Ржавый от слез и времени потерь календарь я переверну. Он помят и ужасен был. И каждая страница в нём — к испытаниям шаг новый. И каждая следующая таит в себе смысл этот. Случалось многое, случится ещё и не раз. Мне сердце выносили из тела, растерзали и вернули обратно. А позже грабли с великой силой ударили по моей голове. Кто мне в году прекрасном твердить не забывал, что дружбы нет, но отныне руки скованы до гроба. Я разочаровывался и терял, порой нарочно, порой случайно. Кто-то уходил, не желая попрощаться. Но а кто-то расцветал пред очами моими, счастьем сердце наполняя. Кто-то терял не менее меня, кто-то утопал в озерах боли и уныния, кто-то новую желал, свободы искал. Кто-то книги перелистывал, забывал закладки оставлять. Терялся он часто меж страниц, до истины желал добраться. Кто-то стихами упивался. Кто-то гением называл, но уходя клеймо повесил.
И я терялся в чувствах своих. Я строил капканы сам себе, я молился увидеть ночи посреди сообщение. Я думу жестокую носил. С ума сходил. И в голове с тобой говорил. Я надеялся, что не постигнет участь столь ужасная тебя. Лика красоты неописуемой в грёзах насмотрелся, а отныне я остыл... Иль запылал я с новой силою.
Игры мои с любовью оборачиваются нынче лишь слезами. И сколько раз себе твердил я: «Хватит любить!», но продолжал бессмысленно сердцу цену набивать.
Я хоронил в душе, как в темнице, чувства, как вора. И был готов руку вору оторвать, но он прекрасен оказался. И не понял вдруг тогда: зачем скрывал от правосудия...
И слов моих небрежный трепет. И свеча, зажглась которая отныне. И тихий звон колоколов. И каждый миг пред мной лишь облик этот... Он безмолвен, как темна отныне ночь. Но ночь сей миг души моей покоем растворяет. И как тает в кружке сахар, таят чувства. Но ещё зима, ну а за ней, по обыкновению, весна... Тогда польются ручейки моего растаявшего снега. И будет мигом тот решен вопрос, лишил меня который грёз. И каждый день я вспоминая, готов твердить лишь об одном, но эта ночь... Они слова мои и чувства, смывает, как брызг небрежный капель на портрет. Мазок смывает он, но кто я без мазка? Но кто я без частицы? И кто после слов моих тебе?... И слов моих жестокий ропот, и грёз неслышный крик. Душа моя покоя не познает, пока в ней есть ты.
Бывает время трудное, сердце так и бьется, желая вырваться наружу, но ждать участи я должен, хоть и не знаю сам, что завтра будет... И дело тут не в чувствах, не в обидах, да ни в чём, впрочем, просто... Да и сказать нечего особо. Она ушла, рукой махнула; она пришла, улыбкой озарила. Она уйдет, потом придет, и так всегда. И имя ей - тоска... И что поделать, если я лишен. Чего? Не помню я уже, но было это, было! Точно было! Но как позабыть я мог?!... И это без ответа... Никто не знает, и не знаю я, но что ж поделать, ежели... окутан я завесой тайны, и скрыт под пледом, одеялом? Под плесенью я скрыл все тайны, но их разгадать никто и не желал.
Душа застыла словно лёд...
И крики средь ночи, памяти кровавые слезы,
И когда-то мы будем рядом,
Я веру храню средь грёз.
И каждый день отныне мысль о тебе поглощает,
Утоляя тоску по лету жестокому того
Восемнадцатого года,
Но тоскую я не по гнили,
А по забвению миров,
Я тоску пытался утолять по тебе когда-то,
Попытки тщетны были те...
И в высь взлетая, паря на небесами,
Я твержу себе порой:
«Спасибо, Катерина»,
Жаль, что ты отныне не услышишь...
Я буду ждать тебя на небесах.
Лишь страдать научившись,
Способно сердце избежать потерь.
Каждый фрагмент памяти по фрагментам собирая,
Я не знаю, что делать мне теперь.
И каждый день теперь во мне,
Таится боль, я растворить её пытался, но закрыта отныне дверь.
Я молиться попытался Богу,
Но он бессилен, ведь любовь не смогла полюбить меня...
Помнил я, но вынужден был позабыть. Я сердцем помнил, но упустила голова. И я забыл, хоть помнить обещал. И облик твой хоронил, о покое умоляя картину на гвозде. И хотел пройти с ней по луне. Сон каждый мой, наполненный одним чувством, тает в голове, стены времени разрушая. И был лишь миг, лишь капля, но потерял, без шанса вспомнить мне лица... На мне оковы, но я скидывал, я покидал её, нимфу из снов, из сказочных лесов, но почему будоражит каждый миг. Мне бы пригодился анальгин, но боли нет, как нет одной из душ. Пусто, быть может так, но воплотив облики страданий на листе, закрывая средь строк сей гештальт великий, легче становится немного, но чего-то нехватку ощутить я посмел...
Взор мой, крик души, помилуй, Боже, я был отвергнут, но за что?! Её глаза моих уж не касаются, хоть бродит где-то рядом. Она так смотрит, но мимо меня, мимо... куда-то в небытие. Она плакала в тот день, я уверен, но причины понять я так и не могу. И как же я, смотря на вас, мечтаю восклицать о любви, но вижу я лишь холодные очи красоты. О, красота такая, но что на душе? Быть может, там таится кладись из самоцветов, быть может, там ад, а может фибры, связанные с раем. Мне пророчили великую любовь с вашими глазами и губами, хорошо, что астрологам я вовсе никогда не верил.
И трепет губ моих, молчание, взор пылает, как костер, она посмотрит в небо, я смотрю в пустые очи красоты. И сердце молвит: «Что ж такое?!», ответ мой кроток и жесток. Я знать не знаю, был влюблён, влюблён и до сих пор, душа моя, слезами изливаясь, твердит мне лишь об одном. Быть может, я отвергнут раз и навсегда, но пение губ её я не в силах позабыть. Тот взор её, красы наполненный сполна... Был ропот мне назначен, пред зеркалом, я вынес приговор. Но казнь мою отсрочил голубь с песнью от уст её.
Я веры не был никогда, я в Бога веровал любя, но понял я, что нет меня, наверно, никогда и не было. Лишь тогда я восклицал, чувства из пасти извергал. Они лились, как магма, разрушая прелести молчания. Но я твердил, твердил лишь о любви, но что же это?! Быть может, ненависть, погасшая давно, восстала вновь. И из пепла доносились голоса. Они твердили: «Я люблю тебя». Но позже слышал я, гуляя по обломкам: «Да, парень, что ж поделать...» Тогда и понял я, что все слова твои пусты, мои, в любви задыхаясь, радовались за тебя. Но больше не люблю тебя, прости. Прощаюсь я любя, но знаешь, похоже, что я тоже, не любил никогда...
И стих мой от сердца, от души, хоть, словно, вырван из души, затушена свеча средь зим и холода, и лишь душа моя, извечно полыхая, кричит о чувствах светлых, но темна она внутри. И стихи от сердца, от души, до тьмы безмолвной, хоть души, но сил уж нет, и вовсе думать я вас уж боле не могу, и хочется порой... И вырвать, потушить, но полыхает так, что вонь бензиновая, обвивая по ногам, дышать мне воздухом не дает, лишь опьяняя, манит к вам. Желания полно сердце моё, желаю я сказать, но робок я, не знаю слов я правильных порой, боюсь и вовсе взгляда навести, а после робко, быстро, хоть вырывая слово из строки, не заметите, надеюсь, вы, мой взгляд, пожалуй, пошлый, страстный, как всегда, но столь влюбленный, хоть свет в душе туши, но вы не видите, взирая на меня, в глаза смотреть вы не желали, но я палил вас, как грех из сердца вынимал, но не знал, наверно, я, что в тьму его я вновь пускаю. Пусть слова мои тихи, но взгляд мой... Но лучше в очи ты и не смотри, иначе всё поймёшь, лишь только встретятся они.