30 лет назад начались либеральные реформы. Страшно, что потери были не от них, а от отвержения своей семьёй. Попытка выплыть и взять ответственность за старших родственников разбивалась об их осуждение этих попыток и отвержение человека в целом.
Осуждали буквально за всё.
- За желание работать, а особенно зарабатывать.
- За попытку накормить семью, то есть потратить заработанное.
- За стремление работать на "низкой" работе, ведь это неинтеллигентно.
Те, кто относительно хорошо "прошел" через этот период любят повторять, что недовольные реформами просто ровно сидели на ж., не пытались искать выход, инфантильны, безответственны и, видимо, не испытывали настоящий голод. Я хочу рассказать о случаях, когда очень молодые люди брали на себя ответственность за старших родственников в семье и как эти самые родственники этому препятствовали.
Случай Один - Отвержение
Один родилась в середине 1970-х и была не просто нежеланной. Её все время корили в том, что родилась "слишком рано" и "жизнь испортила" своим родителям. Мать её дополнительно упрекала в том, что не может выйти замуж из-за Один. Так к началу реформ Один была отверженной, нелюбимой, виноватой, а потому всем дОлжной. Один не имела права на свою жизнь, в глазах родителей была немощной, несамостоятельной и подконтрольной. Даже подмываться не имела права одна в ванной, ей приносили тазик с ковшиком в комнату и следили. До этого классе в 4 или 5 она наотрез отказалась от горшка и стала писать ... в ванну. Потому что унитазом ей пользоваться не разрешали дома. Хотя Один это успешно делала в деском саду, в школе и в гостях. В 11-12 лет Один, несмотря на запреты, стала пользоваться туалетом. Лет в 13-14 Один буквально отвоевала право мыться в ванной сама с закрытой изнутри дверью. Один не имела права сама решать даже вопросы гигиены, а о более сложных выборах даже и не мечтала.
В конце школы Один придумала шить заколки-резинки из хорошего бархата и обшивать бусинами. Ей, конечно, запретили брать хороший материал, который мог "еще пригодиться". Упрекнули в том, что она хочет "все разбазарить". Один сделала выкройку и несколько образцов из простого хлопка. Однако мать Один взяла идею и сшила по выкройке Один несколько таких заколок-резинок и сдала в "комок" - коммерческий магазин, такие только-только стали появляться. Кто молодец? Конечно же, мать Один. Один хотела на полученные матерью в "комке" деньги купить бархат и бусы попроще в Универмаге, но её попрекали желанием "пофартить", а на её стремление заработать и накормить семью откровенно наплевали. Упрекнули в эгоизме и желании нравиться мальчикам. А ведь мать ей неоднократно говорила, что даже таких красавиц как она замуж не берут, а на Один ни один даже "завалящий" мужчина внимания не обратит. Один даже не велели смотреться в зеркало, чтобы "не расстраиваться".
Много лет минуло. Один всегда сопротивлялась такому поглощению и контролю. Но с отвержением, нелюбовью, обесцениванием её заслуг и её самОй она долгое время не могла ничего поделать. В институте и на работе всегда находились те, кто чувствовал её больное место и пользовался ею. А обесценивание навсегда вошло в её жизнь, потому что она делала это сама. Хотя здоровое возмущение обесцениванием другими всегда в ней присутствовало. Именно сопротивление не позволило Один навсегда кануть в мир инфантилизма и беспомощности.
Она, конечно, не могла быть сильной и независимой в своем детстве и юности. Не стала такой и позже. И до сих пор ведет невидимую и ежечасную борьбу с теми установками, которые дали ей родители. Иногда она скатывается в роль отверженной жертвы, у которой нет права что-то сделать без согласия родителей. Это время (в роли жертвы) она проживает мучительно пытаясь разрешить себе сделать что-либо самостоятельно. Она часами собирается пойти в душ и иногда засиживается в туалете, как в прежние времена боясь скандала на выходе.
Но ведь Один давно не живет с родителями, а старые стереотипы иногда топят её. Хорошо, что на такие выпадения уходит два-три дня, но они сказываются на её общем психологическом состоянии и работоспособности. Очень много лет Один боялась заводить детей, да ей это и "не разрешали". Ведь она сама не сможет, с детьми очень трудно. Когда в довольно позднем возрасте Один все-таки завела ребенка, ее мать требовала, чтобы Один пользовалась только марлевыми подгузниками и стирала их ежедневно и гладила. Аргумент: А как же раньше жили без памперсов!? Еще требовала, чтобы Один не давала ребенку лекарство от коликов на том же основании - ведь раньше такого не было, и родители вынуждены были терпеть крик малыша. Ну, ещё и мать возмущалась тем, что Один брала ребенка на руки при малейшем писке и целовала в щечки (это негигиенично).
В детские полгода Один перестала общаться с матерью, благо была возможность жить отдельно. А, если бы не было отдельной квартиры, то и ребёнка Один не решилась бы завести. Конечно, Один чувствовала себя виноватой, что не общается с матерью. Та же сильно настрадалась из-за Один. Годы шли, а Один так и не могла перестать смотреть на себя глазами матери. Иногда на короткие минуты это удавалось осознать, и тогда наступала спокойная тишина в голове. Но Один не останавливается и продолжает по капле выжимать свое бесправие. Сначала она думала, что имеет право не чувствовать себя бесправной из-за ребенка и для него. Но теперь она уже постепенно приходит к выводу, что и сама по себе имеет право жить!