С бугорчаткой (именно так дословно с латыни и переводится туберкулёз, в процессе развития которого в органах образуются бугорки) безрезультатно пытались справиться ещё с незапамятных времён – и климатом, и едой-вином, чередуя с целительными кровопусканиями.
Первая попытка лечить туберкулёз этиотропно (то есть целенаправленно против возбудителя) была предпринята самим первооткрывателем микобактерии, Робертом Кохом уже через несколько лет после выделения чистой культуры. Сама история «отдаёт аферой», нам такие нравятся, так что, поподробнее. "Я записываю" (с).
В 80-х годах XIX века главный научный соперник Коха, великий француз Луи Пастер создаёт два прорывных профилактических средства – вакцину против сибирской язвы (1881) и сыворотку против бешенства (1885). Такой подлости от «наших западных партнёров» Кох стерпеть не мог! (О любви и дружбе между французами и немцами ходят легенды, это ж только русских никто не любит, ага).
Поэтому практически сразу после открытия палочки туберкулёза имени себя, легенда мировой микробиологии в 1890 выступает с докладом на конгрессе и представляет «прорывное» средство от туберкулёза – Туберкулин (странно, что не какой-нибудь Кохоциллин, поскромничал).
Авторитет Коха настолько велик (Герр Роберт сказал – можно!), что без дополнительных исследований (19 век на дворе прогрессивной Европы) в Берлине начинают прививки туберкулином. Обставлено всё красиво – кадки с пальмами, белоснежные ангелы-медсёстры…
Славы Коху мало, почему бы одновременно и не заработать пару пфеннигов?
Чтобы открыть массовое производство своих сбережений недостаточно, учёный требует денег от правительства, иначе... он уедет в США!. Там наверняка оценят. Шах и мат, бюргеры!
Взамен Кох получает "всего лишь" орден Красного Орла (рыцарская награда!) и собственный институт (Королевский Прусский институт инфекционных болезней, впоследствии Robert-Koch-Institut, существует до сих пор). Только благодаря этому решению, туберкулин не был выпущен миллионами доз и не выкосил всех чахоточных немцев! Но и того, что успели произвести в самом институте, хватило с лихвой (перед входом в это заведение сейчас стоит стыдливый полупрозрачный стенд с извинениями перед немцами).
Дело в том, что чудо-препарат представлял из себя банальную вытяжку из культуры микобактерий, к тому же плохо очищенную от питательной среды (а что, у этого «ничтожного лягушатника» сработало) и даже содержавшую живые бактерии. Остатки белковых сред – идеальный антиген для аллергических реакций, вплоть до анафилактического шока, а полуразрушенные нагреванием частицы бактериальных клеток – весьма неоднозначный способ выработки иммунитета у туберкулёзных больных.
Даже наоборот, такой антиген может вызвать обострение уже идущего процесса и привести к смерти. Что и стало случаться у свежепривитых пациентов. Тут ещё удар, «откуда не ждали» - от земляка и коллеги по клинике Шарите, основателя клеточной теории, знаменитого Рудольфа Вирхова. Работая со своими «молчаливыми пациентами», которых вдруг стало неожиданно много, а также вскрывая трупы животных после введения туберкулина, Вирхов объективно доказал – препарат токсичен, опасен и для здоровых и, тем более, больных туберкулёзом!
Разразился скандал, вплоть до угроз расправы с Кохом, что заставило его срочно уехать, только не за славой и деньгами в Америку (об "успехе" Коха там узнали сразу), а за загаром и дайвингом в Египет. Как там у Булгакова? Поэтому я прекращаю деятельность, закрываю квартиру и уезжаю в Хургаду Сочи. Ключи могу передать Вирхову Швондеру. Пусть он оперирует.
Будем надеяться, что великий Кох добросовестно заблуждался, а не целенаправленно шёл на фальсификацию научных данных с целью наживы… Тем более, в Нобелевская премия (вторая у немцев, между Берингом и Эрлихом) за открытие микобактерии ему всё же присуждена – в 1905 году. Путешествуя по миру с молодой женой (США, Япония, Гавайи, Африка), Кох продолжал заниматься наукой, в частности сонной болезнью. Там же, в Африке, заболел малярией и лечился хинином. Который так и остался единственным (и почти неэффективным ) химиопрепаратом от туберкулёза в Германии и во всём мире.
Но что удивительно, туберкулин продолжили массово производить! Но уже не как лечебное, а как диагностическое средство. Даже сейчас многие считают (надеюсь, перестанут после прочтения этой статьи), что манту и пирке – это лечебные уколы или профилактические прививки. Нет, это всего лишь тесты с использованием туберкулина. Не волнуйтесь, его там микроскопическое количество и он многократно очищен. В 1907 метод диагностики туберкулёза вводит австриец Клеменс Пирке (сейчас практически не используется), а через год француз Шарль Манту (опять обошли германцев!) совершенствует тест.
Вираж Манту – это не приём в раллийных гонках, а изменение реакции (увеличение пятна) по сравнению с предыдущим исследованием. Важный для врача сигнал - что-то пошло «не так». Хотя внутрикожная проба Манту ещё повсеместно применяется, но постепенно уступает более современным иммунологическим диаскинтесту (рекомбинантный туберкулёзный антиген, то есть создан искусственно, не из живых бактерий) и TSPOT (антиген не вводится вообще, это анализ образца крови на Т-лимфоциты, продуцирующие интерферон-гамма к возбудителю).
А до первого «узкого» противотуберкулёзного антибиотика (и второго в истории после пенициллина) – стрептомицина - ещё полвека и миллионы умерших больных.
Насколько стрептомицин (и более поздние аминогликозиды) решили проблему, и что «творится» с лечением туберкулёза сейчас, мы и узнаем уже в следующей статье.
А пока – будьте здоровы и не кашляйте!