Я бродил по тайге без надежды кого-либо подстрелить. Мои мысли крутились вокруг этой девчонки. Мне была приятна её забота, этот её порыв…. Может она, таким образом, решила загладить вину? А вот я возьму сейчас и подстрелю глухаря! Интересно, какое на неё произведёт впечатление мой охотничий гений? Она обрадуется добычи, начнёт расспрашивать, восхитится мной, поймёт, что я крутой и меня надо слушаться или сделает недовольную мину – надо же что-то делать с дичью, а она не умеет. Когда я наткнулся на бурелом, я понял, что размечтался и пошёл по своим следам обратно. Теперь я весь превратился во всевидящее око. Мне так хотелось заявиться с добычей. Я снял ружьё и пошёл с ним наперевес. Белки шмыгали по веткам сосен и елей. На глаза попалась лисица. Я решил пойти туда, где когда-то я подстрелил косулю. Там боярышник, может быть, подстерегу глухаря. Я долго сидел под низкорослой ёлкой в ожидании птиц. Прилетали дятлы, стайка снегирей, зловещей тенью пронёсся ястреб-тетеревятник, пробежал заяц. Он пробежал так быстро, что я даже не успел взять его на прицел. Наверное, кто-то шибко за ним разогнал. Я уже стал не на шутку замерзать. Наконец, задевая за ветки, к боярышнику подлетел выводок и шумно бухнулся в снег. Петух важно зашагал к кусту, выискивая на нём редкие ягодки. «Он мой», - подумал я. Один ствол был заряжен крупной дробью, другой пулей. Прицелился и … прозвучал выстрел. Километров в пяти от меня кто-то разрядил ружьё. Глухарь взбил крыльями и начал отрываться от земли. Я нажал на курок и ахнул. Выводок с криками поднялся над пляшущим в снегу папой-глухарём и полетел меж деревьев вглубь леса. Птица трепыхалась, запрокидывала голову, оставляя на кипенно-белом снегу багровые пятна. Самое ужасное, что я к этому привык. «И возьми от овна тук и курдюк, и тук, покрывающий внутренности, и сальник с печени, и обе почки и тук, который на них… и сожги на жертвеннике со всесожжением, в благоухание пред Господом: это жертва Господу» (Исх. 29:22).[4]
Что сделано, то сделано. Я привязал добычу к ремню, закинул за спину ружьё и поспешил восвояси. Когда я подходил к избушке, уже начинало вечереть. С невозмутимым видом я открыл дверь и ввалился в избушку.
- Уф! Устал. Косолапому на этот раз повезло! – сказал я и бросил птицу поближе к печке.
К своему удивлению комнатёнка была пуста. Али в доме не было. Я бросил взгляд в угол, где стояли лыжи. Их тоже не было. Что это всё значит, чёрт возьми!? Эта девка не даёт мне расслабиться! Она попросту не даёт мне сыграть мою партию. Я опять должен напрягаться! Я схватил ружьё и выскочил за дверь. Неужели эта дура решила на лыжах дойти до посёлка? Но лыжный след почему-то уходил в сторону от тропы, которая вела к дороге. Час от часу не легче. Куда она направилась и зачем? Я терялся в догадках и уже начинал по-настоящему волноваться – начинало темнеть. А если совсем стемнеет, что делать? У меня нету спичек. Ну, что я за растыкан, они же должны всегда лежать у меня в кармане! Ну, куда её понесло!? А может у неё не все дома? Я просто исходил бешенством, пока не врюхался в собственные следы. Я осмотрелся. Она просто на лыжах сделала вокруг нашей избушки большой круг. Ну да, вон и наша берлога. Это меня совсем вымотало и я теперь уже не то что усталый, а просто обессиленный пхнул дверь. Аля щипала петуха.
- А у него была подруга? – спросила она не глядя на меня.
- И не одна. Ты какого хрена…
Аля резко глянула в мою сторону, и я запнулся. Я понял, что эта девушка умеет держать расстояние.
- Больше так не делай! – сказал я.
- Как?
- Не уходи в тайгу, меня не предупредив!
- А то что?
- А то будешь спать только у стенки! Меньше всего я хочу проблем, связанных с тобой.
- А какие со мной проблемы?
- На тебя могли напасть рыси, росомахи, волки… не говоря уже о медведях.
- Медведи в спячке. А с волками я подружилась. И вообще, Дак, тебя никто не уполномочивал меня опекать! Ты меня очень обяжешь, если будешь заботиться только о себе самом. Вон, у тебя ноги от усталости подкашиваются, зачем мне такие жертвоприношения?
Я сел обескураженный на пень, служивший табуреткой.
- Ты проявила трогательную заботу обо мне. Чуть ли не босиком по снегу… забытый нож и всё такое. Это выглядело так, будто я для тебя что-то значу.
- Я проявила трогательную заботу только о себе самой. В решающий момент схватки со зверем выручает нож. А ты его тупо забыл. Медведь бы тебя сожрал, пошёл бы по твоим следам и меня бы сожрал. А это не входит в мои планы. Я должна научиться налаживать отношения с людьми!
Последнюю фразу она сказала, явно меня передразнивая. Что мне оставалось делать? Не думал, что серая мышь могла быть способной на такое. Маленькая стервочка – вот кто она!
- Чтобы ощипать птицу, нужно ошпарить её кипятком. И вообще я знаю много лайфхаков, как выжить в тайге без партнёра по нарам в течение длительного времени.
- Это достаточно веский аргумент для моего послушания, - сказала Аля и улыбнулась.
- Даже в Арктике один раз в год тают льды, - отметил я перемены на её лице.
- Здесь очень рано темнеет. Чтобы не лежать с открытыми глазами, я под вечер изматываю себя прогулками. А тут вдруг лыжи…. Потом растираюсь снегом, ложусь и считаю до ста.
- Помогает?
- Вчера мне пришлось считать до тысячи.
- Я сильно брыкался?
- Нет, ты умолял не делать больше уколов … извини меня, в жопу.
- Что правда, то правда! На ней места живого не осталось, - засмеялся я и вынул из рюкзака настойку. - Я голоден как те волчата, маму которых порвали росомахи. Тебе наложить каши?
- Ошпарь птичку, я сама наложу.
Когда я сунул ложку в тарелку, я потерял дар речи. Там была перловка с изюмом.
- Констатирую: таинственная незнакомка прямо на моих глазах превращается из мисс разочарования в мисс очарования. Я в шоке!
- Спасибо, - сказала Аля, - но не думай, что я горю желанием тебе понравиться.
- Не думай и ты, что я подстрелил эту цесарку ради того, чтобы угостить тебя нежным мясом таёжной дичи.
Аля улыбнулась во весь рот.
- О! Уже лучше!
- Надеюсь, я не буду обязана чем-то особенным за лайфхак по потрошению снегирей?
- Сначала глухарь, потом снегири. Клади птицу на стол и бери нож. Так, вонзи его повыше зоба и пониже шеи. Отлично! А теперь смотри.
Я вырезал кусок, потянул за оголившуюся пищеводную трубку и раз! – вытянул зоб. Потом надрезал гузку и вытянул внутренности.
- Здорово! – сказала Аля с нескрываемым восхищением. - Можно подумать, что ты только этим и занимался.
- Нет, конечно. Просто валяясь в больнице, я не играл в игрушки, а смотрел по интернету, как разделывать тушки птиц. И вот ещё что. Когда я покину эти места, я никогда не буду убивать ни животных, ни птиц.
- Никогда-никогда?
- Никогда-никогда!
Наши глаза встретились. Мы будто нырнули в их глубины, нечаянно застряли, и – о боже! - не спешили оттуда выныривать. Сокровенные тайны наших душ внезапно обнажились и были, как на ладони; доступны и беззащитны, а когда мы опомнились, было уже поздно. Мы долго молчали, стесняясь возникшей ситуации. Я не находил слов, потому что общаться с Алей в прежней манере я уже не мог.
- Почему ты не удивился, когда увидел меня в сторожке? Тебе Олег сказал?
- Ну, если всё по чесноку… Я просто увидел следы и заглянул в сортир.
- Тебе придётся с этим смириться. И чтобы к этому больше не возвращаться: мне нужно хотя бы два раза в неделю ополаскиваться.
- Что-нибудь придумаю. Мне ведь тоже теперь нельзя зарастать мхом. Получается, что через день наша каморка будет превращаться в баню. Надо будет идти в лес и тащить оттуда валежник.
- И ещё. Я слышала два выстрела. Один был далеко, другой не очень.
- И что?
- Мне стало жутко.
Я подошёл к Але со спины и обнял её.
- Запомни, пока я рядом, с тобой не случится ничего плохого. Ты мне веришь?
- Я хочу думать, что это так. Тебе налить чая?
На стенах плясали тени от пылающих в печке поленьев. Мы сидели и пили малиновый чай с настойкой. В этот раз я, наконец, узнал, как в эту избушку попала Аля и зачем.
Продолжение следует.