О роли и месте во власти чекистов: от эпохи Андропова до новейшей истории.
Спецслужбы всегда представляют собой нечто вроде тайного ордена со своими правилами, и советские спецслужбы при всем марксистско-ленинском антураже не были исключением. И это было не только их сильной стороной, но и слабостью, так как «при относительном равенстве технических средств в противоборстве спецслужб выигрывает та из них, у которой рабочая картина мира точнее, жестче и адекватнее описывает реальность. Эту рабочую картину у чекистов Чадаев называет «бредовой кашей, которая царит в головах даже у генералов и не поддается описанию», а «акцент внимания у чекистов смещен внутрь страны». Но если целостной картины мира нет, то и вся деятельность спецслужб сводится к механической совокупности отдельных операций.
При власти, но вне ее
В ходе недавней реконструкции «рабочей модели распада СССР» как-то само собой чуть ли не центральной её фигурой для меня стал Андропов. Пришлось очень подробно изучить и его опыт работы в Будапеште во время событий 1956 г., и попытку собрать «команду вольнодумцев» во время работы в ЦК, где он отвечал за связи с зарубежными компартиями, и, конечно, 15-летний период руководства КГБ, в том числе и противостояние со Щёлоковым. И да — то, что он успел сделать за короткий период пребывания на посту генсека.
Андропову действительно почти удалось создать спецслужбу мирового уровня — из руин сталинского репрессивного аппарата, пережившего к тому же за предыдущие тридцать лет порядка десятка больших и маленьких «чисток». Как часто бывает, на службу в итоге упало множество задач, совсем ей не свойственных — вплоть до подготовки предложений по развитию нефтегазового комплекса в СССР. Безусловно, его блок был наиболее информированным и компетентным во всём советском руководстве, намного опережающим партийную номенклатуру по уровню и качеству понимания процессов — и внутри страны, и в мире. Но, будучи вне реальных рычагов управления (всё-таки полицейская функция — это совсем не то же самое, что управленческая), андроповская «школа» приобрела своего рода «стигму»: «всё понимаю, сделать ничего не могу»; а когда пытались, то лучше б и не делали.
Чекисты, начиная ещё аж с Дзержинского, всегда находились на известной дистанции от официального идеологического мейнстрима партии: они даже и в советское время руководствовались скорее чем-то вроде кодекса рыцарского ордена, чем идеологией марксизма-ленинизма. Один из моих учителей, оказавшийся ещё в довольно молодом возрасте в разведшколе КГБ подо Львовом, рассказал мне такой эпизод. На первом же занятии полковник, ветеран СМЕРШа, задаёт студентам такой вопрос. «Ваша группа оказалась на территории противника; связь с центром потеряна. Ваше первое действие?» — все молчат. «Комсомольцы есть?» — в зале поднимается пара рук. «Первое действие — убить комсомольца. В себе тоже». Их Школа скорее видела мир как борьбу сил, чем как борьбу идей.
Как при Андропове
В теме «КГБ и Перестройка» всегда есть две позиции. Одна: «чекисты прохлопали развал страны». Вторая: «они же его и организовали». Обе неверны, но вторая всё же несколько ближе к истине: в позднем СССР сотрудники Службы были одним из наиболее, что называется, «диссидентски» настроенных элементов Системы. Мотивы защищать её от внешнего врага у них были, а вот мотивов бороться за сохранение «строя», каким он был, не было совсем. Характерна презрительная реакция Андропова на антисолженицынскую истерию, поднятую руководством Политбюро: «они несут всякое с трибун, а на нас повесят роль главных церберов».
Интересно другое: поначалу «чекисты» вовсе не были в первых рядах бенефициаров Перестройки. Поначалу в выигрыше оказались «цеховики», «комсомольцы», «спортсмены», «афганцы», кто угодно. Службисты начали брать своё только к концу 90-х, когда система уже более-менее устаканилась обратно, и навык работы с информацией стал значить больше, чем навык силовых решений (что как раз не является их сильной стороной). Ну, а после прихода Путина в их пользу стал играть уже и образ лидера, хотя чекистом его самого можно считать весьма условно, даже несмотря на полуторагодичный опыт руководства службой (куда он был десантирован из АП в начале 98-го). Но, конечно, некоторая «андроповская» школа у Путина и некоторых членов его команды всё же есть.
Сегодняшняя ситуация, когда внешняя разведка вынесена в отдельную структуру, привела к тому, что акцент внимания у Службы смещён внутрь страны. И влияние её на внутренние процессы больше, чем в 1970-е; и продолжает расти. Во всех трёх составах АП, которые я видел «вблизи», по контуру АП/Служба взаимодействие было непростым, имело место постоянное прощупывание взаимных границ. Сейчас службы замкнулись на Совбезе, который, по сути, стал параллельным контуром, автономным от вертикали АП. И повторяется та же механика, что и при Андропове: «рыцарский кодекс» вместо идеологии, высокий уровень «протестных настроений» внутри среднего состава сотрудников, претензии играть бо́льшую роль в принятии решений — и полное игнорирование имеющихся публичных институтов как бесполезных и декоративных. При этом та бредовая каша, которая царит в головах даже у генералов, не подлежит описанию. Но их спасает намного более высокая культура работы с информацией, чем у «гражданских» чиновников: на «оперативном» уровне это всегда преимущество.
Есть проблема засилья «мажоров», то, чего не было в советские времена, когда карьера в Службе не воспринималась как что-то сверхпрестижное и статусное. Сегодня Служба — это частью множество синекур для людей бесполезных и корыстных, и частью по-прежнему «орден» для амбициозных парвеню, не имеющих блата и готовых на всё ради карьеры. Мне вторые более симпатичны, даже несмотря на зашкаливающий уровень этой самой «готовности на всё». Но тех и других объединяет общая проблема: у них нет стройной картины мира, её заполняет какая-то адская треш-конспирология. И в этом смысле моё праздничное напутствие знакомым, причастным к — учиться, учиться и учиться.
Впрочем, всех касается.
Стругацкие вместо сусловского псевдомарксизма
Кстати, я подозреваю, что проблема с картиной мира была у службистов уже в андроповские времена — официальная сусловская догматика в качестве точки опоры для взаимодействия даже и с тогдашним миром не годилась от слова «совсем», а какого-то другого, не outdated, марксизма под рукой не было. И приходилось изобретать что-то своё, какие-то весьма специфические сплавы более-менее годных кусков советского обществоведения, местных маргиналий и довольно криво усвоенных трендов из актуальной на тот момент западной мысли. В общем-то, даже Стругацкие, как ни странно, годились — думаю, линия Комкона-2 не случайна: собственно, это же всё буквально про контрразведку, если отскрести антураж. Благо Аркадий, с его-то опытом, «языком владел», что называется. И я даже сейчас могу обнаружить следы ещё тех, образца начала 70-х, попыток понять и описать мир на языке, пригодном для целей службы.
Позволю себе небольшую самоцитату. «Каждая служба в стилистике и методах работы носит родовую печать своих основателей — тех, кто ее строил когда-то, пусть даже это было сотню с лишним лет тому назад. Американские службы строились когда-то выходцами из гангстерской криминальной среды, поэтому они заведомо сильнее всех в умении вербовать людей, используя их пороки — жадность, тщеславие, аддикции, сексуальные девиации и так далее; а кроме того, любой их оператор высокого уровня прекрасно умеет мыслить еще и как коммерсант — бизнес это их родная стихия. Наши же генетически растут из революционного подполья, того еще, царских времён — конспирация, марксистские кружки, фанатики идей и террористы-бомбисты, агентированные и неагентированные радикалы всех мастей. И даже сейчас, когда прошло уже несколько поколений, эта закваска никуда не делась — например, мы лучше и эффективнее работаем с исламистами, чем западники, просто потому, что там много действительно идейных, а для нас это как раз то, что надо. То же самое внутри страны: посмотрите, насколько нашим службам легко строить агентурные сети среди разных радикалов — будь то националисты или идейные борцы с системой, и насколько трудно с гнилой либеральной средой, где любой за деньги мать родную продаст, но никто, если копнуть, твёрдо ни во что не верит, кроме опять же денег».
И в этом смысле — жёсткое утверждение: при относительном равенстве технических средств в противоборстве спецслужб выигрывает та из них, у которой «установочная», или рабочая картина мира точнее, жёстче и адекватнее описывает реальность. А если с ней проблемы — будут только успешные/неуспешные операции, но по большому счёту ни успехи, ни неуспехи не изменяют генерального хода событий. Работа служб, в пределе, — это понимание, расколдовывание мира, именно тех слоёв социальной реальности, которые всячески сопротивляются любой попытке себя исследовать и прояснить. Но для того, чтобы это было возможно, нужно иметь как минимум базовую гипотезу. Версию.
ТГ Chadayev.ru, 20.12.2021
Алексей Чадаев — кандидат философских наук (культурология), доцент Института русской истории РГГУ, бывший руководитель политического департамента ЦИК ВПП «Единая Россия», учредитель и генеральный директор аналитического центра «Московский Регион».
Родился в 1978 году.
С 1988 по 1992 год учился в церковной воскресной школе. Окончил Государственную академию славянской культуры.
В сентябре – октябре 1993 года участвовал в обороне Верховного Совета РФ после его роспуска указом Ельцина.
Был сотрудником группы советников первого вице-премьера правительства РФ Бориса Немцова, заместителем руководителя пресс-службы московского предвыборного штаба СПС в 1999 году, сотрудником ФЭПа, руководителем политического департамента ЦИК ВПП «Единая Россия» со статусом заместителя руководителя ЦИК. В 2000–2001 годах делал антипрезидентский сайт «Дутый Пу».
В 2011 году ушел с поста руководителя политического департамента партии и замруководителя центрального исполкома партии «Единая Россия» по причине несогласия с позицией президента Дмитрия Медведева по Ливии, в 2012 году вышел из партии.