Каждая успешная республика - одинакова, каждая несчастная - несчастлива по-своему. Так сегодня, говоря о положении дел на постсоветском пространстве можно было перефразировать слова классика русской литературы. После распада СССР каждая из входивших в него республик "пошла своим путем". Но уже очень скоро возникло нечто общее, что объединяло между собой такие государства, как Россия. Белоруссия, Казахстан, Таджикистан, Узбекистан, Туркменистан, Киргизия и даже Армения.
Это система личной власти. Большинство постсоветских республик так или иначе выстраивали свою политическую систему вокруг лидера, точнее - лидер выстраивал политическую систему под себя. Некоторое время в этой парадигме держалась Украина, но уже в 2004 году, когда случилась “померанцевая революция”, там такая система не сложилась. Предпринимались попытки реставрации режима личной власти и в Молдавии, но и в ней ничего из этого не вышло.
Дело еще и в том, что после распада СССР - все постсоветское пространство оказалось в турбулентном состоянии, что, впрочем, было вполне предсказуемо. Понадобилось почти 30 лет, чтобы стабилизировать ситуацию и преодолеть опасную турбулентность. В каком-то смысле эти десятилетия стали для большей части республик бывшего СССР “переходным периодом” из советского в постсоветское состояние. Он понадобился для переваривания советского наследства и не только в виде собственности, но и в виде политической системы.
В каком-то смысле для осуществления “перехода” из одного пространства в другое режим личной власти (авторитаризм) был вполне оправдан. Это позволило большинству республик сохранить свою территориальную целостность, удержать от развала экономику, обрести свою нишу в международной системе разделения труда, нащупать хотя бы общие контуры собственной государственности и т.д.
К началу 20-х годов XXI века этот “переход” в целом завершился на всем постсоветском пространстве. Перед большинством лидеров постсоветских государств так или иначе встал вопрос о “переучреждении республики”. Это вопрос отнюдь не касается исключительно постсоветского пространства. Если кто не помнит, то, например, сегодня во Франции - действует система, которая получила название “Пятой республики”. Подобные “переучреждения” переживали и другие страны, например, Япония и Германия после окончания Второй мировой войны, Южная Корея и большинство государств социалистического лагеря. В них не только менялась политическая система, но иногда менялось и наименование государства. В России, кстати, тоже можно было наблюдать нечто подобное, когда учреждалась “первая республика” - Россия (Российская Федерация).
Иными словами, процесс не нов, а стало быть и в какой-то мере - закономерный, особенно если государство пережило какое-то потрясение, например, войну или распад империи. Это хорошо видно на примере исчезнувших, а затем и переучрежденных империй - Российской, Австро-Венгерской, Османской, Германской.
Однако большинство постсоветских государств увязли в состоянии “первой республики”. Это произошло благодаря тому, что в большинстве постсоветских государств укрепился режим личной власти или режим авторитарного типа. Именно он стал основным препятствием для переучреждения “первой республики” во “вторую”, а, стало быть и финала “переходный период” - обретение государственности.
Когда отцы-основатели государств демократического толка, т.е. образований, в основу которых был положен общественный договор ( Конституция), рассуждая о системе сменяемости власти, определили, что во главе государства может стоять лидер, который избирается не более, чем на два срока подряд, они приняли такое решение не случайно, а опираясь на многовековой опыт развития политических систем.
Дело в том, что на первом сроке к власти (при наличии выборной системы демократического толка), как правило приходит реформатор. Это подтверждается на примере лидеров, которые были избраны на первый срок в большинстве стран. На втором сроке лидер уже выступает, как консерватор, который стремится закрепить систему после ее реформирования. Если случается так, что он избирается на третий срок, то к власти уже приходит реакционер, который выступает противником каких-либо перемен, понимая, что эти перемены будут подрывать его позиции и положение сформированного вокруг него клана или кланов. Если же он становится лидером в четвертый раз, то мы можем наблюдать уже не консерватора-реакционера, а типичного обскуранта, который стремится заморозить систему, подавляя всякие ростки любых перемен.
Эту эволюцию с лихвой пережили, например, лидеры России, Белоруссии, Казахстана. В настоящий момент эти республики уже давно вошли в эпоху обскурации, когда любые попытки изменить что-то в их стране, рассматривал не иначе, как покушение на их власть. Когда реакционер-обскурант срастается с системой настолько, что уже не в состоянии отделить себя от системы, он делает все возможное, чтобы удержаться у власти, ибо твердо убежден: если его не будет - не будет и страны.
Тот, кто ищет в событиях в Казахстане или ранее в события в Белоруссии элементы заговора, организованного заграничным супостатом, могут успокоиться В Казахстане, как ранее и в Белоруссии, с точки зрения истории мы столкнулись с закономерностью, которая подводит политические процессы к необходимости смены власти. Смены для того, чтобы страна получила новый импульс развития, а на смену реакционеру-обскуранту пришел реформатор. Опыт истории показывает, каким бы ни был гениальным лидер, он все равно допускает ошибки, а посредством консервации целого ряда процессов, тормозит развитие страны. И делает это не с какого-то злого умысла, а в силу убежденности в своей правоте.
Сохраняя режим в неизменном виде реакционер-обскурант должен знать, чем жестче будет репрессивный режим, тем глубже будет изоляция страны, которая рискует и вовсе закрыться от внешнего мира, что тоже вполне закономерно в условиях режима обскурации.