А мать Клима думала о девочке, которую при родах так и не смогли спасти врачи, она не знала, что эта девочка сейчас тихо плачет в своей постели. Она вспоминала тот печальный день, когда на свет появился Клим, а его сестра появилась на свет слабой и почти сразу после родов умерла, её даже не показали ей, так распорядился муж, чтобы лишний раз ее не расстраивать. Он сам похоронил ребенка рядом со своими предками, то есть в глухой полузаброшенной деревне, куда они ездили только на Радоницу, чтобы поклониться всем родственникам мужа, вплоть до его прадедушки и прабабушки.
Вот только изредка возникает у нее по ночам видение: девушка со светлыми волосами на фоне большой оконной рамы в больнице, и будто бы она, Ирина, снова беременна, и именно девочкой. Но после тяжелых родов она так и не смогла забеременеть. Словно вердикт, вынесенный мужем ещё до свадьбы, что в семье должен быть только один сын, действовал на всю ее оставшуюся жизнь, а ей хотелось большую семью. Сейчас Ирину Константиновну не радовал ни достигший вершин власти муж, ни обеспеченная жизнь, ни этот нелепый дом, который она не любила, ни даже тот небольшой бизнес – салон красоты, который Георгий разрешил ей завести, уже не доставляли удовольствия, как раньше.
Она любила теперь только Клима, и с нетерпением ждала, когда он женится, и у неё, наконец, появятся внуки. Им тогда и достанется ее нерастраченная материнская любовь, она, Ирина Константиновна, скоро будет бабушкой. И если её подруги не хотели внуков, то она с нетерпением ждала этого момента, но Клим не торопился жениться, у него, как он утверждал, даже девушки не было.
Новый день нёс Климу радость, он на работу торопился будто на первое свидание. Они шли с разных сторон, он почти бежал, а Ия, на правах слабого пола, изящно шла, словно по подиуму, к крыльцу их офиса. А Клим, подбежав, взял ее за руки и радостно воскликнул:
– Какая красавица у меня сестра!
– ПрЫнцесса прямо! – иронично продолжила Ия.
И, смеясь, они вошли в офис. До начала рабочего дня оставалось ещё минут 15, не было только Виктора, который по утрам отводил своих близнецов в школуи приходил ровно в 9:00, поэтому все стали просить Клима рассказать-таки о своём необычном отдыхе. И он успел вкратце поведать о своих приключениях, пообещав скинуть коллегам самые интересные снимки, чтобы те могли полюбоваться красотами природы и его, подчас нелегкими, усилиями на реке во время сплава.
Слушала и Ия. Она смотрела на Клима и повторяла про себя:
– Брат, братик, братишка, ах как это здорово звучит.
Шли дни, а Клим все не знал, как заговорить с родителями о сестре. Честно говоря, он боялся отца. Властный, уверенный всегда в своей правоте, Георгий Тимофеевич был, можно сказать, домашнем тираном, держа всю семью в ежовых рукавицах. Клим даже себе не признавался, что побаивается его. Хорошо, что в силу своей занятости, отец практически не занимался его воспитанием, только изредка, в свободные минуты проводил воспитательные беседы, внушая сыну, что он должен чтить свой род Грановских, быть ему достойным потомком, помнить, что его предки были не последними людьми в этом городе.
Его прадед был военным, дед – главным инженером местного завода, которого, к сожалению, уже нет, его закрыли. А отец владелец самой крупной строительной компании города. Клим вежливо выслушивал отца и говорил, что очень гордится своими родными, и это было правдой, ведь и прадеда и деда в городе еще помнили: после войны прадед долгие годы был военкомом, а дед работал на заводе, который и закрыли практически сразу после его смерти, от прошлого Клим возвращался к настоящему, и постепенно пришёл к выводу, что сначала всё же надо показать Ию матери.
Он знал, что она навещает свой салон по вечерам каждый вторник, и решил, что в это время Ия должна быть там, но та отказалась, мотивируя это тем, что пока ей нечего там делать, но Клим прямо сказал, что она может увидеть мать.
– А зачем это надо?
–Тогда она может нам сказать что-то такое, что и раскроет их с отцом тайну.
И Ия согласилась, записавшись на вторник на маникюр. Клим позвонил матери перед тем, как она должна была прийти:
– Мам, что-то мне захотелось посидеть с тобой где-нибудь в красивом месте и попить кофе, ты ведь всё равно в салоне, не уходя оттуда, я скоро буду.
И через полчаса уже входил туда, зная, что Ия уже там. Нет, совесть его не мучила, он был уверен, что всё делает правильно. Он вошёл, его все знали и посадили в уютный уголок ожидать хозяйку, а она ходила по салону, переходя от мастера к мастеру, вела непринужденные разговоры и не видела, как внимательно смотрит на неё девушка, которой делали маникюр. Наконец-то она дошла до той части салона, где сидела Ия. Поговорив с мастером, Ирина Константиновна спросила:
– Девушка, а вы довольны нашими услугами? – снизу вверх на нее глянули глаза её сына, и, растерянно улыбаясь, девушка ответила:
– Да, – и тут же разрыдалась.
Встав с кресла, Клим подбежал к Ие, не глядя на мать, он произнес:
– Успокойся, всё хорошо.
Он обнял ее, прижал к себе, и, гладя по волосам, приговаривал:
– Всё хорошо, всё хорошо будет, сестричка.
А мать, стоят рядом, во все глаза смотрела на них, а потом без сил опустилась на кресло, на котором только что сидела Ия, и Клим понял, что сглупил, создав такую ситуацию. Ведь весь салон сбежался смотреть на рыдающую девушку, забыв о работе. Ия, наконец, успокоилась, а по щекам Ирины Константиновны текли слёзы, она молча смотрела на своих детей, а внутри у нее кипела ненависть к мужу, к его деспотизму, эгоизму, к его бесцеремонному отношению даже к чувствам близких людей:
– Почему, ну почему он так поступил. Он отказался от дочери сам и отобрал девочку у меня.
Она глядела на дочь и испытывала невыразимую муку. И сердце ее разрывалось от мысли о том, что дочь все эти годы страдала где-то. Ирина Константиновна представляла дочь то в детдоме, то в чужой семье, она смотрела на нее и видела перед собой маленькую девочку, которая не знала материнской ласки. Клим повернулся к ней:
– Мама прости, я не думал, что так всё закончится, пойдемте отсюда.
Он быстро вывел их на крыльцо, и они, перейдя через дорогу, вошли в кафе, прошли подальше из сели там, где не было посетителей. Пока он делал заказ, мать и дочь молча смотрели друг на друга, наконец, Ия сказала:
– Я не ожидала этого, у меня есть мама и папа, я их люблю, у меня всё хорошо.
– Разве ты не хочешь, чтобы я была в твоей жизни? Для меня ты умерла 22 года назад, мне сказали об этом официально люди, которым я верила, но меня обманули, коварно обманули. А я, глупая, поверила.
Вернулся Клим, и почти тут же принесли кофе. И больше им никто не мешал. Клим почему-то говорил и говорил, а Ирина Константиновна видела перед собой могильный холмик на почти заброшенном сельском кладбище, а её дочь сидела напротив и застенчиво улыбалась ей. Обе они не слышали его. Наконец, Клим понял это и замолчал.
– Неужели это правда, – думала опять и опять Ирина Константиновна, ну, конечно же ведь, они на одно лицо, только волосы выдают, кто есть кто.
Ей хотелось обнять дочь и просить прощения за то, что она когда-то поверила мужу, а он, воспользовавшись её беспомощностью, лишил её радости любить и растить дочь, она никогда ему этого не простит, она решила, что сейчас они поедут к её родителям.
– Я познакомлю с ними внучку, и скажу, что завтра же перееду к ним и ночевать буду у них. Их домик хоть и небольшой, вместит и меня, и сына, вряд ли он захочет оставаться в доме с отцом. А где же живёт Ия? Да, Клим говорил, но я на его не слышала. Сейчас приеду с ними домой, и мы уже свободно можем говорить, а я смогу обнять ее.
Они вышли и сели в машину Клима.
– Куда? – спросил он.
– Туда, где нас всегда ждут, – ответила мать.
– Ясно, значит к деду и бабушке.
Они подъехали к дому, возле которого росло дерево, усыпанное абрикосами, точно такое же росло у приёмных родителей Ии, там в маленьком провинциальном городке, где сначала был детский дом, а потом вот такой же домик.
– Это добрый знак, – подумала девушка и смело вошла во двор.
Но дальше идти побоялась, навстречу бежал громадный пёс. Клим заслонил её и принял на себя всю его "тяжёлую любовь”, которую тот продемонстрировал гостям: он кружил вокруг Клима, заглядывал ему в глаза и пытался лизнуть его в лицо, стараясь положить свои мощные лапы ему на грудь.
– Прекрати, Рой, прекрати, – но пес не унимался.
Тогда бабушка сказала тихонько:
– Роюшка, ты мешаешь, иди ко мне, – и тот послушно направился к бабушке.
А гости беспрепятственно зашли в дом.