Память человеческая хрупка и ненадежна. Тают в безжалостном времени лица, голоса, истории семей… Но есть те, кто посвящает свою жизнь тому, чтобы сохранить в памяти человечества судьбы других людей. Сергей Зайцев – сценарист, режиссер, продюсер ряда документальных картин, автор идеи и художественный руководитель цикла документальных телевизионных фильмов «Русские в мировой культуре». И главная тема его исследовательского творчества – уникальные судьбы представителей русского зарубежья.
Текст: Арина Абросимова, фото: Александр Бурый
– Сергей, в вашей творческой биографии сказано, что вы – инициатор создания, директор, художественный руководитель киностудии и президент киноклуба «Русский путь». Что, на ваш взгляд, входит в это понятие – «русский путь»?
– Мне часто задают этот вопрос. Должен сказать, что это название придумано не мной и не моими коллегами по студии. Так называется издательство, основанное Александром Солженицыным и директором Дома русского зарубежья Виктором Москвиным. Меня это название полностью устраивало. В 2005 году и наша студия стала так называться. И если говорить коротко, то русский путь – это путь правды. Путь по заповедям Христовым.
– А есть ли разница между тем, как «русский путь» понимается сейчас и тем, как понимался раньше?
– Сегодня мало кто задумывается о том, что у России был и есть свой особенный путь в мировой истории. Разве что историки, политологи. Да и то далеко не все. Многие считают, что никакого особенного русского пути нет и быть не может. А я уверен, что он есть. Нам нужно его сохранять, помнить о нем. Это не национализм в узком смысле, это, наоборот, способность любить весь мир. В русском человеке нет мировой злобы и мировой зависти. А в ком это есть, тому никогда не понять, что есть русский путь – путь любви. И как не сбиться с этого пути – это очень серьезный вопрос. Его надо почаще задавать самим себе.
– Тема русской эмиграции – это одна из важнейших линий в фильмографии вашей студии. Совершенно неисчерпаемая тема…
– Да, она неисчерпаемая... Русские за рубежом оставили такое наследие, что нам еще очень долго нужно будет разбирать эти подарки. Настоящие сокровища! И важная задача – быть достойными этого наследия. Принять его, воспринять, хранить.
– И наверное, каждый человек, оказавшийся в эмиграции по стечению обстоятельств, заслуживает внимания: о нем нужно снимать фильм, рассказывать о его судьбе, о том, как он выжил, об опыте жизни на чужбине…
– Я думаю, что не о каждом, конечно. Но о многих можно снимать, да. Вынужденная эмиграция – это серьезная школа жизни. Хотя у нас, в среде старшего поколения, до сих пор бытует убеждение, что эмигранты – «отбросы общества», что за рубежом они поносили родину. Это – от незнания, от того, что вещала пропаганда в советское время. Но те люди, даже убежденные коммунисты, которые волей случая или же из интереса прикоснулись к истории русского зарубежья, не могли не проникнуться судьбами соотечественников, потерявших родину…
Мои родители знали семью врачей, которая в начале 1980-х работала в длительной командировке в Тунисе. Им категорически запрещалось общаться с бывшими соотечественниками. Это грозило серьезными последствиями: могли выслать из страны, уволить. Но эта семья врачей случайно познакомилась там с Анастасией Ширинской – знаменитой хранительницей памяти о русских моряках, пришедших в начале 1920-х годов в тунисский порт Бизерта. И оставшихся там навсегда. И вот эти врачи услышали рассказы о старой России, о жизни в изгнании. Ширинская произвела на них сильнейшее впечатление! Они готовы были слушать ее дни напролет. Но навещали они ее тайно. Рассказывали, как у них буквально коленки тряслись, когда шли в дом Анастасии Александровны, но не пойти – уже не могли...
– Как вы находите героев для своих фильмов?
– А мы далеко не ходим. Мы же в Доме русского зарубежья находимся. Условно говоря, постучался в соседний с киностудией кабинет, где специалист за своим компьютером сидит – исследователь биографии ученого или писателя-эмигранта. Это уже половина дела. Но, конечно, героев мы выбираем. Иногда отказываемся о ком-то делать картину в силу того, что о человеке не осталось почти никаких свидетельств. А кино – это прежде всего изображение. Нам нужны фотографии, хроника, а не только бумажные документы.
– В основном подобные документальные ленты строятся на личных воспоминаниях реальных людей…
– Это прекрасно, когда такие люди находятся! По большей части мы делаем фильмы об уже ушедших выдающихся представителях русской эмиграции первых волн. И это большая удача, когда находятся их потомки.
– Рассказы свидетелей – это, наверное, непростые переживания. Но, фиксируя происходящее в кадре, документалист должен сохранять хладнокровие. Вам удается быть только наблюдателем, не включаться в эмоциональный поток героя?
– Для чистой документалистики существует телевидение, репортаж. А мы занимаемся неигровым художественным кино. Не включаться в эмоциональный поток героя для меня немыслимо. И дело даже не в том, что нас «не этому учили», а в том, что тогда это вообще неинтересно! Наша студия не работает на конвейер. Мы сознательно и принципиально создаем эксклюзивный материал. И поэтому мы смеемся и плачем вместе с нашими героями. Проживание судеб русского изгнанничества – нелегкая непрерывная работа души.
– Страшная история рассказана в вашем фильме «Погибли за Францию». Красивые, смелые русские люди прибыли в Первую мировую войну спасать французов от немцев. Революционные события в России застали их на чужбине, агитаторы подорвали общее настроение в их рядах, войско разделилось...
– Да, в сентябре 1917 года в лагере Ла-Куртин русские стреляли в русских. Чтобы усмирить мятеж, поднятый солдатами Первой особой пехотной бригады, пришлось применить русскую же артиллерию. Но никаких тысяч и сотен жертв, как писали советские историки, там не было. Мятежники очень быстро угомонились. Да, они устали воевать. Да, они хотели домой. Их мятежное настроение подогревали слухи о том, что в России дают людям землю. Попробуй-ка, усиди на месте, тем более если ты крестьянин. Но эти люди должны были подчиняться законам военного времени. На что они рассчитывали, поднимая мятеж? Ничем, кроме каторги, это закончиться не могло.
– И кто-то из русских солдат даже попал на каторгу во французский колониальный Алжир?
– На каторгу в Алжир были отправлены лишь те, кто категорически отказывался продолжать воевать в созданном генералом Лохвицким Русском легионе. И те, кто отказывался даже просто работать за зарплату на строительстве дорог и мостов или уборке урожая. Французы, появись в рядах их армии подобные вольнодумцы, приговорили бы их «по закону военного времени» к расстрелу. Это, безусловно, печальная история. Но Русский экспедиционный корпус – героическая страница военной истории России. До печальных событий в лагере Ла-Куртин было полтора года честной борьбы на поле брани с общим на тот момент для французов и русских врагом – немцами. Это было время подвигов и русской славы.
– В конце фильма есть эпизод: потомки участников Русского экспедиционного корпуса ежегодно собираются на одном из кладбищ, где покоятся русские воины…
– В финале фильма за кадром звучат слова выдающегося русского военного историка, автора «Истории Русской армии» Антона Антоновича Керсновского. Суть их сводится к тому, что память о защитниках родины в годы Первой мировой войны мы не чтим. Вдумайтесь: первый серьезный памятник солдату Первой мировой появился в Москве только в 2014 году – к 100-летию ее начала! До этого было полное забвение. А ведь это наши с вами прадеды лежат в холодных и диких равнинах Европы, как писал Керсновский.
– В фильме вы говорите, что с трудом удалось найти прямых потомков героев корпуса, потому что в основном они уже ушли из жизни.
– Тем не менее мне посчастливилось познакомиться с несколькими детьми участников тех событий. А с Натальей Родионовной Малиновской и Юрием Вячеславовичем Копыловым совместная работа над фильмом переросла в многолетнюю дружбу. Эти люди, не зная друг друга, встретились сначала на экране, а потом и в жизни. Врач из Парижа и москвичка, филолог, дочь легендарного военачальника, который в юности оказался в рядах нашего корпуса во Франции.
– И наверняка есть люди, о которых вы бы хотели, но не успели снять фильм?
– Такие люди, конечно, есть. Но обо всех снять кино не получится. Жизнь для этого коротка. На мой взгляд, важно не утерять с годами способности удивляться и желания работать.
– Вы часто общаетесь с внуками и правнуками эмигрантов первой волны, слушаете рассказы об истории их семей. Конечно, эта память важна для них. Но ведь она важна и для нас в России. Их воспоминания в книгах и фильмах – это ведь часть нашей общей истории.
– Я скажу совершенно очевидную вещь: это нужно нам всем, всем русским людям, всему Русскому миру. Он – един. Задача каждого русского – влиять тем или иным образом на то, чтобы наш общий Русский мир не распался. Это трудно. Но другого варианта у нас нет. Мы, кроме друг друга, никому в целом свете не нужны. Необходимо наконец это понять. Если, конечно, мы хотим, чтобы Россия существовала.
– Хотелось бы поговорить еще об одном вашем фильме – «Союзники. Верой и правдой!». За него вы получили немало наград на кинофестивалях.
– Могло быть и больше. И я говорю об этом с сожалением, да. Не потому, что мне хочется наград, которых хватает, а потому, что фильм могли бы показать на большем количестве фестивалей. Но не показали. Не брали по причине того, что я там «не свой». Но главное, конечно, что такой фильм состоялся. Практически все наши герои – ветераны Второй мировой – ушли вскоре после того, как мы завершили работу. Трое не дожили до премьеры. Очень жаль... Какие это были люди!
– Найденные вами для фильма ветераны-союзники – невероятные люди, истинные герои! И так просто они рассказывают о своем страшном боевом опыте…
– Ну, было бы, наверное, странно, если бы они, начиная рассказ, принимали героическую позу. Это такие же люди, как мы с вами. Только они выдержали. А выдержали бы мы – неизвестно. Кто-то бы выдержал, а кто-то – нет. Вторых, как правило, не вспоминают.
– Интонация фильма щемящая, в финале – сожаление о том, что по достоинству не оценена жертва нашей страны, хотя солдаты-союзники акцентируют внимание на этом факте. Те, кто видел своими глазами подвиг нашей армии, не подвергают его сомнению. Но то поколение уходит…
– Уходит. Тает на наших глазах. Но если кто-то думает, что наши союзники не передали благодарную память о советских людях своим потомкам, тот, мягко говоря, ошибается. Нам много лет со всех сторон внушают, что на Западе забыли о вкладе Советского Союза в общую Победу во Второй мировой войне. Это неправда. Старшее поколение в Европе и США – поколение детей и внуков участников войны – хорошо помнит о том, кто и сколько принес на алтарь общей Победы над нацизмом. Расскажу вам об этом историю. Приступая к работе над картиной, я хотел смонтировать пролог – ответы людей разных поколений из разных стран на мои вопросы о Второй мировой. Вопросы я заготовил самые простые. Кто с кем воевал? Кто победил? Когда началась и когда закончилась мировая война? Кто внес наибольший вклад в победу над Гитлером? Я был уверен, что услышу массу всяких глупостей. Разве я мог думать иначе, если много лет слышал, что на Западе абсолютно всё забыли? Я-то думал, что продемонстрирую в начале фильма человеческое беспамятство, а потом через рассказы своих героев покажу, что это была за война и почему не знать о ней стыдно. Но я здорово просчитался. В Нью-Йорке, Париже, Лондоне и Берлине случайные люди разных возрастов рассказывали мне много подробностей об участии в войне своих отцов и дедов. И о том, какую большую роль сыграл в войне с нацизмом Советский Союз. Точку в моем горе-замысле поставила афроамериканка лет двадцати, отдыхавшая со своим белым парнем на пляже Гудзонского залива. Мы с оператором и переводчиком подошли к ребятам, представились и задали свои вопросы. Начало ответа девушки было таким: наша семья из Кении, мой дед был призван на ту страшную войну в Европу и очень много рассказывал мне о ней. Люди помнят, многое знают. Да, меня это искренне удивило, но и порадовало.
– Значит, не стоит обобщать и говорить, что наши современники не знают и не любят свою историю?
– Я бы не обобщал. Во все времена были люди, которые интересовались и даже, я бы сказал, дышали прошлым. Таким был, например, Пушкин. Однако были и те, кто индифферентно относился к истории. Но если тебя не интересует прошлое, то совершенно логично, что и будущее тебя не очень волнует: «После нас, хоть потоп!» Что это за жизнь? Прожил, пристраиваясь, где потеплее, посытнее и... всё? Ни пользы, ни памяти. А вообще – горько.
– При этом говорят же, что история ничему не учит…
– Не учит. Просто детям нужно рассказывать о прошлом, о предках, об отечестве. С ранних лет рассказывать. Они вырастут и уже никогда не будут равнодушны к родной истории и родной стране.
– Радует, что за последние десять-пятнадцать лет внимание публики к документальному кино возросло, на серьезных кинофестивалях ввели отдельную программу и конкурс документальных лент, известные кинематографисты нередко переходят из игрового кино в документальное. С чем это связано? Это мода?
– Неигровое кино не может быть модным. Оно адресовано читающему зрителю, не привыкшему к попкорну во время сеанса. А таких в залах кинотеатров все меньше и меньше. Популярным время от времени может становиться какой-нибудь репортаж на злободневную тему, расширенный до полнометражной картины. Но чтобы установилась мода на кино, которое приглашает зрителя думать, погружаться в атмосферу сопереживания через непростые художественные образы – я о таком не слышал. Потому что мода – это что-то быстротечное, однодневное. А вопросы истории, проблемы человека в глобальном водовороте событий – это всегда связано, если можно так выразиться, с большим временем. И когда мы нашего зрителя туда погружаем, он начинает чувствовать и осознавать это большое время...
– В ноябре ваш Международный кинофестиваль «Русское зарубежье» прошел в пятнадцатый раз. Меняется ли он с годами?
– Любой живой организм меняется. Надеюсь, и наш фестиваль тоже. Прежде всего это связано с появлением новых сильных картин об истории русской эмиграции разных волн. Но мы по-прежнему остаемся просветительским тематическим форумом. Знаете, у русских офицеров в эмиграции был такой девиз: «Духа не угашать!» Я все время его вспоминаю, когда мне начинает казаться, что зрители не проявляют должного внимания к нашему форуму, что мы выдыхаемся. Но когда я слышу, как проходящие мимо Дома русского зарубежья люди, читая вывеску, задаются вопросом «а что здесь находится?» и предполагают, что тут, наверное, визами занимаются, я говорю себе: «Духа не угашать!» Наша работа еще нужна.
– В одном из своих интервью вы сказали: «Кредо настоящего художника – полностью отдаваться своему делу, только так и можно – это честный подход». Такая позиция предполагает, что автор делает очень личное кино. Тогда можно сказать, что это в большой степени его субъективный взгляд на то или иное событие?
– Наверное, любой человек в какой-то степени субъективен. Но если ты всецело погружен в свое дело, это совсем не означает, что ты лишен объективности. Я пытаюсь говорить правду. Я не фантазирую, например, на тему войны. Да и вообще на темы русской истории. Другое дело, что объективность картины зависит не только от того, что ты говоришь правду, а еще и от того, как именно ты рассказал историю. Ведь очень важно, поверили ли тебе в конце концов зрители.
– Но ведь есть такое частое явление в документальном кино, как преднамеренное искажение информации, подтасовка фактов, выборочность – одно смакуется, а другое замалчивается. По сути, это уже нельзя называть документальным фильмом, но не существует практики определения правдивости в этом виде кинематографа. Почему, как вы думаете?
– Практики определения правдивости пока не существует. И слава богу! Потому что такая практика – это фактически цензура. А цензура – это всегда определенная идеология. В условиях работы, продиктованных идеологией, правда искажается куда круче.
– Но возможна ли сейчас в принципе ответственность автора за результат своей работы, за влияние, оказанное его произведением на публику? Или это тоже – личное дело каждого, его выбор, вопрос его порядочности или непорядочности?
– Ответственность возможна, ответственность необходима. Да, это вопрос порядочности. В особенности если речь идет об историческом материале. Конечно, разные авторы могут по-разному трактовать исторический материал, но в любом случае главное – не выдумывать ничего, не пускаться в фантазии. Нужно стараться быть максимально объективным. И, уж конечно, не осуждать. Это очень важно: не судить своих героев, кем бы они ни были в земной жизни.