Шурка заметила его сразу. Новенький, морячок - из ворота рубашки выглядывала тельняшка. Высокий, худощавый, волосы светлые, глаза серые; пухлые губы придавали лицу что-то детское.
Он стоял один, осматривал зал. Цеховой вечер в честь Женского Международного дня проходил в красном уголке. Стулья сдвинули к стене, освободив место для танцев. Танцевали в основном танго, вальс, реже - фокстрот.
На столе, за которым восседал президиум, стояли бутылки с лимонадом, пивом; водка и красное вино тоже были, но их скромно прятали под столом.
Шурка не сводила глаз с новенького. Он тоже бегло скользнул по ней взглядом, но и только...
Мужчины танцевали мало, больше собирались кучками, что-то обсуждали, правда, на женщин поглядывали, но словно нехотя. Парни помоложе молча стояли у стены, подпирая её спиной, будто боялись, что она рухнет без них, независимым видом старались скрыть застенчивость.
В Пензе, тогда провинциальном городе, приглашали на танец в основном знакомых девушек. Те, кого не пригласили, начинали танцевать девушка с девушкой, и тогда молодые люди подходили вдвоем и разъединяли их, иногда спрашивая разрешения: "Можно вас разбить", иногда - молча.
Шурка с Зиной кружились в вальсе поблизости от морячка, но напрасно... Он стоял один, ни скем не общаясь, иногда выходил покурить.
Подошла Клава Легошина, весёлая, раскрасневшаяся, бригадир в Шуркиной бригаде. Она была на вечере с мужем.
- Клава, у нас что, новенький появился на заводе?- спросила Шура, показывая на морячка глазами.
Да, Алексей Бодров. В цех Кип (контрольно-измерительных приборов) устроился.
Женатый? - задала самый главный вопрос Шурка.
Нет еще, только из армии пришел. Что, понравился?
- Да, ничего, симпатичный.
-Познакомить, что ли предложила Легошина, в которой, как во многих женщинах сидела сваха.
-Познакомь, как бы нехотя, согласилась Шурка, но в душе была рада- радешенька. Сама бы не решилась подойти и заговорить.
Когда объявили конец вечера, и надо было освободить помещение, Легошина взяла Шурку за руку и подвела к морячку.
- Леша, проводи девушку домой, а то она боится, - и Клава подтолкнула к нему Шуру.
- Можно, - согласился он, хотя до этого собирался проводить другую девушку, тоже незнакомую. просто хотел пойти за ней и заговорить, если удастся.
Сначала шли молча. Слегка моросил тёплый весенний дождик, на тротуар падал золотистый свет фонарей, отражаясь в весенних лужицах.
Шурка не решалась заговорить первая, шла, посмеиваясь, иногда вскрикивала, словно боялась чего-то и хватала его за рукав.
-Ты чего боишься? - спросил он. - Ведь я - рядом, - взял её под руку.
Она, собственно этого и добивалась, сразу прижалась к нему грудью, бедром. Когда подошли к её дому, спросила: - Может, зайдешь? Чайку попьём. Что-то после этой закуси пить хочется.
-Родители не заругают? - спросил он.
-Нет, - успокоила его Шурка.- Они - пьяные уже, спят давно. Мать умерла, так отец другую привел, даже полгода не прошло.
На вечере Алексей малость принял "на грудь", и теперь Шурка казалась ему симпатичной.
Стараясь не шуметь, она провела его в свою комнату. Чай пить они не стали, а сразу начали целоваться.
Ушел он от неё утром, довольный проведенной ночью, хоть и несколько разочарованный: слишком легко она отдалась ему.
-Завтра придёшь?- спросила Шура, провожая его утром.
-Приду, - пообещал он. И стал приходить... Спросил, где тот парень, с которым она спала до него. Она сказала, что он уехал.
Прошел месяц, и он стал приходить реже. Неудобно было сразу оборвать всё, скажет: "поматросил и бросил"
Она почувствовала его настроение и сказала, что - беременна, хотя беременна ещё не была. Хотела посмотреть, как он среагирует на это.
Он выслушал без особой радости. Ему нравилось спать с нею, но разговаривать было абсолютно не о чем: рассказы о личной жизни её подруг его мало интересовали, да и внешне она была не в его вкусе: лицо удлинённое, волосы жидковатые, собраны сзади в пучок, глаза большие, тёмные, немного на выкате.
-Как у коровы, - подумал он. Как-то спросил: - Ты хоть книги какие- нибудь читаешь?
-Не, я книги не люблю, - призналась она. - Вот кино - другое дело.
-Что решила насчет ребёнка? - осторожно поинтересовался он.-Жить-то негде. К матери я тебя не поведу. Там - брат, сестра, отчим, со мной - пять человек в двух комнатушках. К тебе тоже жить не пойду.
-Буду рожать, - ответила она.
-Как хочешь, можешь рожать. Жениться на тебе - женюсь, ребёнку помогать буду, но жить с тобой не стану, - пообещал он.
Теперь он вообще тяготился её обществом, но изменить что-то, вернуть прежнюю свободу, было невозможно.
Дома всё-таки рассказал. Мать и отчим в один голос: женись. Они оба были партийные. Отчим - старый большевик, когда-то работал в следственном отделе, хорошо знал Микояна.
Свадьбу сыграли, когда невеста была на седьмом месяце, и выпирающий живот несколько портил фигуру в свадебном платье.
Жених сначала не хотел присутствовать на собственной свадьбе, потом напился и в разгар веселья покинул невесту.
Родилась девочка, похожая на мать: черноволосая, глазки круглые, тёмные, губки - тонкие. Назвали Галей.
Отчим пошел в Горисполком хлопотать о квартире. Он и жена - старые большевики; трое детей, старший сын после армии. У него тоже - семья. Семь человек живут в частном доме, в двух маленьких комнатах.
Отчиму выделили двухкомнатную квартиру в новом доме со всеми удобствами. Но он туда не пошел, передал ордер на квартиру Алексею. Отчим любил деревянный домик, построенный своими руками, с беседкой, садом, спускающимся к реке, где на берегу стояла деревянная лодка с мотором.
Бодров пришел в Горисполком за ордером. Его попросили зайти к председателю.
Председатель очень приветливо встретил, стал расспрашивать о семье, о работе. Потом, слегка замявшись, сказал: - Тут вот такое дело, Алеша: женщина одинокая, с ребёнком, давно стоит на очереди. Ей обещали комнату в этой квартире. У ребёнка туберкулёз, но в закрытой форме, не опасно для окружающих. Может, тебе на троих пока одной комнаты хватит?
-Конечно, хватит, - легко согласился Бодров. Он раньше и об одной комнате мечтать не смел и еще бы долго не получил, если бы не отчим.