"Это я виновата в смерти мамы" - пишет сестра.
О таких вещах мы не говорим вслух, глаза в глаза. Мы носим их в себе, а потом это прорывается нарывом в мессенджерах.
Вдвоем мы шутим, смеемся, поддерживаем друг друга, а наедине каждая из нас умирает.
Я спрашиваю - почему ты?
"Потому что я разговаривала с ней последняя, в 19.00, и понимала, что все плохо, а к ночи она впала в кому, которой никто не заметил. Почему я не поехала туда сразу, не добилась действий от этой больницы?!"
Я отвечаю - мы говорили с ней обе, по очереди, в обед, и обе слышали, что все плохо, и я повторяла без конца "Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ", мы обе знали, и не поехали. Мы обе виноваты.
Я жалею о том, что не отвезла их на прививку сразу после смерти тети от ковида, и я правда не понимаю, почему мы не сорвались тогда, 12 октября, не заставили докторов обратить внимание на ухудшение, не настояли на ИВЛ, пока она была в сознании и мозг не начал умирать...
Мы думали, что карантинная зона нас остановит? Мы верили в медицину? В Бога? В маму? Мы считали, что наша семья бессмертна?
Я не знаю, во что мы верили, и я не знаю, почему мы ничего не сделали.
Я буду думать об этом всегда.
А пока мы везем цветы на 2 могилы 3 января. И ставим маме кофе, и елки есть у них, а у нас остались дети, и страх, бесконечные страх и боль.
Сидя на оградке соседа и глядя на мамино фото, я говорю сестре - жалко, что у нас есть дети. Так бы сейчас всех уже закопали, и вроде терять нечего...
Я не понимаю, зачем мы так тщательно продумывали речь и так сильно ждали бабушку из больницы... Для того, чтобы она узнала о том, что ее единственного ребенка больше нет, промучилась 2 месяца и так страшно ушла у меня на руках? Мне это снится по кругу, и врач скорой, которая уже приехала констатировать, поворачивается во сне ко мне и говорит - это никогда не закончится.
После слез 31 декабря и бесконечных поездок на кладбище мы пытаемся жить дальше, как все на новогодних каникулах. Сестра была в кино, а я в ресторане. И ощущается какая-то шизофрения - ты такая общительная и задорная, а потом в момент зависаешь в точке. Приходишь домой и воешь в подушку.
Я знаю, что даже тем, кто искренне поддерживал и выслушивал, это скоро надоест, и каждая из нас останется сама, со своей виной. И тремя крестами в сырой земле.