логическому концу. Наконец.
+++++++
Звонок, незнакомый номер:
- Привет! мы подъехали к дому, подождём тебя у ворот. Проводишь нас в номер?
- Привет! Да, но я буду минут через 40. Я на набережной, мне подниматься наверх. Может быть, заберёте меня отсюда?
- у нас была очень тяжёлая дорога, мой персонаж очень сильно устал и у него какие-то странные психозы начались, мы лучше подождём тебя здесь. После всех этих тоннелей и серпантина никуда ехать не хочется.
- ок, я скоро буду.
Горький медленно поднялся с жилета на бетоне, отряхнул его, накинул на себя и в состоянии, похожем на нирвану, побрёл к автобусной остановке, чтобы подняться на вершину горы, где сам и проживал в тот момент.
Николай никуда не торопился, всё, что он хотел сделать он уже совершил. Чувство наполненности и радости переполняло настолько, что было абсолютно спокойно. Он радовался тому, что мог спокойно проживать свою жизнь, не совершив ничего из того, что подсказывала его тёмная часть души. Ну или почти? ...
Медленно он шёл от остановки по направлению гостиного дома, ну вот должно же, должно было шелохнуться что-то внутри его души в этот момент! Но ничего не происходило, было солнечно, гора вызывала тоску и хотелось скорее сбежать отсюда куда-нибудь в центр. Пить кофе и наблюдать за прохожими, веселящимися, играющими и бегающими по траве детьми этим ноябрьским днём. Но никак не возвращаться днём сюда.
Возле ворот был припаркован старый серый немецкий универсал, водительская дверь открыта, возле неё светловолосый молодой человек. Николай подошёл к нему и, не заглядывая в машину, протянул руку парню – «Николай»; - «Петя» протянул руку в ответ молодой человек, судя по всемуего ровесник или чуть младше на пару лет. Николай медленно повернулся к водителю – «ну привет», в машине сидела жутко потрёпанная маленькая Кира. Он и забыл насколько невысокого роста она была. Привет- ответила она – погоди, сейчас мы соберём все свои шмотки. Она вылезла из машины, грязная голова, свалявшиеся волосы, несвежая грязная кожа. Взгляд был мутным и нервным, зубами она прикусывала уголок нижней губы, ковыряясь в кармане маленького рюкзака. Дорога явно измотала её.
Николай смотрел на неё и удивлялся самому себе, неужели когда-то он умудрился влюбиться в ЭТО. Немного напрягая свою память, он вспомнил совершенно противоположный, спокойный и одухотворённый образ девушки. Подключившаяся логика тут же подкрутила её нынешнюю сферу деятельности к женскому образу. «ну, в принципе, чего ещё ждать? Девушке удаётся хорошо выглядеть в этом бизнесе только если она не прикасается к автомобилю, работая в офисе и продавая без лишних движений, тут же барышня очевидно полезла куда-то не туда» - прокрутилась в голове мысль Горького. Она потянулась у водительской двери, Николай наигранно распростёр объятия и произнёс с ухмылкой на лице – «Ну, иди сюда» добавляя в голове слово «говно». Она была как будто ошарашена и, скривив лицо, обняла его в ответ, будто понимая его мысль внутри. Ему самому было неприятно обнимать эту девушку, хотелось оттолкнуть и скинуть как прилипший кусок грязи к ботинку. Но он сам согласился принять ребят, «лучше уж быть гостеприимным хозяином». Она отодвинулась от него, посмотрела и произнесла – а ты заметно изменился; подразумевая его спокойствие.
Он проводил гостей в их номер и удалился. Реакция Пети его вовсе не интересовала, хотя впечатление он создал вполне адекватного и приятного молодого человека, только абсолютно безразличного к Кире.
Они договорились о том, что позже вдвоём съездят за продуктами в магазин, пока Петя будет спать после долгой и тяжёлой дороги. А Николай приготовит ужин на всех.
Так и вышло – пока ездили, удалось пообщаться больше. Хоть у ребят и было пару часов привести себя в порядок, Кира ничего подобного не предприняла по отношению к себе.
- и как серьёзно у тебя с этим «мальчиком»?
- ты разве не понял? Петя и есть владелец «Ягуара»
- мало ли? Я не интересовался есть у тебя он сейчас..
Что его больше всего удивило, так это её заявление: - «я поняла – я ни разу не «творческий» человек, я - «технарь»». Но, продолжая разговор, Николай только услышал, что разбираться в автомобилях и их устройстве она ни стала ни разу. Всё это было печально и напоминало поток лжи самой себе и оправданий перед самой собой. «Да об это существо даже нож было бы противно пачкать, неужели я действительно мог на такое существо обратить внимание? Я счастлив, что не остался с ней в Москве».
Стол удалось накрыть действительно не плохой. Горький аккуратно и медленно, получая удовольствие от готовки, нарезал каждый кусок мяса, овощей. Со стороны, эта погружённость в процесс и звучащий на фоне восьмой квартет Дмитрия Шостаковича могли быть схожи с приготовлением еды каннибалом из известного фильма. Музыка была очевидно мрачнее чем у персонажа кино, но удовольствие Николай получал глубочайшее, схожее с очищением души.
Стоит ли описывать ужин? Петя знал кем для Киры был Николай. За ужином хозяин был максимально гостеприимен и вежлив. На лице Горького, за вечер не возникло и нотки сарказма.
Спустя несколько часов, Кира и Николай встретились на крыльце гостевого дома. Дождь шёл плотной стеной, они стояли на улице и молчали, курили. Ни один из них не собирался поднять взгляда в сторону друг- друга. Холод и смывающий дождь. Не к сближению были этим вечером здесь эти двое. И это великое счастье.
Удалившись вдвоём в темноту, где стояла её машина, общение, не построившись толком окончательно рассыпалось. Кира сказала – «мне нужно остаться одной». «конечно» - спокойно ответил Николай. Была полночь, как какая-то незавершённость царила в тишине умолкшего ночного ливня.
Всю ночь Николай не мог уснуть, ощущение тяжёлого и неприятного духа не покидало его. Каждую минуту, десятки тысяч раз в его голове проносилась мысль о том что он сам испортил себе весь прошлый год, что не может быть так. Открыл в телефоне старое фото, одно из тех что отправил ей накануне, на фото был другой человек, не тот что сидел сегодня с ним за столом. Как? Ложь или самообман…
В четвёртом часу утра Горький снова стоял на крыльце и вдыхал дым крепких сигарет, грудь наполнялась тёплым и уютным вкусом тяжёлого табака. Минуты тянулись тепло и уютно. Пора было ложиться спать…
Вдруг, в тишине ночи, пробиваясь сквозь звук далёкого ветра, он услышал глухой сильный стук где-то за воротами. Следующая сигарета появилась в его зубах, как охотничий пёс взявший след – всматривался он в темноту за фонарным столбом. Слушал.
Глухой и тяжёлый стук повторился. Николай быстро пошёл за ворота, туда где стояла машина Киры. Открывая калитку, он не знал чего ожидать. Стук снова усилился, он понял что доносится из машины.
Подбежав к двери «старого немца», он рывком открыл дверь, с безумным взглядом – внутри сидела маленькая Кира. «что случилось?» - спросил резко он её, «я забыла код двери подъезда, аккум сел сначала в телефоне, потом в машине» - «Ты замёрзла? Иди быстрее домой». Она быстро и нервно, закрыв ключом водительскую дверь быстрым шагом помчала в дом перед Николаем. Он открыл дверь подъезда и удаляясь без слов она помчала к двери своего номера за углом. Николай зашёл в студию не понимая толком что сейчас произошло, как вдруг услышал протяжный истерический крик Киры донёсшийся из её комнаты. Минуту зависая перед дверью, вслушиваясь в ночную тишину, осознал, что это была их последняя встреча. Николай мягко улыбнулся и сказал в пустоту – «и тебе, спокойной ночи».
январь 2022