Один дома. Глава 14
31 декабря 2005
Услышав, как дверь за Женей закрылась, я взял ключ от люка на крышу. Руки дрожали, и попал в скважину замка я не сразу. Зачем я лезу на крышу – не знал тоже. Просто в квартире не мог находиться. Женя ушла, и меня трясло. Ещё и потому, что она сказала, будто меня любит, и мы целовались. Хотя, конечно, она просто гениально выжила из квартиры отца, за что ей огромное спасибо. Он и так успел слишком многое. После него не осталось ничего, за что стоило держаться. Сказал самую суть – испытать ко мне небольшую симпатию, конечно, можно, но не более. Поэтому хорошо, что Женя ушла. Пусть поищет себе другого, нормального.
Замок всё-таки поддался, я распахнул люк и выбрался на крышу.
На улице по-прежнему валил снег, но сейчас я этого даже не почувствовал. Мне было жарко. Я вышел из-под навеса, сел на присыпанный снегом железный лист крыши, уткнулся лбом в колени и разревелся. Ну а что я мог ещё, в самом деле? Не прыгать же вниз. Мне было плохо, так плохо, как не было уже давно. Зачем я позвал Женю к себе? На что вообще мог рассчитывать? Что она окажется слепоглухая и ничего обо мне не узнает? Даже если бы обошлось сейчас, я бы провалился на следующем же этапе – не смог бы её куда-нибудь пригласить. Мне пришлось бы признаваться, что учусь я заочно, на улицу выйти могу только по крайней необходимости и недалеко, а предпочитаю вообще никуда не высовываться. И всё. На этом бы всё и закончилось. Какой девушке понадобится такой парень? Зачем? Проявить доброту? Лучше подобрать на улице бездомного кота.
Проблемный человек – куда хуже. Он не будет умильно лакать молоко и мурчать. Коты – правильный выбор.
Однако мне ещё повезло – Женя меня поцеловала, о чём я при желании смогу долго вспоминать. Больше-то не о чем.
– Не прыгай! Не вздумай! Прыгнешь – я тебя убью!
Я повернул голову и увидел в люке Женю. Хотя, может, у меня уже начались галлюцинации. Без очков я плохо вижу, а очки стащил, начав рыдать. Правда, к видениям я не склонен, но мало ли. Раньше у меня и панических атак не было. Возможно, я схожу с ума постепенно. Всё сильнее и сильнее…
Пока я так думал, галлюцинация сделала несколько шагов, вцепилась в меня и поволокла к люку.
– Домой! Пойдём домой!
Оказавшись на лестнице вплотную друг к другу, мы очумело смотрели глаза в глаза. И Женя скомандовала:
– Закрывай!
Я повесил замок и вставил в него ключ.
– Дай сюда.
Сунув ключ в карман джинсов, она снова за меня ухватилась. Спускаясь, мы споткнулись и навернулись с последних ступенек, опрокинув и банку с еловой веткой. Уже на полу, подняв голову, я чуть не врезался лбом в Женин лоб.
– Ничего, мы оба не беременны, – сказала Женя, – поэтому с лестниц падать нам можно!
– Ты же ушла.
– Я спустилась вниз и поняла, что ушла зря.
– Почему?
– Потому что мы должны вместе встретить Новый год. А ты не имеешь права меня выгонять. У меня день рождения.
Теперь мне стало холодно. На крыше было жарко, а дома – холодно. Парадокс. К тому же я был мокрый почти насквозь и из-за снега, и оттого что уронив банку с еловой веткой, в лужу из банки и шлёпнулся. Женя на меня посмотрела и снова принялась командовать. Мол, я должен пойти в ванную, погреться в горячей воде и переодеться в сухое. А она сделает какую-нибудь еду, потому что мой хлеб с сыром её организм уже усвоил. Я сейчас должен был быть несчастен – ведь она ушла. А она вернулась и всё сбила. Я не понимал, что делать, и решил выполнять её приказы. Мы будто поменялись местами, и теперь она была спасательным кругом, а мне оставалось только держаться…
Войдя после ванной на кухню, я обнаружил, что Женя порезала всё найденное в пакете, выложила на тарелки, разлила остатки вина. Свой стакан я закрыл рукой.
– Мне правда нельзя пить. Эти таблетки не от аллергии. Они антитревожные. Отец сказал тебе правду. У меня не всё в порядке с головой.
– Нельзя – не будешь, – Женя посмотрела на бинт на моей руке. Теперь он был мокрый и грязный. – Давай я тебе нормально перевяжу. Сядь.
– Снова йодом польёшь?
Испытать опять ту сильную боль я, конечно, не мечтал. Но и сопротивляться не собирался. Пусть делает всё что угодно.
– Не бойся, теперь я аккуратно, как родному.
С чего бы я вдруг стал ей как родной, казалось неважно. В конце концов, побыть одиноким и несчастным я ещё успею. Женя вернулась – и это для меня уже подарок.
Затянув узелок на перевязке, она спросила:
– С чего это твой папа так обострился, увидев меня? Разорался, будто раньше тут девиц не видел.
– А он и не видел.
– То есть как? Должны же у тебя быть девушки. Он сразу заявил, что мы с тобой переспали, но права мне это не даёт…
Говорить об этом было позорно, но я решил Жене больше не врать. Ни одного слова. Пусть или общается со мной таким, какой я есть, или уходит. Иначе я буду постоянно трястись, что откроется что-то новое и я её всё-таки потеряю…
– У меня никогда не было девушки. В том смысле, который ты сейчас вложила в это слово. Того, о чём тебе заявил папа… у меня не было…
– Правда? А целуешься хорошо, мне понравилось.
Ну да, хорошо, только ничего не помню, потому что очень удивился, когда она начала этот спектакль. Что-то происходило, но вне моего сознания. Я просто одурел от смеси удивления, стыда за то, что несёт отец, и ощущения, что всё рухнуло и ничего не поправишь.
– Я бы повторила, – вдруг заявила Женя и сняла с меня очки.
Мне стало не по себе, потому что я понял причину её поведения. Возможно, я ей нравился, и тут папочка вывалил всю эту информацию. И я показался Жене привлекательней уличного кота как объект излияния на меня своей доброты и жалостливости.
– Не надо меня жалеть, – сказал я.
– А я тебя не жалею, – очки Женя положила на стол и всё-таки начала меня целовать, только не в губы, а в висок, в щеки, заставила закрыть глаза и поцеловала веки, – я тебя люблю.
Глава 16