Стальной волчонок
Родной воскресный город, со своими, по линеечке расчерченными, как шахматная доска, улицами и игрушечными с этой высоты машинками, лежал на западе. На юге поднимались громады снежных гор, отливавших голубизной величественных ледяных вершин. Север панорамы был бескрайней долиной с озерами и полями, терявшимися за горизонтом. Восток заняли дороги, убегающие вдоль гор, а чуть ниже виднелся аэропорт.
Аэропорт был тем местом где, когда-то давным-давно он вместе с отцом сидел в ресторане за столом с белоснежной скатертью в прохладе зала и пил точно такой же лимонад с лимоном на маленькой этикетке. Глядел сквозь панорамные окна удивленными детскими глазами на такие огромные вблизи самолеты, выстроившиеся в ряд, ждавшие своего часа и своих пассажиров, чтобы подняться и улететь без Степки. Пройдет несколько часов, и они будут далеко-далеко, а Степка останется здесь. Понимать и принимать такое, было очень досадно.
- А мы полетим с вами куда-нибудь? – спросил он тогда отца. Отец пообещал, что когда-нибудь они все вместе, всей семьей, полетят в Москву. В столицу нашей Родины. Пройдутся по Красной площади, мимо которой его, Победителя, так несправедливо провезли в воинском эшелоне в сорок пятом, с запада на восток, из Кенигсберга и сразу в Манчьжурию, добивать японский фашизм. Вагоны с фронтовиками пронеслись мимо белокаменной даже не остановившись хотя б и на короткое время.
Отец пил из лафитика водку, закусывая селедкой, а Степка пил лимонад из хрустального бокала и ел красивое, с розовыми цветочками, пирожное, и был счастлив, что отец рядом, что отец исполнил его просьбу и показал самолеты вблизи, и что кроме них в ресторанной прохладе не было никого.
Давно это было, а вспомнилось так явственно, так осязаемо возвращенное в память вкусом лимонада. У молодого Степкиного организма было свежее, звериное восприятие запахов и вкуса и хорошая на это память.
Тут он заметил, что от Аэропорта отделилась одна маленькая точка, и чтобы лучше разглядеть ее Степан оттянул краешек близорукого глаза. Да это же самолет выруливал на взлетную полосу! Постоял, постоял и помчался по дорожке на восток, а когда взлетел, стал постепенно выворачивать в сторону гор. Самолет выворачивал, выворачивал и довыворачивал, до того, что полетел прямо в сторону Веригушки.
Парни, сидевшие под бояркой, тоже увидели огромную серебристую птицу, летевшую в их сторону. Они вскочили, достали «пугачи», бывшие у них «на всякий случай» и стали палить по «ераплану», выкрикивая детскую присказку: «Ероплан, ероплан посади меня в карман, а в кармане пусто – выросла капуста». Они бабахали из «самопалов» и падали, катаясь от смеха по молодой травке, мягким ковром лежавшей на макушке горы. Самолет улетал в далекие дали, унося в себе тех, кто и не знал, и не заметил молодых придурков с «пугачами» на вершине холма, устроивших этот салют. Самолету нужно было лететь. И он скрылся за горизонтом.
Легкая дымка собиралась над городом.
День стремительно набирал теплоты и солнца. Степан подошел к брату и спросил, -
Саня, у тебя ножик есть? Там на той стороне столько «Марьи коревны» нацвело. Хочу для мамы нарезать букет.
- Нет, у меня нету. Пацаны, кто ножиком выручит? Братишка цветов нарезать хочет. Обратился Шурик ко всей компании.
Витек Кривошеев щедрой рукой протянул свой кнопочный, откидной «месарь» с полированным лезвием, с волком на ручке, доставшийся ему от двоюродного брата, работавшего в милиции, где он был конфискован у «бандюков». Витек выклянчил его под обещание «не резать людей», а цветочки - не люди.
– Держи, ботаник. Протереть потом не забудь.
Витюха ножом гордился и постоянно «засвечивал» при всяком удобном и неудобном случае. Полировал его пастой «Гойя» до зеркального блеска, а потом протирал кусочком велюра, механизм открывания с пружиной, смазывал машинным маслом. Местом ношения ножа был задний карман брюк, специально прошитый под него. И вот свою самую большую ценность Витек так великодушно достал и при всех протянул Степану.
- Во, как парня пивко раздобрило, - подумал каждый.
И Степан отправился на солнечную сторону горы, где помимо розового душистого дикого пиона расцвели синие ирисы и кое-где алые тюльпаны. Мелкие же цветочки, названия которым Степан не знал, (то - же мне «ботаник»!) причудливо сплетались в немыслимый узор, расстелившийся теплым ковром под босыми ногами - белые, желтые, синие, красные.
Ан, нету такой красоты в городе! Вот он город, внизу, и всех – то дел подняться людям чуть выше, хотя бы часик попотеть на подъеме и все. Здесь и воздух-то другой и вкус у хлеба другой. Здесь все другое: и мысли высокие как небо и чистые как снег на вершинах.
Восторг щенячий охватывал парня, хотелось бегать, прыгать, орать во все горло - и он закричал городу,- «Эгей, слышите? Люди, здесь здорово! Айда сюда!» Он прыгал и махал руками тем, которые внизу. Но крик не отозвался эхом. Крик утонул в шуме города.
Из парка Горького, который был ну, едва-ли не под ногами, доносилась веселая музыка гремящих репродукторов и народ ходил по асфальтовым аллеям, стучал шарами на биллиарде, катался вверх – вниз на аттракционах и наливался пивком возле шашлычных. Массовики-затейники в свои «матюгальники» «окучивали» народ, и народ дружно делал два притопа, три прихлопа. Троллейбусы нехотя подвозили для культурного отдыха новых посетителей к колоннам Главного входа и так же медленно отвозили уже отдохнувших.
- Вот и вся ваша романтика, – глядя на все это обыкновение, тоскливо подумал Степка – ну ладно, нарежу цветочков, порадую матушку.
Рука паренька ощутила рукоять ножа. «Волчонок», как его ласково называл Витек, так удобно и весомо лежал в твердой Степкиной ладони, что пальцы радовались нехорошей радостью. Слегка нажатая кнопочка заставила послушный механизм, с приятным звуком, выбросить из «волчьего логова» блестящее на солнце, острое как бритва лезвие. Кисть сама собой еще жестче сжала «волчонка».
В голову неожиданно полезли нехорошие мысли: - Про заклятых недругов в классе, про всех этих обидчиков, смотревших на него свысока и восемь лет терзавших его самолюбие мелкими пакостями и издевками. На лице нарисовалась зловещая улыбочка, истончившая губы. Непроизвольно он сделал пару выпадов вперед, мысленно тыкая ножом в своих обидчиков. На какое-то мгновение он даже забыл, зачем он здесь и чего хочет.
- Что за наваждение? Бред какой-то! Делом надо заниматься! – Не без усилия, заставил себя Степан срезать душистые ирисы и дикий пион. – Вот так ножичек! Наваждение и морок – власть металла.
Когда он подошел к веселой компании с букетом цветов, четверо развлекали себя игрой в «Дурачка». Марик с Вованом Кривошеевым играли против Витюхи Кривошеева и Шурика. Пара на пару. Каждый ход в игре сопровождался громким выкриком, благо никого на целый километр рядом нет.
- А вот мы вашего «валета за то и вот за это» по ушам и по загривку - кричал Марик, покрывая лежащую Витюхину карту.
- А мы вам еще «червей» подбросим, чем не козырь? - Шурик медленно выкладывал замусоленную карточку.
- А «туз» как вам понравится? - покрывал сверху Санькину карту Волоха – глянем, чей козырь выше?
С глазами полными отчаяния, Шурик произнес обреченным голосом – Ну, ладно, тогда ваш ход.
Радостные, ждавшие этой счастливой минуты Марик и Вован подскочили и начали выбрасывать одну, за одной на кон небьющиеся, прибереженные на финишный спурт карты. Глаза их заблестели недобрым хищным блеском, и они кровожадно облизывались, предчувствуя близкую победу. Угрюмые жертвы сидели с остатками карт на руках, и эти бумажки обжигали им руки.
- Та-ак, сколько там «очей» на твоих осталось? - Марик протянул руку к Сашкиным картам.
- И ты, братуха, показывай свой остаточек,- Вован забрал картишки младшего Кривошеева.
После подсчета очков, набранных на оставшихся картах каждого из обреченных, экзекуторы приступили к долгожданному действу. Лица их прямо светились счастьем от возможности отлупасить бедолаг по носам. Оба проигравших смиренно подставили свои носы под удары, стоя на коленках. Санек сжал свою физию до размеров куричьей гузки и закрыл глаза.
- Братан, ты очечки - то сними - притворно ласково обратился Марик к Сане,- неровен час, по неосторожности стеколышки разбить могу. Не хотелось бы. - Его голос звучал фальшиво - участливо.
- Давай не тяни резину в долгий ящик, - огрызнулся Шурик, желая поскорее покончить со своим карточным позором.
А вот победителям как раз доставляло удовольствие «тянуть» и они это делали выучено - хладнокровно и почти как палачи со своими жертвами забавлялись перед казнью, так и они оглаживали волосы «дурачкам» и замахнувшись, не вдруг били картьем по сопаткам.
- А вот мы вас по шнобелю, мягонько - и следовал удар «с оттяжечкой», Марик как бы с сожалением качал головой и продолжал дальше. – Мужайся, братан. Это первый раз больно, а потом привыкнешь и ништяк,- сносно.
Волоха развернул своего брата Витьку поудобней, бил по носу, да приговаривал, - Помни, малой; - не за то отец сына бил, что тот играл, а за то, что отыгрывался. Так, что не вздумай повторять ненужное. Поправил братову мордасу и дальше – А вот тебе, братка, по соплищам! Ты б хоть высморкался перед игрой, а то всю колоду загадишь об тебя болезного.
- Ну, надо же, какая жесткая терапия дыхательных путей. Это, что профилактика гриппа, или остро распироторных заболеваний, коллеги? Что-то новое в медицине. Да-с! - возгласил студент-медик Толик Лян. Его лицу только пенсне, для солидности, не доставало. Вылитый доктор!
Они только что подошли с охапками кислицы в руках вместе с Колей Коберниковым. Марик с Волохой тряслись от хохота и продолжали истязать неудачливых игрочишек.
- Ты. Да хорош в натуре! - наконец возмущенный до предела подскочил Шурик. – Вас, уродов шашлыком кормлю, а вы же еще и издеваетесь.
Нет, уважаемый, шашлык – шашлыком, а игра – дело святое и ты не путай божий дар с яичницей. И потом, ты забыл, а я напомню,- и Кобелюлькин как старшой в этой компании назидательно, раздельно произнес, - В картишки - нет братишки! А на обиженных, сам знаешь, - воду возят. – И эта фраза как бы зависла в воздухе.
После такой реплики, смешно - как прежде не было и «процедуры» как-то сами собой быстро завершились. Санек с Витюхой облегченно вздохнули.
Степка все это время сидел рядом, наблюдал эту и его унижающую сцену, молча ел, оставленный ему шашлык, а теперь вдруг спросил, - А воды ни у кого нету? Пить охота!
И тут всем в раз тоже сразу захотелось пить. Пиво давно выпито, а о других напитках никто не позаботился. Лимонад Степану жажду только подогрел, и шашлык с перчиком пламенел в желудке. Чтобы как- то сбить жажду Толян с Коляном выдали каждому по кислице – стало легче, но ненамного. Посидели, покурили да и поднялись на выход.
Собрались быстренько и как горные козлы минут за десять- пятнадцать доскакали до подножия горушки, где припали к ближайшей колонке. Тут на незнакомой улице стали брызгаться водой и дурачится. Снова стало весело и радостно, все опять немного захмелели. Вдруг Витюха вспомнил и испуганно спросил у Степана, - А нож? Где мой нож?
- Да вот он. Не кричи, не кипишуйся» – и, Степан, достав из кармана штанов «волченка», протянул его хозяину.
Витек нажал заветную кнопочку и ножичек, издав привычный звук, опять засверкал холодным блеском стали. Все в порядке – констатировал он.
