Эта проверка полка на авиабазе запомнилась мне ещё одним небольшим моментом. Мелочь, а в памяти сидит.
Участвовал я в одном эпизоде групп тактического назначения в составе пары, но с Карамазовым-4. Мой ведомый вышел из строя по причине кишечной болезни. Что-то попробовал из местных деликатесов. Были такие ребята на проверке: пропускали лётные смены, сидя на унитазе. Явление в этих местах для чужаков - обычное, только отличалось степенью массовости для каждого полка. Доктор, конечно был на страже, но за каждым не уследишь, особенно на выходные, когда разрешали выход в город. Но засиживаться на унитазе не приходилось: свирепость нашего комполка и докторские пилюли быстро возвращали лётчиков в строй.
Полёт был безрезультатный для нашей пары: не досталось нам цели. Всех «уничтожили» впереди летящие истребители нашей эскадрильи. Но КП держал нас в воздухе на угрожаемом направлении долго и на малой высоте, только остаток топлива вынудил ОБУ отправить нас на аэродром. На посадку заходили с прямой, так было удобнее и экономичнее для нас. В расчётной точке, убедившись, что у Карамазова-4 топлива меньше, я пропустил его вперёд на посадку.
Заход на посадку в Марах, при массовых вылетах, был самым узким местом во время проверки. Если взлёты звеньев легко регулировались по времени на земле группой руководства полётами, то посадки поддавались регулировке плохо. Звено могло взлететь десятым по очереди, а сесть первым: быстро встретилось с целью, энергично маневрировало, топлива не жалело.
Периодически обстановка в ближней зоне накалялась для Руководителя полётов до невозможности. Группы возвращались на аэродром с разных направлений и всем срочно нужна была посадка: у некоторых горели лампы аварийного остатка топлива. Никто в этом не признавался: это — наказуемо.
Нельзя допускать в полёте выработку топлива до аварийного остатка, это опасно: может не хватить для возврата на аэродром или для повторного захода на посадку. На повторный заход надо обязательно оставлять топливо: вдруг полоса окажется занятой чем-то или кем-то на момент твоей посадки. Начиная от бойца, который по оплошности выскочит на ВПП на тягаче и заканчивая аварией самолёта, который садился перед тобой.
Руководитель полётов хорошо знает лётчиков. Он может определить критический остаток топлива на истребителе по голосу того, кто в нём сидит. Штатный Руководитель полётов знает кто может запаниковать и рваться на посадку без очереди, а кто будет спокойно сидеть в кабине до сухого остатка в расходном баке, но не позволит себе нарушить очерёдность захода на посадку, которую установил РП.
Много чего знает РП про лётчиков — он с ними варится в одном котле — но знает он и то, что самолёт-истребитель не поставишь в отстойник. Топливо, даже на самом экономичном режиме, неумолимо уменьшается, превращая катапультное кресло под лётчиком в раскалённую сковороду. РП тоже не сладко сидеть в своём кресле на вышке: он прекрасно знает ощущения лётчика при горящих лампах аварийного остатка топлива. Штатный РП — из списанных лётчиков. И на нём лежит ответственность за обеспечение посадки всех самолётов на аэродром. Обеспечение безопасной посадки.
РП — тоже человек. И он может уставать и нервничать, может даже запаниковать, когда обстановка в воздухе выходит из под его контроля.
Слышал я такие байки, мол, РП, отчаявшись добиться порядка от своры лётчиков, заходящих на посадку с малыми остатками топлива, говорил в эфир: «Всем всё разрешаю!» И бросал на стол «соску» (микрофон), обречённо слушая гвалт в эфире и наблюдая за самолётами, которые плотно мостились на полосу по краям и на дистанциях, которые в учебных полётах считались преступлением. Байка с хорошим финалом: все сели, никто не столкнулся ни в воздухе, ни на земле. И топлива всем хватило зарулить.
При возвращении с Карамазовым-4 на аэродром, я понял по радиообмену, что приближается этот ужасный для РП момент, когда много самолётов придёт на посадку. Хорошо бы нам проскочить перед этой сворой. В расчётной точке, убедившись, что у Карамазова-4 топлива меньше, я пропустил его вперёд на посадку. Крутнувшись в посадочной конфигурации на вираже, стал за ведомым на минимальной дистанции. Но к первому развороту с другой стороны аэродрома уже подходили и другие пары.
Полоса уже хорошо была мне видна, и вдруг я услышал, что Карамазов-4 уходит на второй круг. Ему после третьего разворота кто-то подрезал, уже начал четвёртый разворот и самолёта Карамазова на глиссаде не видел из-за крена. А может лётчик и видел, но решил взять на испуг моего ведомого, не желая уходить на второй круг. Карамазов проявил деликатность, не стал выяснять отношения и пошёл на повторный заход. Разве я для этого его пропускал вперёд?
Самолёт, который он пропустил, и мне мешал заходить. Пришлось сделать небольшую змейку и попросить другого лётчика, который уже был на третьем развороте, выполнить разворот попозже. Лётчик меня увидел на глиссаде и согласился. А я даже после змейки шёл по глиссаде слишком близко к впереди летящему самолёту. Это было чревато тем, что над полосой я попаду в его спутный след и мой самолёт станет неуправляемым. Пришлось попросить лётчика взять правее оси ВПП. Лётчик не ответил, но я увидел, что он коротким креном сместился правее на несколько метров. Я стал снижаться в точку начала выравнивания левее оси ВПП. Ветер дул слева и это исключало моё попадание в спутный след впереди летящего самолёта.
РП, слыша по радиообмену, что лётчики воздушную обстановку контролируют на глиссаде, топлива у них мало, чтобы уходить на второй круг, вмешиваться не стал и разрешил посадку на уменьшенных дистанциях, но с интервалом на ВПП.
Пока я добивался своей очереди на посадке, мне было не до ведомого. Но после сруливания с полосы на магистральную рулёжку я весь обратился в слух, чтобы выловить в эфире ведомого. Он выполнил третий разворот. Теперь-то он никого не пропустит на посадку: топлива у него в баках — кот наплакал.
Дождался ведомого у своего самолёта. Он выглядел возбуждённым, но довольным собой. Хотя мне его реверанс с уходом на второй круг не понравился, я промолчал. Был рад, что всё благополучно завершилось.
Признаться, к этому времени я был немного разочарован уровнем лётной дисциплины моих старлеев. Техника пилотирования у них была хорошей, но они допускали в полётах некоторую безалаберность, которая мне претила. Ещё до этой проверки я с Карамазовым-4 перегонял пару самолётов в братский полк. Карамазов-4 неприятно удивил меня в полёте тем, что на средней высоте держался с превышением.
Смертельного в этом ничего не было, но это было нарушение методики выполнения полётов в строю. Выяснять отношения с ведомым в эфире я не стал. Но в один из моментов, когда мне это надоело, резко создал крен в его сторону с дачей ноги в другую сторону: сымитировал энергичный разворот на ведомого. Карамазов-4 шарахнулся от меня, конечно, потеряв из виду на короткое время из-за создания крена. Будь он ниже меня, этого бы не случилось. Он бы мог всё время на развороте меня снизу наблюдать. В этом суть методики полётов строем: ведомый должен постоянно иметь визуальный контакт с ведущим на любых маневрах, а ведущий своими маневрами должен этот контакт обеспечивать. И когда ведомый идёт с принижением, то меньше всего мешает маневрам ведущего. Я в этой ситуации тоже показал свою дурость, сделав имитацию маневра в сторону ведомого.
Выясняю на земле причину его превышения при полёте парой на средних высотах. Оказывается, ему так удобнее вести ориентировку на местности. А как же Правила полётов? А ему так удобнее вести ориентировку: держит и меня в поле зрения сверху и землю видит.
Милый, первоклассник должен выполнять Правила полётов, а не летать так, как ему удобно! Суть мастерства лётчика в том, что находясь в рамках Правил полётов, он качественно выполняет задание.
Заметив, что моё мнение о сути лётного мастерства для моего подчинённого ничего не значит, пообещал отстранить его от полётов, если он допустит аналогичное нарушение Правил полётов. Это ему понятно и доходчиво. Но отстранение от полётов не в его интересах. Карамазову-4 нужен налёт. Это я уже заметил, правда, не понял — зачем. Летал он не меньше других.
Вот ещё одна причина, по которой я пропустил ведомого вперёд. Считал лётный опыт старлеев слабее своего и пропустил Карамазова-4, чтобы обеспечить ему более комфортные условия захода на посадку. Но после его ухода на второй круг, посчитал это решение своей ошибкой. И пообещал себе, что больше так делать не буду. Мальчики - взрослые, пусть выживают.
Полк приступил к эпизоду с уничтожением управляемых мишеней Ла-17. Выглядело с аэродрома это так: сначала взлетал местный лётчик, он должен сопровождать мишень в зону. Взаимодействие у наземных экипажей мишеней и сопровождающих истребителей по времени было уже отработано. Наземный экипаж начинал отсчитывать в эфир время до пуска мишени, а истребитель корректировал свой маршрут, чтобы не проскочить старт мишени раньше пуска.
Мишень запускает на пусковом устройстве турбореактивный двигатель, потом с грохотом включаются пороховые стартовые двигатели. Ла-17 с углом набора уходит с пусковой установки. Отработав несколько секунд, сбрасываются пороховые двигатели. Мишень продолжает набор высоты на собственном двигателе, ей вдогонку над стартом проносится истребитель. Истребитель проводит мишень до зоны уничтожения, где проверят её управляемость по всем каналам. Убедившись, что мишень наземному оператору послушна, поднимают в воздух чужаков с ракетами. Истребитель сопровождения мишени уходит из зоны пуска ракет, чтобы не попасть под удар ракетами.
Теперь судьба Ла-17 в руках отличников боевой и политической подготовки проверяемого полка. Гости, правдами и неправдами, пытаются поразить мишень с первой атаки первой ракетой. Ну, хотя бы, с первой атаки, но второй ракетой. Тоже — хорошо. Допустимо, если мишень будет уничтожена второй парой с первой атаки. Хуже, если мишень благополучно выживет, а ей в этом активно помогают операторы с земли, заставляя её энергично маневрировать, если мишень должна изображать истребителя. Тогда, выжившую под ракетами чужаков, мишень уничтожает местный воздушный охотник, который всё время барражирует неподалёку в зоне ожидания. Нельзя дать ей выйти из специальной зоны и упасть куда попало.
Особых проблем у мерзебургского полка с уничтожением Ла-17 не было. Все были уничтожены. Некоторые не с первой атаки первой ракетой, но к помощи хозяев прибегать нужды не было. Картинка с общей оценкой за проверку полка вырисовывалась хорошая. Попутно с уничтожением мишеней, проходила проверка отдельных лётчиков по технике пилотирования и самолётовождению. Здесь сюрпризов не ожидалось: на проверку давали только проверенных временем службы в полку отличников боевой и политической подготовки.
Остальным лётчикам, кому мишени не достались, в том числе и моему звену, надо было отработать пуски управляемых ракет по мишени М-6. Её сбрасывали с большой высоты на парашюте и она медленно опускалась с факелом пламени. Лётная книжка говорит, что я там пустил в трёх полётах две тепловых ракеты: маленькую и большую. На одну мишень не успел — её уничтожили до меня.
Пуски управляемых ракет ни для кого новостью не были, всё лётчики уже это делали раньше. Но надо навык пуска ракет поддерживать. Это зрелище эффектное и не безопасное. Влияет на центровку самолёта и обтекание воздушного потока. Надо понять телодвижения самолёта в момент пуска ракет и научиться на них реагировать. А на световые и шумовые эффекты, наоборот, не реагировать.
Заодно, специалисты авиационного вооружения избавились от ракет с дефектами. Тоже — дело полезное для полка.
На этом эпизоде проверка полка на авиабазе Мары закончилась.
Пора в родные пенаты.