"Если с хорошей компанией и с
достаточным количеством водки
попадаешь на природу, то уже нет
особой разницы: грибы ловить или
рыбу собирать."
Народная мудрость.
Пролог.
В далекие 1990 годы, все выживали, как могли и как не могли, но выживали. Ну ладно, ближе к делу, а дело было в Забайкалье. С падением железного занавеса иностранные граждане, помешанные на охоте, обнаружили, что в России оказывается, медведи по улицам не ходят, но трофейная охота есть, и замечательная. В это же время наши охотничьи хозяйства из за всеобщего бардака, инфляции и т.д. не знали, как выжить, и в этой мутной воде охотники-иностранцы, платившие хорошие бабки, были иногда как глоток воды живой, в финансовом смысле.
_____________________
В один из декабрьских дней, в 11.30, в кабинете директора нашего госохотпромхоза, раздался звонок аж из самой Читы. «Самый главный директор» сообщил, что поскольку обещал одному из лучших охотхозяйств области оказать помощь в оздоровлении финансовой ситуации, то, исполняя свое обещание, полчаса назад отправил в наши края иностранного охотника, настоящего немца, который неплохо платит за трофейного секача. Сообщил он также, что из этих «неплохо» 3000 баксов перепадет в наш охотпромхоз. Дело за малым: встретить, как полагается и дать возможность немцу добыть кабана. А по возвращению его в Читу, он деньжата перечисляет. Наш директор обрадовался так же сильно, как два года назад, когда ему прокурор приватно сообщил, что отказал в возбуждении уголовного дела в отношении него по факту гибели двух коров, которых директор в ночь со 2 на 3 августа, под «фарой» принял на окраине райцентра за двух изюбрей, возвращавшихся с водопоя.
Положив трубку черного эбонитового телефона и крестясь на портрет Ельцина на стене, он еще несколько раз высказал слова благодарности в адрес шефа. Однако его состояние эйфории без всяких промежуточных стадий вдруг сразу перепрыгнуло в психологическое состояние «тихой паники». Дело в том, что обладая четверть вековым опытом организатора различных дел (иногда не соответствующих положениям УК РСФСР) вдруг интуитивно и объемно перед ним, под портретом Ельцина, спроецировалось слово «ЖОПА»: сопровождать то Фрица на охоту НЕКОМУ!
Обстановка в хозяйстве складывалась следующим образом:
- все штатные охотники на участках;
- связи с ними нет, так как радиостанции рабочие, но батареи к ним ресурс выработали, а новые стоят как подбитый Мессершмитт;
- зам сидит дома со сломанной ногой;
- самому завтра надо быть в Чите по поводу левой сделки с какой то братвой по реализации дикого мяса;
- единственная машина госохотпромхоза уехала на участок собирать у охотников мясо и пушнину;
Кроме того нет бензина, а на месте есть только Зина… Нет, не так, - ЗИНА!, главный бухгалтер, которая, как подозревал директор, сидит тут с гражданской войны, потому что еще в начале 60–х, когда директор молодым дембелем пришел устраиваться штатным охотником, обозвала его «щегол пестрожопый» и уже вроде бы в то время получала пенсию по старости.
Посмотрев через коридор на ЗИНУ подозрительным и оценивающим взглядом, на предмет ее участия в охоте на кабана совместно с немцем, директор только с сожалением вздохнул и отвел данную кандидатуру по ряду причин. Дело в том, что зверовые собаки, в одиночку вытаскивающие за ухо медведя из берлоги, мочились под себя, услышав голос ЗИНЫ, и в тайге жалобно скулили при употреблении хозяевами слов: «бензин» и особенно «резина». Кроме того, не каждый добытый штатниками изюбрь мог составить ЗИНЕ конкуренцию на госпромхозовских весах. Да и сам директор не упал в обморок при первой встрече с ЗИНОЙ только потому, что на дембель ушел с должности старшины роты ДШБ ВДВ.
Срочно был вызван бюллетенящий зам, сделаны звонки должностным лицам, имеющим возможность оказать содействие в решении проблемы, приглашена ЗИНА.
Через некоторое время в старом деревянном здании конторы госохотпромхоза собрались нужные люди, представлявшие собой следующую гремучую смесь: председатель райисполкома (КПСС уже кончили), прокурор, судья, начальник РОВД, директор заповедника, заведующий потребобществом, начальник ДРСУ. Пока указанные лица прибывали, здоровались и рассаживались, откуда то из тыловых подступов в пешем порядке прибыл слегка поддатый начальник районного отделения госбезопасности (хотя может по другому тогда назывались, как и райисполком, но суть вы поняли), который, кстати, на данное спонтанное совещание приглашен не был, так как упоминаемые ранее коровы принадлежали брату водителя его служебной автомашины.
На печке кипел чайник, возле него в позе Роденовского Мыслителя сидел директор, иногда меняя позу и обхватывая голову обеими руками. Зам активно жестикулировал костылями. Все ходили, хлопали дверью, курили, говорили перебивая друг друга, за исключением начальника КГБ, который время от времени многозначительно хмыкал и откашливался и ЗИНЫ, которая молчала. Чайник парил и фыркал. Увидев скопление служебных машин у входа, в контору заглянул начальник пожарной охраны. Но увидев, что стол не накрыт, незаметно исчез.
В общем, картина представляла собой пожар на цыганской свадьбе в публичном доме во время наводнения. Неизвестно, сколько бы продолжался сей шалман, но тут подала голос ЗИНА, которая заявила, что у нее горит годовой отчет, чего собрались и чего будем делать? От ее голоса, а больше тона, у цепного кобеля по кличке «Хмырь», охраняющего склады госпромхоза, произошел процесс дефекации. Все наконец-то быстро нашли себе место, уселись, и директор, взяв бразды правления в свои руки сообщил, что сегодня, полдвенадцатого позвонил шеф… немец… кабан… 3000 баксов… едет… и т.д.
После МХАТовской паузы директор сообщил что…, ну, короче, «ЖОПА»… НЕКОМУ…
Обсуждение затянулось бы надолго, если бы не начальник ДРСУ (самый младший и самый умный) не поднял как в школе руку и не выдал следующее:
– первое - встретить надо по человечески. Но для этого надо знать, на чем выехали (отсюда рассчитать время прибытия, УАЗ 6 часов езды, Волга – 5);
- сколько всего человек, сколько пробудут;
- приготовить баню, ужин ( как «по человечески», так и в бане), ночлег;
– второе - сопровождающего надо сегодня найти обязательно нормального, достойного, лицом в грязь не ударим, 3000 баксов, и т.д.
Директор позвонил шефу и уточнил, что едут на УАЗ таблетка, цвет хаки, номер такой то. Насколько? - лицензия до 28 февраля. 5 человек: немец, переводчик, помощник, водила и зам шефа.
При вычислении времени прибытия сначала предположили 17.30, но начальник ДРСУ многозначительно произнес магическое слово «БУРХАНЫ».
Если кто не знает, то рассказывать долго, короче БУРХАН это бурятское, монгольское слово означает место, где путник должен остановиться, отблагодарить бога и попросить у него дальнейшей хорошей дороги, все, как правило, сопровождается употреблением спиртных напитков, при этом, на каждом бурхане первая стопка выплескивается вверх – отдается богу. Продолжительность бурхана может составлять от 5 минут до многих часов и зависит от многих факторов. Данный монгольско-бурятский обычай русским пришелся очень по душе, и они его при первой же возможности, особенно при поездках на рыбалку-охоту соблюдают свято, только ленточки на обо не подвязывают, и женам не рассказывают.
Зная личность зама шефа и количество бурханов, время прибытия определили в 20.00. И ошиблись всего на 30 минут, потому что зам шефа в этот день был в ударе.
Я не буду дальше освещать организационные моменты по подготовке бани в старательской артели и ночлега в райкомовской гостинице (после ликвидации КПСС у нас она просуществовала еще лет 10-12), высылке экипажа ГАИ на перекресток за 30 км. Перейдем к вечеру.
В 20.10 экипаж ГАИ по радио доложил, что: «ожидаемый УАЗ проследовал в нужном направлении, для проверки документов не останавливался, водитель по первому впечатлению трезв (выяснилось, что был язвенником), впереди на пассажирском сиденье никого нет, сзади два человека сидят в обнимку, видимо поют, экипажу ГАИ отдали воинское приветствие, больше никого нет».
После краткого обсуждения и уточнения номера машины, начальник ДРСУ изрек: «двое спят».
Действия комитета на окраине села по встрече описывать нудно (вы же видели кинохронику, как Брежнева в Африке встречали), за исключением того, что у наших на лицах было написано «отомстим за ВСЕ!». Вновь появившийся начальник пожарной охраны на полном серьезе предлагал для начала начистить Гансу морду, но если политический момент не располагает, то случайно облить из пожарной машины (это в декабре в Забайкалье)…
Е-мое, я же по второму пункту ничего не прояснил!
А в процессе его обсуждения выяснилось, что все присутствующие люди занятые. У всех работа, годовой отчет, никто помочь не может, штатных охотников на месте нет. Но ЗИНА произнесла слово «любители», принесла список мужиков, которые, в обмен на временное пользование оружием и патронами, заключали договора на поставку пушнины и мяса в качестве охотников-любителей. Время поджимало, и из всех достойных по параметрам: наличие машины, сравнительно непьющий и интеллигентный, бреющийся не менее двух раз в неделю, способный принести нужный результат, и.т.д. был выбран конечно же Ефимыч. Директор быстро съездил до Ефимыча, который сказал, ну если надо – значит надо, поможем, он все равно собрался «сбегать» за кабанами, но ехать надо послезавтра, потому что он в одном месте сделал подсыпку овсом и вывез требуху от изюбря только вчера, и по его расчетам, кабанов надо там ждать послезавтра, а кабаний «сурок» там ходит большой, голов 15, с ними, чуть отдельно ходит секач, след размером как у сохатого.
По итогам переговоров решили, что: директор задерживает немца в райцентре на сутки, обеспечивает мероприятие необходимым количеством ГСМ и закрывает глаза на то, что на одну лицензию Ефимыч в угодьях охотпромхоза добудет уже седьмого кабана.
Ефимыч со своей стороны обязался на своей ГАЗ–66 свозить немца в лес и дать стрельнуть самого большого секача.
Сделку обмыли самогоном, который Ефимыч гнал лично на дикой смородине и очищал кедровыми орехами.
Тут необходимо дать пояснения, дабы читатель в дальнейшем был в курсе, что Ефимыч изготавливал самогон трех сортов: «красенький» – крепостью 40°–55° (знатоки цифру поймут), подкрашивалась жженым сахаром, на литр добавлялось 4 витаминки «Ревит»; «пограничный» – 55°–70°, настаивалась на листьях заранее заготовленной в определенном месте дикой смородины, двух ампулах витамина В-12, несколько капель бриллиантовой зелени, вкус и запах изумительные; и «мой» – крепость от 70° – и до бесконечности, первичная фракция, настаивалась на кедровых орехах и угольных таблетках, щепотке марганцовки, прогонялась через фильтр армейского противогаза, что позволяло получить продукцию, соответствующую по забористости «Слезе комсомолки» Венедикта Ерофеева.
Так же необходимо добавить, что на прозрачной разновидности самогона нормально заводился и ездил мотоцикл ИЖ Планета–5, на чем Ефимыч периодически выигрывал пари у недоверчивых людей. Рентабельность же этих «азартных мероприятий» он оценивал в 1000 %.
Потом была встреча, баня в артели, где весь районный бомонд поочередно пил с немцем на брудершафт. Выяснили, что немца зовут Ганс (поэтому начальник пожарки начал приобретать репутацию экстрасенса), он в Кельне имел свой бизнес, и время от времени ездил на сафари то в Африку, то в Канаду, то в Южную Америку, оказался довольно крепким на водку мужиком. Помощник тоже был немцем, родственником Ганса, но в мероприятиях участия принимал номинально, и как потом было установлено, с момента второго бурхана от Читы и до возвращения в Москву ничего не помнил. Переводчик, парень лет 25-и – выпускник какой-то лингвистической московской спецшколы, вначале изображал из себя реального пацана (пальцы веером, сопли пузырями) но оказался нормальным русским парнем, выставил на стол бутылку эксклюзивного виски и продержался почти до конца ужина. Правда пару раз выходил на перекур с начальником КГБ, технично обрубая хвосты. Ну а зам шефа – это был зам шефа, на таких должностях в то время трудились только настоящие мужики.
Сам Ефимыч от бани категорически отказался, попросив доставить немца к нему домой послезавтра к 10.00.
В общем, в бане собрались преимущественно интеллигентные люди и, не смотря количество алкоголя, вопрос о 22 июня в течение вечера не поднимался.
Назавтра директору не пришлось прикладывать особых усилий по переносу охоты, так как «немецкая сторона» была не в состоянии подняться с постели.
На следующие сутки, зама шефа, Ганса, помощника и переводчика директор на своей «Волге» привез к дому Ефимыча. Состоялось знакомство, за которое хозяин по русскому обычаю предложил по «пять капель» и закусить чем бог послал, сообщил, что отказ не потерпит и сильно обидится.
А бог им в то утро послал: отварную кабанятину, золотистую картошку, поджаренную на медвежьем жиру, копченого ленка, малосольного хариуса, строганину из тайменя, строганину из замороженной печени косули с солью, лучком и перцем, квашенную по особому рецепту капусту, соленые огурчики, грузди и рыжики, маринованные маслята, сальцо с чесночком и т.д. и т.п., в общем, из покупного в магазине на столе были только соль и хлеб. Стол венчал обычный советский графин, давным-давно приватизированный Ефимычем с трибуны актового зала райкома комсомола, в котором был «красенький». Ефимыч еще порывался поставить на печку кастрюлю с водой для пельменей, изготовленных по собственному рецепту из четырех сортов мяса (говядина, жирная кабанятина, баранина и изюбрятина), но был остановлен замом шефа, который не один год будучи знаком с ним, знал, что завтрак под пельмени наверняка перейдет в ужин. В процессе знакомства Ганс никак не мог выговорить «Ефимович», потом решили называть по имени, но «Николай» у немца тоже «не пошел». Так Ефимыч на время охоты стал «Клаусом».
Завтрак длился два часа, два прогрева ГАЗ–66, восемь перекуров и два графина «красненького». Затем директор и зам шефа уехали, сославшись на неотложные дела, а «Клаус» задал Гансу вопрос: «Ну, из чего стрелять будем?». Ганс, расчехляя ствол, через переводчика объяснял Ефимычу ТТХ, стоимость своего оружия, перечислял зверей, которых он добыл с ним. Прищурившись и оценив винтовку, Клаус сказал: «Годится, но на всякий случай …», пошел в сторону поленницы, и принес длинный предмет, завернутый в солдатскую плащ-палатку.
Через 15 минут из села выехала «шишига», в кабине которой сидели «Клаус», Ганс, а между ними, согнувшись в четыре погибели, на капоте мотора, сидел переводчик. В кабине велась оживленная беседа, а в это время в кунге топилась печка и сладко спал помощник.
Погода стояла великолепная, солнечная, на улице около – 15 градусов. Дорога заняла 3 часа и 5 бурханов, на каждом их которых «Клаус» протягивая руку назад, выуживал откуда то из за спинки сиденья солдатскую фляжку в чехле, на капоте раскладывалась закуска, первая стопка летела богу влево в открытую дверь. По подсчетам Ганса, фляжки должно было хватить только на 2 бурхана, однако, каждый раз на нечетном бурхане она как по волшебству была полна до краев, при чем на пятом жидкость сменила цвет с красного на зеленый. Хлопнув «пограничного», Ганс долго не мог прийти в себя, и отдышавшись попросил Клауса впредь наливать ему либо «красенького», либо простой воды. Но увидел в ответ только назидательно выставленный вверх указательный палец со отбитым ногтем. А потом долго пытался понять переводчика, который, в свою очередь, пытался донести до него смысл фразы: «Градус понижать нельзя…».
Через 15 минут от «пятого бурхана» Ефимыч остановил машину и насколько мог вежливо (просто количество ненормативной лексики было сокращено втрое) предложил переводчику перейти в кунг, потому что дальше будет снег под метр, плохая дорога и ему очень неудобно управлять машиной, когда под руку постоянно попадается чужая задница (кто ездил на шишиге, особенно за рулем с пассажиром на капоте, и знает, где у нее расположены рычаги КПП, раздатки и т.д., то поймет). Воспользовавшись остановкой Ефимыч организовал шестой бурхан, после чего заставил Ганса расчехлить винтовку, вставить патрон в патронник, поставить на предохранитель, сообщил, что до кабанов осталось полкилометра, подкинул дрова в печку кунга, заодно из тайника которого достал сверток в солдатской плащ-палатке, и переместил его за спинку своего сиденья. Помощник на все движения и звуки даже не отреагировал, и Ганс, посмотрев на его счастливое лицо, выразил мнение, что родственнику снятся город Кельн и какая-то Марта. Дальше поехали потихоньку.
Тут необходимо дать характеристику именно этой ГАЗ-66. Ефимыч есть водитель и механик от бога. У него шишига (и вся другая техника, особенно оставшийся дома ГАЗ-69) работала как часы, но не простые, а электронные, то есть абсолютно надежно, точно и с минимальным шумом. Имела всегда уход, ласку и БТРовскую резину, экранирование, защиту от воды свечей и трамблера, лебедку, шноркель. Вывозила хозяина из таких передряг, что только МТЛБ могла бы ехать рядом.
Следуя дальше, общаясь без переводчика (и прекрасно понимая друг друга) проехали метров двести и за небольшим поворотом увидели на увале толпу кабанов, из которых два выделялись своими размерами.
Увидев их, Ганс в доли секунды снял винтовку с предохранителя, открыл дверь кабины, положил цевье на зеркало машины и прицелился, но услышал слева тихое но твердое «аус» и «зитц». Вообще-то на немецком языке данные команды отдаются служебным собакам и означают: «отставить действие» и «сидеть», что еще раз подчеркивает многогранность талантов Ефимыча. Дисциплинированный немец втянул ствол в кабину и непонимающе уставился на «Клауса», который, имея в запасе еще команды «Фууу» и «Хенде хох», по-русски, по-немецки, на эсперанто, а больше телепатически, объяснил немцу, что это «не тот кабан, за которым они приехали», а «тот» где то рядом, и его надо смотреть, искать, и найти! Достав бинокли, начали осматривать склоны.
И Ганс его нашел! Матерый секач неторопливо терся боком об упавшую лиственницу метров на 50 дальше «сурка». Движения его были важны и неторопливы и потому не сразу бросались в глаза. Через пару секунд его увидел Ефимыч и его осенило: «Старый же дурак, сам же три года назад эту валежину креолином намазал, и подсвинка большого там же взял!»
Показав Гансу большой палец, с огромным прокуренным желтым ногтем одобрительно кивнул, одновременно приложив указательный палец левой руки к губам. «т-ссс, аккуратно». При этом, без каких либо других слов, они прекрасно понимали, что оба увидели достойный объект охоты, и речь идет именно о нем. До секача было примерно 280-320 метров. И хотя дальномер Ганса находился в рюкзаке в кунге, но «Клаус» показал три пальца (300 метров) и они согласно друг другу кивнули. Ганс, аккуратно, не захлопывая двери кабины, спустился вниз, отсоединил фиксатор сошек, расправил их, бесшумно прополз метров пять, установил винтовку сошками на подвернувшийся пень, и застыл в положении стрельбы с колена.
Первый выстрел Ганса попал в цель, что было ясно по характерному звуку шлепка пули, но секач, организовав под собой тучу пыли на сырой, заснеженной зимней земле, рванул вверх со скоростью ракеты, Ганс заторопился и два смазал. Перед тем, как кабан почти успел скрыться в кустах на самой грани увала, слева от немца раздался хлесткий звук выстрела. Кабан споткнулся, ткнулся острой мордой в землю и скатился на пару метров вниз по склону. Тут же снова раздался выстрел и один из средних по размеру подсвинков остался лежать на увале. Остальная кабанья братия исчезла.
Ганс оглянулся и увидел болтающегося на водительской двери шишиги, в позе каракатицы, когда-то занимавшейся балетом, «Клауса». В руках у него находилось изделие, явно принадлежащее к огнестрельному оружию, но не виденное Гансом ни в одном фирменном каталоге. Вся охота заняла полторы – две секунды. Ганс понял, что Ефимыч только что, открыв свою водительскую дверь, из неизвестного оружия произвел два выстрела с левой руки(!), без оптики(!), на 300 метров, и обе пули пришли в цель! Не дал уйти секачу подранку, второго кабанчика положил на месте. При том, что двигатель шишиги в это время продолжал работать! (кто стрелял из машины, либо с ее капота при работающем двигателе, знают, что это такое, и как мешает прицеливанию).
В окне кунга торчали две любопытные физиономии. И если переводчик был «почти трезв» и вполне адекватен, то по выражению лица помощника было ясно, что он пытается разглядеть на увале «Марту из Кельна», и искренне не понимает, почему в нее стреляют.
Когда все успокоились, Ефимыч объяснил Гансу, что его первый выстрел был убойный, но что кабан штука живучая, и посему мог ускочить далеко. А прежде чем искать и подходить к раненому секачу в лесу, надо написать завещание, распродать имущество и купить гроб.
Посему Ефимыч предложил перекурить десять минут. И если за это время кабан не пошевелится, то тогда и идти к нему.
Чтоб «перекур» не был тягостным, был организован и седьмой бурхан, во время которого, Ганс, с разрешения Ефимыча, осмотрел его оружие, оказавшееся по заключению переводчика изделием, полученным в результате скрещивания винтовки Мосина со стволом от пулемета Калашникова. При этом ствол венчала мушка, изготовленная с помощью электросварки, с последующей обработкой напильником и надфилями.
По поводу подсвинка «Клаус» пояснил, что добыл его на мясо. Когда же Ганс предложил ему забрать мясо от секача, так как его через таможню с ним все равно не выпустят, а все, что он сможет увезти домой, оформив как охотничий трофей, это только голову с клыками. На что получил разъяснение, что в декабре мясо секача несъедобно из за запаха, и пусть этот «шиптур» он куда хочет, туда и девает.
Результаты седьмого бурхана показали, что кабан не шевелится и Ганс, вынужденно под строгим взглядом «Клауса» употребивший «пограничного», предложил идти наверх, забирать секача, нести его на палке к машине и в это время фотографироваться. На что получил команду садится в кабину. Переводчик с помощником были загнаны в кунг, а Ефимыч, включив «все что можно» и еще первую пониженную, направил автомобиль сначала вдоль сопки, а потом полез на своем «верном коне» вверх. Пропустив между колес секача, и рассчитав, что он сейчас находится как раз около двери кунга, автомобиль был остановлен, заглушен, оставлен на первой передаче и затянут на ручник.
Потом была длинная процедура фотографирования с кабаном, попытка его разделки на склоне (примерно под 60 градусов), которая не увенчалась успехом, потому что раздельщики часто падали на скользком увале, очередной бурхан, для организации которого была использована фляжка, содержащая продукт под именем «мой» (принцип повышения градуса соблюдался неукоснительно). Посмотрев, на суету, организованную вокруг секача, «Клаус» загнал всех по отведенным ранее местам, достал из кунга бухту троса и, используя ее и лебедку, спустил шишигу к подножию сопки. Затем отправил вверх переводчика, который этим же тросом зацепил ногу секача, который и был благополучно стянут вниз лебедкой.
На ровном месте дело пошло веселее и в течение получаса оба кабана были разделаны. При этом, голова секача с шеей по весу оказалась больше всей туши подсвинка, взятого Ефимычем «на мясо». В результате осмотра трофеев, было установлено, что у секача имеется два входных пулевых отверстия: под левой лопаткой (Ганс), и под левым ухом («Клаус»), у подсвинка одно под левым ухом («Клаус»).
Начало темнеть и охотничья компания выдвинулась в обратный путь, с остановками на те же бурханы, что и по дороге туда, но уже с рядом отличий: употреблялось на них изделие марки «Мой», а в кабине сидело уже четыре человека, которые пели русские и немецкие народные песни.
Примерно через час, их встретил экипаж ГАИ на старенькой «Ниве», высланный «на всякий случай» для подстраховки проводимого мероприятия. Увидев гайцов Ганс от испуга несколько протрезвел, а Ефимыч обрадовался. На предложение гаишников пересесть к ним в машину части народа, чтобы не тесниться, «Клаус» сообщил, что у них за прошедшее время сложился хороший коллектив, и они предпочтут ехать в тесноте, но не в обиде. После чего смягчил отказ, поделившись со служивыми фляжкой, на зеленом чехле которой было коряво написано синей шариковой ручкой: «ДМБ 94».
Эпилог-постскриптум:
— На завтра, перед отъездом на родину, Ганс сделал Ефимычу деловое предложение следующего характера: он приобретает Ефимычу дом в Германии, ежемесячно выплачивает ему зарплату в размере 1000 дойчмарок. Ефимыч, в свою очередь, сопровождает его в различных сафари на вот этой автомашине ГАЗ 66, и вон с тем ружьем.
В ответ на данное лестное предложение Клаус выразил благодарность, но ответил решительным отказом, скромно умолчав о том, что шишига у него не зарегистрирована в ГАИ, да и в отношении винтовки тоже есть некоторые неполадки…
— Цепной кобель по кличке «Хмырь» был обеспечен питанием до весны;
— Через два дня у Ефимыча дома раздался телефонный звонок, и он был приглашен на беседу к начальнику КГБ. Ефимыч, уточнив у начальника, где находится его старший опер Петрович, предложил им побеседовать между собой. Но они, проявив чекистскую настойчивость, приехали к нему домой. Разговор сразу начался с «пограничной» а закончился как обычно…;
— Директор на двое суток позже, но все таки встретился с мутной читинской братвой, и решил все свои вопросы реализации дикого мяса;
— Помощник, по возвращению домой, прошел курс реабилитации в клинике для анонимных алкоголиков и женился на Марте;
— Ганс Гросскрайнцер, давая через полгода интервью корреспонденту журнала «Большая охота», задумчиво заявил, что «равных по квалификации охотникам Восточной Сибири России на земле не имеется. И все бушмены, индейцы, аборигены Австралии по сравнению с ними дошколята».