1. Текст.
Фёдор Тютчев
Silentium!
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, —
Любуйся ими — и молчи.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймёт ли он, чем ты живёшь?
Мысль изреченная есть ложь —
Взрывая, возмутишь ключи,
Питайся ими — и молчи…
Лишь жить в себе самом умей —
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум —
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи —
Внимай их пенью — и молчи!..
1830
2. Фёдор Иванович Тютчев принадлежит к несомненно гениальным русским поэтам. Видимо, в силу такого его статуса, многие его мимолётные поэтические строки читающей публикой были превращены в сакральные формулы, которыми неумеренно полуобразованные наши соотечественники пользуются нескладно и неладно направо и налево. Между тем, даже у гения бывают на фоне его собственного творчества и редкостные удачи, несомненные шедевры, и стихотворения добротные, а то и «так себе», проходные стихи.
Не стоит забывать, что пряными рифмами и выспренними ритмами можно заколдовать любую чушь. И если версификаторские способности у поэта на высоте, тем легче это ему может удаться, тем невесомее будет порхающая в поэтической атмосфере чепуха.
3. Приведённое стихотворение, однако, слишком знаменито, чтобы нам считать его рифмованной чушью. Более того, вполне определённая поэтическая мысль пронизывает всё стихотворение. Эта мысль о молчании, безречевой жизни.
Вне зависимости от обстоятельств жизни и подробных биографий поэта, стихи написаны в остром приступе одиночества и непонимания окружающими. Они обращены к близкому и родному человеку, неважно, женщина это или мужчина, сам поэт или его alter ego. Ведь стихотворно можно обращаться и к самому себе, и к лирическому герою, и к другу, и к близкой женщине, призывая её к сопереживанию такому отношению поэта к самому себе, и т. п.
4. Но и помимо этих внешних стимулов одиночеством и непониманием, корпус стихотворения содержит вполне понятную житейскую правду: озвученная мысль или чувство меняют себя, иногда меняют радикально. Ещё более тонко такая потеря лица мысли и лица чувства может быть продемонстрирована в пересказе. Некоторые тексты, — уже тексты! — пересказаны быть не могут. А иные из текстов до того контекстно связаны, что без потери лица не могут быть даже цитированы. Цитация их губит.
5. Данных предварительных замечаний, будем считать, достаточно, чтобы приступить к правомерной вивисекции поэтического тела. Следует только уколоть текст в нескольких местах, чтобы раскрылась его даже не мыслительная, и Бог бы с ней, а именно поэтическая противоречивость и несуразность.
В самом деле, если призыв к молчанию воспринять буквально, то уже самому поэту не стоило записывать свои мысли о молчании в стихотворной форме, а его издателям не следовало включать сие стихотворение в публикации его поэтического наследия.
И всё же, всё же… Не дрянь же словесная сии поэтические строки?! К ним стоит отнестись внимательно, то есть следует внимать им, и поэтическому сознанию читателя следовать совету мастера стихотворных шедевров.
6. Не спасает текст и благожелательное читательское отношение к нему как к стихотворной мемории, заметке на память, указанию самому себе с 1830 года и впредь молчать, молчать, молчать… Дело в том, что даже если текст никому не показан, а не то что бы опубликован, лежит в столе и сохнет, он всё равно имеет своего читателя. Этим читателем является его автор. Более того, осознание стихотворения, как и любого текста, требует неоднократного, точнее — многократного, прочтения, прочтения молчаливого, прочтения вслух, иначе читатель не поймёт предлагаемого ему текста, а автор не поймёт что же он написал. Так что множественное прочтение обязано быть у самого автора уже при создании своего стихотворения. А значит поэт совсем не молчит, хотя его никто и не слышит, кроме него самого.
Да и в чём же состоит жизнь в молчании? Что её составляет? И почему она предпочтительна сравнительно с жизнью сообщительной?
Лишь жить в себе самом умей —
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум —
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи —
Внимай их пенью — и молчи!..
Молчаливая жизнь существенно состоит по своей материи из воображения, представления, воспоминания, каковые конструируются умом в мир таинственно-волшебных дум. Иными словами, жизнь эта питается плодами интеллектуально-чувственной фантазии. Трудно спорить, что такой мир может быть и предельно утончённым, и конструктивно-сложным. Но невозможно возражать и против того, что человек, живущий в этом мире, общается с ним, ни мир, ни человек в нём не остаются безгласными друг с другом, только эта сообщительность не публичная, не светская, не повседневная.
7. Тогда, стало быть, тело текста не в ладах с его головой: голова заглатывает тело, как змея свой хвост, и давится им. Это самоедство возможно, когда на помощь поэзии приходит материальная практика, то есть когда Н. В. Гоголь-Яновский сжигает второй том «Мёртвых душ», а вместе с ним горит и замысел третьего тома, было уже начатого письмом.
Но стихотворение Ф. И. Тючева, слава Богу, осталось на века в литературной памяти России, осталось таким противоречивым символом и своими намеренно неверными акцентами выступило даже предтечей «Идут белые снеги» Е. А. Евтушенко, стихотворение которого, разумеется, не менее знаменито, чем тютчевское с его «Мысль изреченная есть ложь». Но, однако же, в отличие от безупречно-филигранного и, к сожалению, насквозь противоречивого стихотворения поэта XIX века, стихотворение советского поэта местами наполнено ядрёной фальшью.
8. Вот характерный отрывок из Е. А. Евтушенко.
И я думаю, грешный,
ну, а кем же я был,
что я в жизни поспешной
больше жизни любил?
А любил я Россию
всею кровью, хребтом —
её реки в разливе
и когда подо льдом,
дух её пятистенок,
дух её сосняков,
её Пушкина, Стеньку
и её стариков.
Если было несладко,
я не шибко тужил.
Пусть я прожил нескладно,
для России я жил.
Ох, что ж так откровенно!.. Видим, видим, какой ты ядерный патриот, видим, как ты хребтом любишь Родину, хоть сейчас бери без поручительства в Единую Россию… Как расчётливо, как не зря «идут белые снеги», как вовремя пятистенок обрёл женский род (может, первоначально это был дух пятилеток, а не дух пятистенок?), а набор предметов неизбывной любви как удачно дополняют Пушкин, Стенька и старики. Широк человек! И я бы не стал сужать. В общем «баня, водка, гармонь и лосось».
9. Но гармонь и лосось — только содержательно выражают смысл стихотворения Е. А. Евтушенко. Формально и ритмически его следует рекомендовать к исполнению Ф. Б. Киркорову с его шлягером «Ты, ты, ты...»
Стихли звуки мелодий
И среди тишины
Вновь по улицам бродит
Жёлтый ветер с Луны.
И внезапно на грани
Света и темноты
Гром в душе моей грянет,
И появишься ты.
В этом мире, уставшем
От беды и мольбы,
Нас любовь повенчала
В лабиринтах судьбы.
И недоброму миру,
Где от зла устаю,
Всё сегодня простил я
За улыбку твою.
Ты ладонь в ладонь положишь,
Молча голову склоня,
Но и ты понять не сможешь,
Что ты значишь для меня.
Звёзды в мире все и люди,
Словно листья на ветру,
Если ты меня разлюбишь,
В тот же вечер я умру.
10. Любите поэзию. Читайте и перечитывайте стихи внимательно. Они стоят того.
2022.01.08.