В число служебных божеств допленного иудейского пантеона входили керувы (херувимы), представлявшие собой крылатых львов с человеческими или птичьими головами. Согласно девтерономическому историку, в Святом святых Иерусалимского храма находились два огромных керува высотой десять локтей (ок. 5 м) каждый. Они были вырезаны из масличного дерева и покрыты золотом. Их внешние крылья простирались к стенам храма, а внутренние соединялись, образуя престол, на котором восседал Яхве (3 Цар. 6, 23-28).
В более поздних источниках отражено представление о том, что эти керувы были разнополыми. Такое утверждение встречается в талмудическом трактате «Йома» («День»). Основанием для него служит рассказ девтерономического историка о том, что тирянин Хирам по заказу царя Соломона изготовил для его храма десять медных «подстав» (сосудов для омовения жертв): «И изваял он… на стенках её (т.е. каждой из подстав) керувов, львов и пальмы kəma‘ar ’iš wəloyot saḇiḇ» (3 Цар. 7, 36).
Сложную для понимания фразу kəma‘ar ’iš wəloyot saḇiḇ Синодальная Библия переводит как «сколько где позволяло место, и вокруг развесистые венки», однако она допускает и иные толкования. Слово ma‘ar может быть понято как «нагота» (в таком значении оно употребляется в Наум. 3, 5), слово ’iš – как «мужчина», слово loyot – как производное от глагола lawa «соединяться» (в синодальном переводе Быт. 29, 34 – «прилепляться») со значением «подруга», а слово saḇiḇ – как производное от глагола saḇaḇ «обнимать». В таком случае в указанной еврейской фразе можно увидеть образ нагого мужчины, обнимающего свою подругу. Подобным образом она объясняется в трактате «Йома»: «Что значит kəma‘ar ’iš wəloyot? Сказал Рабба бар рав Шила: Как мужчина, обнимающий свою подругу (k’yš hm‘wrh blwyyh šlw)» (ВТ Йома, 54a, 18 – 54b, 1).
Фраза m‘r ’yš wlywt из 3 Цар. 7, 36 толкуется здесь на смеси еврейского языка с арамейским (в последнем имеется глагол m‘r со значением «обнимать») как «объятие мужчины и женщины», под которыми понимаются керувы в Святом святых Храма. Согласно трактату «Йома», три раза в год, во время праздничных паломничеств в Иерусалим, они представали взорам паломников: «Сказал рав Каттина: Когда Израильтяне восходили на празднование, для них сворачивали завесу [Святого святых], показывали им керувов, которые обнимали (m‘wrym) друг друга, и говорили им: Узрите! Вы любимы Богом, как любят мужчина и женщина (ḥbtkm lpny hmqwm kḥbt zkr wnqbh)!» (ВТ Йома, 54a, 11).
Керувы вместе с Храмом стали жертвой вавилонского завоевания: «Сказал Реш Лакиш: Когда чужеземцы (gwym) вошли в Храм (hykl) и увидели керувов, обнимающих (hm‘wryn) друг друга, они вынесли их на торжище и сказали: Эти Израильтяне… занимаются такими делами! И они тут же презрели их, ибо сказано: “Все, прославлявшие её (т.е. Израиль), презирают её, потому что увидели её наготу” (Плач. 1, 8)» (ВТ Йома, 54b, 1).
Презрение вавилонян объясняется тем, что под «объятием» керувов имеется в виду их совокупление. Кроме того, согласно ряду мидрашей, завоеватели сочли присутствие изваяний в Святом святых Храма доказательством идолопоклонничества иудеев: «Когда из-за грехов чужеземцы вошли в Иерусалим, вместе с ними пришли Аммонитяне и Моавитяне, и они вошли в дом Святого святых и нашли там двух керувов, и они взяли их и поставили в клетку, и ходили с ними по всем улицам Иерусалима, говоря: Вы утверждали, что этот народ не служит идолам. Теперь вы видите, что мы нашли и чему они служили!» (Эйха Рабба Петихта, Песикта де-Рав Кахана, Ялкут Шимони)[1].
Свидетельство о том, что «объятие» керувов в Святом святых представляло собой священный брак, обнаруживается в том же талмудическом трактате «Йома» в контексте обсуждения рассказа 3-й книги Царств об освящении «храма Соломона»: «И внесли жрецы ковчег завета Яхве на место его, в давир храма, во Святое Святых, под крылья керувов. Ибо керувы простирали крылья над местом ковчега, и покрывали керувы сверху ковчег и шесты его. И шесты были такими длинными, что головки шестов были видны (wayyera’u) из святилища пред давиром, но не были видны (wəlo yera’u) снаружи…» (3 Цар. 8, 6-8).
Указывая на очевидное противоречие между утверждениями «были видны» и «не были видны», рабби Йехуда заявляет, что головки шестов упирались в завесу (paroḵet) между храмом и давиром, выдавались вперёд и «выглядели как две груди женщины (wnr’yn kšny ddy ’šh), ибо сказано: “Мирровый пучок – возлюбленный мой у меня, между грудей моих пребывает” (Песн. 1, 12)» (ВТ Йома, 54a, 10). Из данных слов рабби Йехуды можно заключить, что он считал Святое святых Иерусалимского храма, где Яхве пребывал между грудей своей возлюбленной, местом священного брака.
Большой мидраш на Песнь Песней прямо заявляет, что «ковчег со своими шестами был фигурой женщины – “ложем” её возлюбленного для того, чтобы плодиться и размножаться»[2]. Тот же мидраш проводит связь между Храмом и апирионом (носилками для свадебной процессии) (Шир ха-Ширим Рабба, III)[3].
Ряд текстов раввинистической эпохи говорят об Иерусалимском храме как источнике плодородия. Так, «Мидраш Танхума» заявляет: «“Вот одр его – Соломона: шестьдесят сильных вокруг него” (Песн. 3, 7)… “Вот одр” – это Храм. И почему Храм сравнивается с одром? – Потому, что, как одр предназначен для пложения и размножения, так и Храм обеспечивал пложение и размножение всему, что находилось внутри него… И почему он (т.е. Храм) сравнивался с лесом (3 Цар. 7, 2)? – Потому, что, как лес плодит и размножает, так и Храм обеспечивал пложение и размножение всему, что находилось внутри него. Поэтому писание говорит: “Одр его”»[4]. Сходная мысль выражается в «Ялкут Шимони» при толковании фразы из «Песни Песней» «Ложе у нас – зелень» (’ap̄ ‘arśenu ra‘anana), с которой девушка обращается к своему возлюбленному (Песн. 1, 15): «Как ложе для того, чтобы плодиться и размножаться (pəriyya urəḇiyya), так и Храм»[5].
Дополнительным свидетельством в пользу того, что иудеи уже в первые века нашей эры считали Иерусалимский храм местом священного брака, может служить гностическое Евангелие от Филиппа, рукопись которого на коптском языке, датируемая III в. н.э., была найдена в Наг-Хаммади. Это сочинение неоднократно называет Святое святых «брачным покоем»: «В Иерусалиме было три дома, предназначенные для жертвоприношения. Обращённый к западу назывался Святое. Другой, обращённый к югу, назывался Святое святых. Третий, обращённый к востоку, назывался Святое святейших… Святое святых есть брачный покой… Тайны истины открыты, хотя и в подобии и образе, брачный же покой остаётся сокрытым. Он есть святое в святом. Завеса сперва скрывала то, как Бог управлял творением, но, когда завеса будет разорвана и внутреннее будет раскрыто, этот дом останется пустым… Святые святых были открыты, и брачный покой пригласил нас войти»[6]. Нехарактерное для гностицизма положительное отношение к браку, выраженное в Евангелии от Филиппа, может указывать на его еврейское происхождение. Разумно предположить, что в «брачном покое» Бог «управлял творением» посредством священного брака.
Мотивы керувов в Иерусалимском храме и его роли как источника плодородия в раввинистических текстах постоянно связываются с Песней Песней. К ним также может иметь отношение запрет на обсуждение эзотерических тем в талмудическом трактате «Хагига»: «Это изображение отношений между керувами [в ВТ Йома, 54а, 11] несёт в себе выразительные эротические намёки, связанные с внутренним святилищем храма, и может быть иконическим следом определённой эзотерической доктрины. Таким образом, учение рабби Каттины может отражать более экзотерический вариант более глубокой тайны. [Прим. 62: Примечательно, что рабби Менахем Кашер… доходит до того, что предполагает, что этот эпизод проясняет связь в М. Хагига 2, 1 между запретом объяснять законы ‘arayot (запретных половых связей) и запретами на такие эзотерические темы, как творение и небесная колесница. По мнению Кашера, предмет запрета касается тайны любви Бога к Израилю (т.е. запрет “Наготы отца твоего и наготы матери твоей не открывай” в Лев. 18, 7 понимался как “Не раскрывай соития между твоим Отцом (Богом) и твоей Матерью (Общиной Израиля)”)… Вся эта тема может быть глубоким эзотерическим преобразованием древнего пророческого мотива “любви” и “бракосочетания” Израиля с Богом (Иер. 2, 2) и изображения “вступления” в завет при помощи смелого эротического образа покрытия Богом “наготы” Израиля (Иез. 16, 8); она может быть также свидетельством о глубокой древности еврейских мифических и мистических представлений о священном браке.]»[7].
Талмудическая традиция связывает осмысление Песни Песней как рассказа о священном браке с именем рабби Акивы (ок. 50 – 135 гг. н.э.), которому приписываются два ключевых утверждения об этой книге. Первым из них является утверждение о том, что Песнь Песней была дана Израилю во время Синайского откровения: «Рабби Акива сказал: Это (т.е. “Покажи мне лицо твоё” (Песн. 2, 14)) было сказано именно на горе Синай» (Шир ха-Ширим Рабба, 1, 2). Согласно второму утверждению, эта книга является самой священной из иудейских писаний: «Рабби Акива сказал: Весь мир не стоит того дня, в который Песнь Песней была дана Израилю, ибо все писания святы, но Песнь Песней есть святое святых» (Мишна, Ядаим, 3, 5). Самым естественным объяснением подобного статуса этой книги является её понимание как рассказа о священном браке.
Ещё одно важное в данной связи заявление о Песни Песней содержит Большой мидраш на Книгу Чисел, согласно которому эту книгу написал не царь Соломон, а «царь, которому принадлежит мир» (meleḵ še ha-šalom šelo), т.е. сам Яхве (Бемидбар Рабба, 11, 7)[8].
Можно подвергать сомнению утверждение иудейской традиции о том, что своим исключительным статусом Песнь Песней обязана именно рабби Акиве, но особый статус этой книги уже в первые века нашей эры подтверждается Оригеном (ок. 185-253). В своём комментарии на Песнь Песней, сохранившемся в латинском переводе, Ориген свидетельствует, что иудеи включают её в число эзотерических текстов, требующих особой осторожности: «Говорят, что обычай евреев таков, что никто из тех, кто ещё не достиг полной зрелости, не может держать эту книгу (т.е. Песнь Песней) в своих руках. Кроме того, хотя их учителя и мудрецы обычно учат юношей всем писаниям и тому, что они называют deuteroseis (т.е. Мишна), они откладывают до последнего (ad ultimum) следующие четыре [текста]: начало Бытия, в котором описано сотворение мира, начало пророка Иезекииля, которое говорит о херувимах, конец, который говорит о строительстве храма, и эту книгу Песнь Песней»[9].
Примечательно сходство этого списка запретных текстов с упомянутым выше списком эзотерических тем в примерно современном Оригену[10] трактате «Хагига»: «Запрещено объяснять Наготу (‘arayot) троим, Творение (ma‘aśe bərešit) двоим и Колесницу (merkaḇa) одному, если только он не мудр и не разумеет сам» (ВТ Хагига, 11b, 6). Поскольку начало Книги Бытия в первом списке соответствует Творению во втором, а начало Книги пророка Иезекииля – Колеснице, можно предположить, что Песнь Песней соответствует Наготе.
Слово ‘arayot представляет собой множественное число от слова ‘erwa «нагота», которое употребляется в Лев. 18, 6-18 при изложении запретов на кровосмесительные половые связи. Употребление термина, означающего инцест, для описания священного брака не должно вызывать удивления, поскольку подобный брак по необходимости является кровосмесительным[11] (ср. позднейшее каббалистическое выражение «Нагота (‘arayot) есть скипетр Царя»[12]).
Трактат «Йома» (54а, 11) говорит, что совокупляющиеся керувы в Святом святых Иерусалимского храма представали глазам Израиля во время паломничества. Хотя конкретный праздник здесь не называется, из трёх ежегодных паломнических праздников наиболее вероятным является Шавуот (Пятидесятница).[13] В этот день отмечалось дарование Израилю Торы на горе Синай, а также начало сбора урожая, и паломники приходили в храм со своими первыми плодами. Отсюда можно заключить, что уже в первые века нашей эры Синайское откровение осмыслялось у иудеев как бракосочетание Бога и Богини (Яхве и Общины Израиля), описанное в Песни Песней, которое воспроизводилось керувами в Святом святых Иерусалимского храма, и этот священный брак даровал Израилю плодородие.[14]
Однако свидетельство о связи керувов со священным браком можно предположительно обнаружить в гораздо более раннем иудейском тексте, а именно в кумранских Песнях субботнего всесожжения (II в. до н.э.). Они сообщают о том, что в давире главного небесного святилища, где пребывает «бог богов», за завесой (prkt) находится «седалище, подобное престолу его царства» (mwšb kks’ mlkwtw) (4Q405 20 II.2) и «очертание колесничного престола… над твердью керувов» (tbnyt ks’ mrkbh… mm‘l lrqy‘ hkrwbym) (4Q405 20 II.8).
Изображения керувов украшают стены и завесы кумранского небесного храма:
5 [wdmw]t ’lwhym ḥyym mpwtḥ b’lmy mbw’y mlk bdny rwḥ ’wrym[ … m]lk bdny ’[wr] kbwd rwḥy
И подобие живых богов вырезано в притворах, через которые входит царь, образы духа светов […] царь, образы света славы, духи
6 [pl’ b]twk rwḥy hdr rwqmwt pl’ bdny ’lwhym ḥyym [… bd]byry kdwd mbnyt
чуда. Посреди духов величия – чудесные разноцветные работы, образы живых богов […] в давирах славы – постройка
7 [mqdš qw]dš qwdšym bdbyry mlk bdn[y ’]l[whym]
святилища святого святых. В давирах царя – образы богов.
(4Q405 14-15 I.5-7)
Подобные представления кумранитов очевидно вдохновлены описанием эсхатологического храма у пророка Иезекииля: «От верха дверей как внутри дома, так и снаружи, и по всей стене кругом, внутри и снаружи, мерами, сделаны были керувы и пальмы: пальма между двумя керувами, и у каждого керува – два лица. С одной стороны к пальме обращено лицо человеческое, а с другой стороны к пальме – лицо львиное; так сделано во всём доме кругом. От пола до верха дверей сделаны были керувы и пальмы, также и по стене храма» (Иез. 41, 17-20). Иезекииль отождествляет керувов с «животными» (ḥayyot), которых он видел при реке Ховаре (Иез. 10, 15). Отсюда, вероятно, и происходит выражение «живые боги» (’lhym ḥyym), которое встречается в Песнях субботнего всесожжения 8 раз, обозначая керувов. В отличие от керувов в эсхатологическом храме Иезекииля, их изображения в кумранском небесном храме живые и тоже хвалят своего главу:
2 wšbḥhw bdny ’lwhym rwḥy q[… bdny] kbwd mdrs
И славят его образы богов, духи […] образы славы, помост
3 dbyry pl’ rwḥy ’ly ‘wlmym kwl [… db]yr mlk m‘šy rw[ḥwt] rqy‘ pl’
чудесных давиров, духи вечных богов. Все […] давир царя. Творения духов чудесной тверди
4 mmwlḥ ṭhwr [rw]ḥy d‘t ’mt[ w]ṣdq bqwdš [q]wdšym [ṣ]wrwt ’lwhym ḥyym ṣwry rwḥwt
сплетены в чистоте, духи знания истины и праведности в святом святых, изваяния живых богов, изваяния духов
5 m’yrym k[w]l [m‘šy]hm q[d]šy dbqy pl’ […] rwqm{wt}h [b]dny ṣwrwt ’lwhym mḥwqqy
света. Все их творения суть святые чудесных совокуплений […] многоцветные образы изваяний богов, вырезанные
6 sbyb llbny [k]bwdm ṣwrwt kbwd lm‘šy l[bn]y hwd whd[r] ’lwhym ḥyym kwl m‘šyhm
вокруг их славной кирпичной кладки, славные изваяния величественной и великолепной кирпичной работы. Живые боги суть все их работы,
7 wṣwrwt bdnyhm ml’ky qwdš mtḥt ld[byry] hpl’ qwl dmmt šqṭ ’l[why]m mbrkym
и изваяния их образов суть святые посланцы. Из-под чудесных давиров – тихий рокот голосов богов, благословляющих
8 […] hmlk [… mhllym tmyd kw]l […] ’lw[hy]m
[…] царя […] хвалящих непрерывно всех […] богов.
(4Q405 19 2-8)
Слово dbqy в строке 5 может быть произведено от глагола dbq в значении «совокупляться» («прилепляться») (Быт. 2, 24 и др.), будучи существительным множественного числа в сопряжённом состоянии dbqym «совокупления». Если это предположение верно, Песни субботнего всесожжения являются самым ранним свидетельством о том, что иудеи представляли себе керувов в Святом святых (небесного и Иерусалимского) храма разнополыми и совокупляющимися.
В приведённых выше цитатах из трактата «Йома» керувы в Святом святых являются скульптурами. Однако уже в самом Талмуде они приобретают черты живых существ. Так, трактат «Бава Батра» («Последние врата») утверждает, что, когда Израиль исполнял волю Яхве, керувы были повёрнуты лицами друг к другу, а когда Израиль грешил, они отворачивались в разные стороны (ВТ Бава Батра, 99a, 6). Таким образом, как и в позднейшей каббале, исполнение евреями закона было своего рода теургическим действом, побуждающим керувов к совокуплению.
В рассказе каббалистической книги «Зогар» о богослужении первосвященника в Святом святых Иерусалимского храма на День искупления керувы изображаются как живые божества, представляющие сфирот Тиферет и Малхут.[15] Когда верховный иудейский жрец входит в давир, «он слышит звук крыльев керувов, которые поют и бьют своими крыльями, простёртыми к небу», потом «звук их крыльев стихает, и они совокупляются (’tdbqn[16]) в тишине». Жрец произносит искупительную молитву за еврейский народ и, если она принимается, «керувы вновь поднимают свои крылья и начинают петь» (Зогар, III, 67a).
Итак, как мы видим, предположительно уже с Кумрана (и определённо – с талмудической эпохи) засвидетельствовано представление о керувах (в качестве изваяний или живых существ) как разнополых божествах, вступающих в священный брак в Святом святых Иерусалимского храма, что подразумевает их отождествление в определённом смысле с Яхве и его супругой.
Прямо такое отождествление проводится у ряда каббалистических авторов: «…По [Менахему] Реканати, керувимы, ду-парцуфин и два божественных имени связаны с одной и той же парой божественных проявлений: Тиферет и Малхут… Сопоставляя эту символьную схему с другой, уже известной в конце XIII в., мы видим, что, согласно р. Йосефу из Хамадана, два керувима символизируют сфирот Йесод и Малхут, которые явно рассматриваются как жених и невеста»[17].
Каббалист конца XIII – начала XIV в. Иосиф Хамаданский «особенно любит образ керувов, который он постоянно использует для выражения эротической динамики между девятой и десятой степенями [т.е. сфирот Йесод и Малхут]»[18]. Комментируя фразу «Влеки меня, мы побежим за тобою; – царь ввёл меня в чертоги свои, – будем восхищаться и радоваться тобою, превозносить ласки твои больше, нежели вино; достойно любят тебя!» (Песн. 1, 3), он заявляет: «В каббале это указывает на второго керува, соответствующего Невесте, Общине Израиля, которая совершенна всеми совершенствами и заключает в себе всю красоту. Она восхваляет жениха, который есть Царь, Яхве Воинств…» (Сефер ташак)[19]. С ним согласен автор анонимного каббалистического трактата: «Эти два керува суть Тиферет Исраэль и его Малхут, и они двулики (du-parṣufim). О них сказано таинственным образом (nistar): “Мужчину и женщину сотворил их” (Быт. 1, 27). Это совершенный человек (ha-’adam ha-shalem), и керувы в Святилище были изображены по их образу» (MS Vatican, Biblioteca Apostolica ebr. 504, fol. 312b)[20].
Каббалист XIV в. Исаак Акрский в своём сочинении «Меират энайим» («Свет очей») называет керувами все десять сфирот, но особо выделяет из них Тиферет и Малхут: «Эта сфира [Малхут] и шестая [Тиферет] именуются Двумя ликами (du parṣufim) и керувами, хотя и каждая из десяти [сфирот] именуется керувом и богом (’el)»[21].
Само собой разумеется, что отождествление изображений керувов в Святом святых Иерусалимского храма с Яхве и его супругой не оставляет камня на камне от утверждений о допленном иудаизме как монотеистической неиконической религии.
[1] Цит. по: Raphael Patai. The Hebrew Goddess. Detroit, 1990. P. 85.
[2] Michael Fishbane. Biblical Myth and Rabbinic Mythmaking. Oxford, 2004. P. 176.
[3] Moshe Idel. Sexual Metaphors and Praxis in the Kabbalah, in: Mortimer Ostrow. Ultimate Intimacy: The Psychodynamics of Jewish Mysticism. L., 1995. P. 227, fn. 23.
[4] Цит. по: Michael Fishbane. Biblical Myth and Rabbinic Mythmaking. Oxford, 2004. P. 176.
[5] Ibid.
[6] The Nag Hammadi Library. Ed. J.M. Robinson. N.Y., 1984. P. 142, 150.
[7] Michael Fishbane. Biblical Myth and Rabbinic Mythmaking. Oxford, 2004. P. 174-175.
[8] Joseph Dan. Jewish Mysticism. Vol. I. The Late Antiquity. Northvale, 1998. P. 42.
[9] Цит. по: Peter Schäfer. The Origins of Jewish Mysticism. Tübingen, 2009. P. 183.
[10] Традиция относит запись Мишны примерно к 200 г. н.э.
[11] Ср. в «Зогаре» о супруге Яхве Шхине: «Иногда она называется дочерью, а иногда сестрой, а здесь она называется матерью. На самом деле она – всё это» (Зогар, II, 100b).
[12] Цит. по: Rachel Elior. The Three Temples: On the Emergence of Jewish Mysticism. Oxford, 2004. P. 158.
[13] Rachel Elior. The Three Temples: On the Emergence of Jewish Mysticism. Oxford, 2004. P. 157-160.
[14] Насколько нам известно, во Втором храме, в отличие от Первого, не было скульптур керувов, однако спустя несколько поколений после разрушения Второго храма об этом отличии могли начать забывать (ср.: ВТ Йома, 54a, 17).
[15] Как символы Неба и Земли керувы представлены уже в Большом мидраше на Книгу Чисел (Бемидбар Рабба, 2) (Moshe Idel. Sexual Metaphors and Praxis in the Kabbalah, in: Mortimer Ostrow. Ultimate Intimacy: The Psychodynamics of Jewish Mysticism. L., 1995. P. 238, fn. 49).
[16] Тот же глагольный корень, что и в Песнях субботнего всесожжения.
[17] Моше Идель. Каббала: Новые перспективы. Иерусалим – Москва, 2010. С. 233-234.
[18] Elliot R. Wolfson. Crossing Gender Boundaries in Kabbalistic Ritual and Myth, in: Mortimer Ostrow. Ultimate Intimacy: The Psychodynamics of Jewish Mysticism. L., 1995. P. 260.
[19] Цит. по: Elliot R. Wolfson. Circle in the Square: Studies in the Use of Gender in Kabbalistic Symbolism. Albany, 1995. P. 82.
[20] Ibid. P. 83.
[21] Цит. по: Charles Mopsik. Sex of the Soul: The Vicissitudes of Sexual Difference in Kabbalah. Los Angeles, 2005. P. 109.
См. также: https://ridero.ru/books/kabbala_1/