Карова
Но в эту же ночь произошло событие, наложившее на предстоящую «расправу» над Славиком особенный отпечаток. Это была ночная ловля раков, где он едва не утонул. Я уже упоминал в первой части нашего повествования, но мельком – сейчас пришло время рассказать об этом поподробнее. Ловлю на Волчьем пруду организовал отец Софроникс, через Максенина привлекший к этому делу и остальных мальчишек. Волчий пруд – это принадлежавший монастырским угодьям длинный пруд, образованный по руслу бывшей старицы реки в двух верстах от нашего города. Вода в нем была красноватой от выходивших на поверхность многочисленных залежей железистой руды и кирпично-рыжей по цвету глины. Монастырь брал рыбную пошлину (сушеной, вяленой и соленой рыбой) с местных крестьян-рыбаков, заодно и присматривавших за прудом. Кроме того свежая рыба и раки должны были поставляться по первому требованию монастыря в случае всякого рода «надобностей», какая и случилась в связи с банкетом по поводу открытия мощей преподобного Зосимы. Отец Софроникс выделил монастырскую подводу, на которой мальчики во главе с Максениным и отправились на ночную ловлю.
Места здесь были довольно глухие, изрезанные оврагами, еще и вдобавок ко всему изобиловавшие змеями. В недавнем прошлом здесь водились и волки, память о которых сохранилась в названии пруда. С этими местами связана была одна легенда, или страшная история, которые так любят рассказывать мальчишки, начиная с самого юного возраста. Легенда сколь нелепая, столь и устрашающая. Дескать, когда-то на этом пруду волки загрызли телку-«девственницу», вырвавшуюся от быка, который впервые собирался ее покрыть. Подробности ее «кончины» были одни красочнее и страшнее других. По одной из таких версий разъяренные волки бросились вслед за телкой в воду и стали рвать и впиваться в нее прямо в воде. И тогда героическая телка отправилась на дно вместе со своими мучителями, которым почему-то свело челюсти, и они не смогли от нее оторваться, а вода в пруду после этого навсегда стала красноватой, видимо, от крови, которая разошлась от разорванной коровьей плоти. По версии рассказчиков, именно за то, что телка была «девственницей», а также за то, что она как бы покончила жизнь самоубийством, ее «душа» не упокоилась вместе с душами других животных, а время от времени появляется на пруду в образе страшной и ужасающей «′каровы» (с ударением при произношении на первом слоге). Тот, кто ее увидит, не может остаться в своем уме – настолько она страшна, а услышать ее можно по ночам – жуткое мычание вместе с не менее жуткими волчьими завываниями. В доказательство даже показывали следы ее копыт, якобы оставленные на береговом иле и песке. Со временем накопился уже целый арсенал подобных историй, пересказом которых и забавлялись наши мальчики по дороге к пруду и у костра, дожидаясь наступления ночи.
Сама ловля была организована по привычной и давно отработанной схеме. Пара мальчиков с факелами идет по пояс в воде вдоль берега, выманивая на свет раков из своих нор и схронов. А за ними уже идет еще пара мальчишек с бреднем, время от времени заворачивая к берегу и выбирая из сети попавшихся в нее раков. Славик попал в яму, когда уже ловля почти была закончена, и они вместе с Максениным последний раз шли «по воду». Его факел уже погас, но он все-таки не выходил из воды, когда и угодил в коварную водяную ловушку. Слух Максенина привлек неожиданный всплеск воды, и он, пройдя еще несколько шагов вперед и не обнаружив Славика, понял, что случилось. Спасло Славика только то, что Максенин не растерялся, а с помощью факела сумел разглядеть на воде пузырьки воздуха, быстро нырнул и вытащил уже потерявшего сознание Славика. Впрочем, привести его в чувство не составило большого труда, и вот уже возбужденные пацаны безо всякой надобности хлестали по лицу и толкали в грудь еще слабо соображающего Славика, чтобы просто поиздеваться над незадачливым раколовом. А Максенин после, криво улыбаясь, добавил, что он просто-напросто не мог допустить, чтобы «смерть Зюси была такой легкой».
Обратно возвращались с полными корзинами раков уже по темени, и чтобы скрыть невольно проникающую в их души жуткость, орали в полный голос похабные песни и частушки. Когда они уже проехали весь длинный пруд и стали подниматься на взгорок над последним его затоном, неожиданно поднялся резкий ветер, но самое главное - в стоящих стеной в воде в этом месте сухих камышах начался какой-то шум. Мальчишки на подводе разом замерли, и им показалось, что они явственно услышали сквозь треск ломающихся камышей грузные шаги и тяжелое сипение.
- Карова!.. – прошептал кто-то на подводе, скованной ужасом и страхом.
Но еще больший ужас охватил мальчишек, когда порыв ветра неожиданно пахнул впереди подводы и оттуда, из ужасающей темноты раздалось нечто похожее то ли на коровье мычание, то ли на волчье завывание. Лошадь захрипела и стала биться, пытаясь отвернуть назад, а правивший ею Максенин замер с поводьями, тоже пораженный страхом. Как он потом будет рассказывать, он увидел, что впереди появилось что-то огромное и бесформенное, но с двумя горящими синими углями глазами. Эти «глаза» потом подтвердят и другие мальчишки, некоторые из которых бросились внутрь подводы, воя от страха и расталкивая корзины с раками. Не растерялся только уже полностью пришедший в себя после утопления Славик. Он перехватил поводья у окаменевшего Максенина, сумел удержать лошадь от бессмысленных рывков назад и громко, срывающимся голосом закричал в темноту:
- Да воскреснет Бог и… расточатся врази его!.. И да бежат от лица Его ненавидящие Его!..
Последние слог был покрыт новым страшным порывом ветра, но Славик завопил дальше:
- … Яко исчезает дым да исчезнет… Яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога… И знаменующимся крестным знамением… И в веселии глаголющих… Радуйся пречестный и животворящий кресте Господень… Прогоняй бесы силою на тебе пропятого Господа нашего Иисуса Христа… (В это время дунул еще один сильный порыв ветра, который даже пошатнул застывшего Максенина.) …во ад сшедшего и поправшего силу диаволю… И даровавшего нам тебе… крест свой чесный на прогнание всякого супостата… О пречестный животворящий кресте Господень… Помогай ми со святою госпожею Богородицею… И со всеми святыми вовеки… Аминь.
И с последними словами молитвы честному кресту Господню, которую Славик, сам дрожа от ужаса, но все-таки докричал в темноту, вновь вернулась тишина, только кажется гораздо более пронзительная и страшная, чем была до этого. Они так и вернулись в полном молчании в монастырь уже далеко заполночь, и только похвалы еще не спавшего отца Софроникса вернули всех мальчишек к жизни, стряхнув с их душ ужас смертного оцепенения.
(продолжение следует... здесь)
начало романа - здесь