А теперь, чтобы выйти из долины,Ни одна тропинка не встретится взгляду странника,Если только он не поднимется с хорошей опорой.

А теперь, чтобы выйти из долины, Ни одна тропинка не встретится взгляду странника, Если только он не поднимется с хорошей опорой. Далеко выступающий обрыв. Крепкие корни метлы, которую сделала его лестница, Саженцы орешника оказали свою помощь; И таким образом он выиграл одно очко, Где, сверкая в лучах заходящего солнца, Один полированный лист живого золота, Лох Катрин лежал под ним свернутый, По всей ее длине далеко извилисто лежала, С мысом, ручьем и заливом, И острова, которые, ярко окрашенные, Плавали среди более живого света, И горы, которые, как великаны, стоят В страж заколдованной земли. Высоко на юге, огромный Бенвеню Вниз к озеру массами бросали Скалы, холмы и насыпи, беспорядочно разбросанные, Осколки более раннего мира; Дикий лес, покрытый перьями, Его разрушенные бока и вершина покрыты инеем, Находясь на севере, через средний воздух, Бен-ан высоко поднял свой обнаженный лоб. XV. С крутого мыса пристально смотрел Незнакомец, восхищенный и изумленный, И "Что за сцена была здесь, - воскликнул он, - Для королевской пышности или гордости церковника! На этом смелом челе величественная башня; В этой мягкой долине, в беседке для леди; На том далеком лугу, Башни монастыря серые; Как беспечно мог бы звучать горн Упрекни озеро в затянувшемся утре! Как сладка у евы лютня влюбленного Перезвон, когда рощи были тихи и безмолвны! И когда полночная луна должна взойти Ее лоб в серебряной волне, Как торжественно прозвучало бы на ухо Отдаленный гул святой заутрени, В то время как повелительный тон глубокого раската Должен проснуться, вон на том одиноком островке, Святой отшельник из своей кельи, Бросать бусинку с каждым звоном! И горн, и лютня, и колокольчик, и все остальное, Если каждый сбитый с толку незнакомец позвонит К дружескому застолью и освещенному залу.