Старая телега, тихо поскрипывая задним колесом, подпрыгивая на кочках и постоянно норовя утянуть влево, шибко раздражала того, кто был в неё запряжён. И был то не слобень и не бык. Мог бы телегу конь тянуть, да их давненько в Чёрном лесу в нехватках. Можно и козла запрячь, или, свина. Да вот, не было у Варуна деньжат даже на петуха дохлого, а на свина или козла, подавно, только в мечтаниях своих мог посмотреть на то, как животина его телегу тянет. От того и впрягся в телегу сам, и тащил её по пыльной дороге через мрачные места. Столь мрачные, что всё нутро будто хорьки когтями драли, когда на мрачность ту смотрел.
Уж пятое лето пошло с той поры, как зимой по округе чёрная метель прошла. С тех пор и огороды не родят почти, и зверь в чаще таится так, что не изловить. Да и рыба в Сестрице будто вымерла. А ведь раньше как удить можно было. Снасти не брали с собой. Ведром черпай воду, да в сито лей. Что не ведро, то окунёк, а то и что крупнее. А коль что большое выловить захочешь, так и куска мяса гнилого хватит на верёвку с ржавым гвоздем привязать. Только в воду опусти, а уже тянет кто-то. Может сом, может и мень. Сейчас же и рака старого не поймать. Да и сама Сестрица шибко обмельчала. Будто берега илом густым затянуло.
Топал себе Варун, потом обливаясь и пыхтя как твой слобень, которому слобниха с течкой зад подставит. Тянул свою телегу в надежде на то, что хоть одну малую серебром за неё выручить получится, а сам уже и прикидывал, как деньгами распорядится, да что будет делать, когда кончатся они. Но, как водится, это в голове всё представлять можно. А где-то между ушами всё равно знаешь, что монета быстро растратится, а после и ничего совсем делать будет. Можно было бы в петлю, да верёвку надёжную продал ещё луну назад. Так что, ложись да помирай, был бы лежак удобный. А так ведь, все бока отдавишь и уже помирать наскучит.
К реке вышел Варун и отдохнуть решил. По берегу деревья не такие густые, даже небо видно, местами. Вон и солнышко по небу катится с востока на запад. И ведь переправься через Сестрицу, да на восток подайся. Всего четыре дня ходу и на сытых лугах окажешься. Там и зерно, там и работа. И сыто, и тепло. Да вот, как нарочно, лес по своей границе такой густой, что проще зубами себе путь через камень прогрызть, чем через чащу ту пройти. Это только в голове, в мечтах близко. А так, может и луну пробираться будешь через чащу, да и сгинешь в ней. Да и там хорошо, пока тебя там нет. А как оно на деле окажется, то и неведомо.
К Плоскому озеру отправиться бы. Поговаривают, туда чёрная метель не добралась в ту зиму. Да далече шибко. Одному несколько лун топать, а с бабой и ещё дольше. А коль бандиты на пути встретятся, то и вовсе не доберёшься. Самого-то убьют, да и на том спасибо. А вот жену, Аннушку ненаглядную, снасильничают так, что смерти сама просить будет, да не позволят.
Посидел мужик, отдышался, да и вновь в телегу впрягаться. Только в хомут влез, да под плечи себе тряпку подложил, что б не шибко давило, как слышит крик с реки. Помощи кто-то просит, квопит. И явно непросто так бедолага кричит. Не похоже, что ногу подвернул или горох рассыпал. Вроде как погибает.
Начал Варун выпрягаться. Пока хомут скинул, пока через оглобли перелез, а голос уже и стихает. К реке мужик кинулся, да сам с голоду и усталости еле ноги волочит. Как во сне, спешить надо, а каждый шаг с огромным трудом даётся.
Пока через заросли осоки перебрался, весь кашлем зашёлся. Дышать тяжело, слабость такая, аж поджилки трясутся. Глаза от пота протёр, огляделся, а на берегу мужик в лохмотьях. А его в воду тянет многоногий.
Ну, кинулся Врун, какую-то корягу сухую по пути подобрав и давай многоногого охаживать. Вот ведь удача какая пришла, не каждому так повезёт. Пока тварь эта водная незнакомца удавить пытается, её и прибить можно за шкуру свою не опасаясь и яда не страшась. А мясо у многоногих ох и вкусное. А этот ещё и крупный, как псина. Такого заготовь, так до самого нового года хватит. Лакомство такое только в такие праздники большие и вкушать.
Бил многоногого Варун дрыном, что есть сил. Да, видать, не столь много их, сил тех, было. Хоть и поранил тварь, а прибить не сумел. Отпустил хватку гад речной, да в воду сбежал, лишь след жёлтый за собой оставив.
Что говорить, опечалился Варун. Мясо столько упустил, да и этого оборванца спас, а с него и взять нечего. А оборванец бормочет что-то и в тряпье своём что-то ищет.
- Как знать, вдруг монету ищет, чтоб отблагодарить. – подумал мужик. Глядь, а оборванец склянку какую-то из своих тряпок достал с какой-то плесенью, заулыбался и на землю растелился, как на кровати пуховой.
- Слава Семерым Слепым. – прошептал оборванец. – Слава тебе о Великий! Владыка законов мира и Владыка людей. Слава тебе, что позволил мне тебя сберечь и жизнь свою отдать за тебя. Слава тебе, что послал мне на выручку в столь трудный час спасителя, что не устрашился щупальца злобного и смело в бой кинулся.
- Тфу ты. – выругался Варун. – Из этих ты. Знал бы, не тратил бы времени и сил. Прибить бы тебя, да уж на тварь это мерзопакостную так намохался, что рук не поднять. Знал бы, что ещё большую тварь мерзопакостную спасаю, так и не тратил бы время своё.
- Может и так, да только ты не спеши. – прошептал оборванец и прокашлявшись, кровью сплюнул. – Боги тебя послали…
Глянул на него мужик, а тот и не жилец уже. Нога сожжена ядом, а брюхо прогрызено и кишки рваные наружу вываливаются.
- Да куда уж тут спешить. И до ста не досчитаю, ты к Кондратию отправишься. – съязвил мужик. – А боги твои пусть друг друга по разным местам со странным названием посылают. Я их не трогаю, и они меня пусть не трогают. А то… - мужик замахнулся дрыном в подтверждение своего отношения в верующим.
- В обитель Слепых. – прокашлялся оборванец. – В обитель Слепых я отправлюсь. А ты зря Богов так ругаешь. Они нам веру дают. Все мы во что-то верить должны. Но, одно дела верить в гадости такие, как ведьмы всякие и народ ночной. Совсем другое верить в правду.
- Правду? Как можно верить в то, что никогда не видел? Какая же это правда?
- А что ведьмы делают, ты видел?
- Нет. Но знаю тех, кто своими глазами чудеса их рассматривал. А вот про твоих богов все только и твердят, что где-то они там и то, как они и чего делают, только после смерти своей можно узнать.
- Вера, брат мой, должна быть бескорыстной. Просто должен знать и всё. Чем больше ты веришь, тем праведнее ты живёшь…
- Праведнее? Это как? Это правильно, хочешь сказать? – Варун отбросил дрын и схватил умирающего за грудки. – Вокруг посмотри! Вот, что ваша вера с миром сотворила. Вот почему вы вне закона даже у тех, кто на любые законы плевать хотел. Даже в нашем лесу, где нет законов, вас любой готов вздёрнуть за дела ваши. Во что вы мир превратили верой своей? Небо низким стало, лес этот поганый людей как пыль перетирает, твари эти в реках на нас охотятся. В это вы верили?
- Нет. Конечно нет. – прохрипел умирающий. - Пообещай мне, что схоронишь, как подобает. Прочитай по мне мольбу и попроси Слепых принять меня.
- Вот ещё. Буду я такими гадостями заниматься.
- Да ведь не просто так. Я тебе его оставлю.
- Чего ты мне оставишь? А, склянку эту? – скривился Варун как только незнакомец протянул ему своё богатство.
- Возьми, коль пообещаешь схоронить. Не простой это гриб. В нём Бог таиться. Редкий гриб это. Кто им владеет, тот счастливо жить будет и иметь всё, чего пожелает.
- Вот на тебя гляжу и вижу человека, у которого всё есть. – фыркнул Варун.
- Да ты не спеши. Я верующий, а верующему желать можно только одного, чтоб службу Богам достойно служить. А тебе я передаю его не просто так. Сохрани его. А меня схорони, чтоб предстал я перед глазами Слепых.
- Перед глазами… Они ж слепые. – захохотал Варун.
- Слепые, а всё видят. Да, не отвлекай, мало времени у меня. – захаркал кровью оборванец. – Возьми гриб этот, да в сыром месте у себя в доме припрячь. Есть у тебя подполье, или подвал какой? Да хоть колодец под домом вырой, но чтоб там влажно было. Из склянки его выпусти, пусть растёт. Но… - незнакомец закашлялся и побледнев, трястись начал. Выпучив глаза и сделав глубокий вдох он тихо прохрипел. – Не давай ему много есть. И сам не желай себе куска больше, чем прожевать за один раз сможешь…
Выдохнул оборванец, напрягся как тростина, воздух испортил и обмяк замертво.
Как водится, обшмонал его Варун, да не найдя ничего, уйти уже хотел. Хотеть то хотел, да остановился и скляночку, всё же, подобрал. Осмотрел её, да и припрятал за пазухой. Вдруг, продать выйдет.
- Эх, ну уж ладно… - проворчал он и присыпав мёртвого песком вознёс молитву к Слепым Богам. – Эй вы, слепые. Уж мужика возьмите. А если нет, то ты, Кондратий, коль ты там есть, будь с ним приветлив.
Когда уже к телеге своей возвращался, возню услыхал. Обернулся, а там недобитый многоногий мертвеца в реку уволок. Под водой скрылся мёртвый оборванец, лишь несколько пузырей выпустив, да и стихло всё. Будто ничего и не произошло тут.
Спустя два дня Варун домой добрался. Телегу свою всё же продал, да мало за неё выручил. Еды на пол луны купил, да и того уже много, чтоб и себя и жену голодом не заморить. Что сразу поели, а остальное в подпол, в холодок отнёс. В угол подполья своего глянул, где яма выкопана, куда вода скапливается, что по стенкам бежит по весенней оттепели, и тогда вспомнил про склянку.
Достал её, покрутил перед носом, да и усмехнувшись, открыл. У ямы оставил и сам над собой похихикал. Дескать, хоть и глупости, а кто знает? Вдруг чего будет? Ну, вдруг гриб разрастётся и не только есть его можно будет, а и продавать.
День прошёл, второй и третий. Каждый день Варун в подпол за едой спускался, да на гриб тот поглядывал. Не растёт. Как был плесенью в склянке, так плесенью и остался.
Пол луны прошло, и как не старался мужик харчи беречь и каждый кусок считать, чтоб жена лишнего не подала к столу, а всё едино, опять голод стучится в двери. И можно бы продать чего, да в хате кроме бабы своей уже ничего и не осталось. А за её мохнатку много не выручить. Да и разве это дело?
Конечно, всякое в жизни бывало. И ругались, и дрались, и сам с другими бабами не прочь был покувыркаться, коль случай редкий подворачивался. И жена не безвинная в этом деле. Много раз ловил по молодости в койках соседских. Да вот как-то за кусок хлеба её уговаривать под другого мужика лечь, то совсем дело последнее.
Спустился Варун на границе ночи в подпол, на запасы глянул и грустный на прогнившую ступеньку присел. Одна рыбёшка размером с ладонь осталась и одна луковица. Так, заморить червячка, чтоб уснуть получилось, не более.
И о том подумал, и об этом. Кому в работники бы пойти, да никто не возьмёт. С ослабшего мужика работы мало, а вот воровать то наверняка будет. Поговаривал люд, что в чаще где-то ведьма старая живёт, которой можно утехами отплатить, а она тебе поможет. Да ведь, враньё всё это. Да и какие там утехи от мужика, что уже пятый год впроголодь ноги свои передвигает.
Посидел мужик, покумекал, да и пора честь знать. Нечего в подполье мерзнуть. Вставать начал, на ступеньку рукой облокотился, а та и хрустнула. Упал Варун, спину о старую лестницу ободрав, да и затылком об укосину ударившись. Так сильно, что будто ноги отнялись на мгновение. В глазах потемнело, в ушах зазвенело. И в этом звоне будто смех раздался. И будто хихикает то плесень в баночке.
- Что ты ржёшь? – озлобленно зафырчал мужик с большим трудом с сырой земли поднимаясь. – Смешно тебе? Смешно! А если я тебя так?
Доковыляв до ямы, схватил Варун склянку и что есть силы о каменную стену кинул. Разлетелась она на множество осколков. А мужик ещё всё то, что выпало из склянки, в сердцах лаптем в землю втоптал.
- Вот тебе, гриб чудесный! Нравится? Смешно? – закричал мужик. – Желания ты мои исполняешь? Так вод, жрать мне нечего завтра будет. Вот моё желание единственное! Хочу пожрать завтра!
От ямы отступил, и ойкнул. Склянки осколок в лапоть попал и пятку порезал. Да так, что на земле кровавый след остался.
Через сломавшуюся ступеньку, хромая перелез, за поясницу содранную рукой держась, да крышкой подпола по громче хлопнул мужик. Вроде как, всё доказал и оборванцу тому, и плесени этой. За ним последнее слово.
Все запасы последние жене отдал Варун. Злой и голодный спать лёг. И приснился ему сон, будто вышел он на поляну чудесную, а там грибов столько, что не унести. Да и не грибы это вовсе, если ближе посмотреть. То ножка гусиная, то рыбка вяленая, то каравай. Поднимает их мужик, ест, да думает о том, что и жене нужно принести. Один каравай съест, второй за пазуху. Одну ножку гусиную, с корочкой золотистой, умнёт, а вторую в лопух завернёт и опять за пазуху. А проснулся, чуть не завыл от досады. Нет ничего.
Вышел раздосадованный мужик из хаты, глядь, а псина бродячая гуся волочёт. Тот ещё трепыхается, да уже не жилец. Гусь крупный, белый с серыми крыльями, клювом красным и шишаком на лбу. Ну явно у соседа Панаса псина его утащила. Явно вожак. Один такой на всю округу. Видать гусят защищал, да сам попался.
Схватил Варун то, что первое под руку попалось, а то черенок от лопаты сломанный. Бросился на псину и бочину ей пробил. Та гуся бросила и с визгом бежать. А мужик гуся схватил и быстро в хату.
- Смотри, жена, удача какая! – закричал мужик. – Сегодня пируем.
Гуся того на три дня хватило. Крылья и рёбра сразу съели, шею и голову, лапы перепончатые на два дня в суп пошло. А вот ляжки в солёной воде переварили и в крынке мужик всё это припрятал, жиром топлёным залив. На чёрный день. Только вот, день тот наступил уж очень быстро. Новой еды в доме не прибавилось, и опять стучится голод в хату.
Ну тут и собрался Варун до реки прогуляться. Может раков каких поймать получится. Перед походом спустился в подпол и к яме. Глядь, а гриб прорастать начал. Аккурат на том месте, где Варун ногой его раздавил и пятку свою порезал.
- Эй ты, плесень. Если ты и взаправду можешь желания выполнять, то вот слушай. Я к реке сейчас иду. Хочу там найти себе пропитание. Да не на один день, а на много дней вперёд. Пусть не досыта, но чтоб не голодать.
Сказал, а сам себя полоумным представил. С плесенью разговаривать, это последнее дело. Но, всё же надежда где-то между ушами заискрилась. Уже подниматься хотел, как вдруг тоненький смех услыхал. А за ним и голосок будто комар пищит.
- Ещё покорми. Тогда исполню. Ещё каплю крови дай!
Испугался Варун, да, как говориться, запортки свои в кулак сжал. Гвоздь какой-то нашёл, по ладони полосонул и несколько капель крови из раны выдавив, на гриб капнул. Ждал, что чудо какое случиться, а гриб как торчал серой плесенью из земли, так и торчит. Будто почудилось всё.
Всю дорогу до реки представлял мужик, что место найдёт, где раков хоть руками хватай. Или заводь какой отыскать получится, где рыбы полно. И как до Сестрицы добрёл, так в бодром расположении ума от фантазий своих был. Даже насвистывал что-то. Но…
День уж к закату, а в мутных водах Сестрицы только щепки кружат. Бывает, булькнет где-то многоногий, щупальцем своим по воде ударив, да разве его без специальных снастей поймать?
Побродил по берегу, потом какую-то корягу схватил, в воду бросил и обратно раздосадованный. Вдруг, как из-под ног, из травы утка дикая вырвалась и наутёк. Хотел её мужик поймать, да где там. Вроде раненая, а как ближе подбираешься, прыткая зараза. Так до реки довела и в воду ушла.
Смекнул тогда мужик, что не просто это пернатая затеяла. От гнезда отводила. Вернулся к тому месту, где повстречал её и давай траву густую обшаривать. Глядь, а там гнездо. И яиц с полтора десятка.
На свет глянул, свежие совсем. Видать кладка недавняя, да не одна она сюда несётся. Бывает такое у птиц, когда времена тугие. Хотел было всё забрать, да слова оборванца вспомнил. Мол, не желай большего куска, что за раз в рот влезает. Или что-то вроде того.
Взял пяток яиц, а остальные бережно в кучку сложил и гнездо поправил.
По одному яйцу на ужин съели, по одному на завтрак, одно осталось. Да и решил мужик ещё к реке сходить. Гнездо быстро отыскал, давай рассматривать. Утки хоть и нет, а яйца тёплые. Значит не бросила. Прошлым днём десяток оставался, а теперь на три больше. Значит и другие подкладывают. Ещё пять штук забрал и домой.
Яйца утиные, хоть и не самая благородная пища. Да вот голодающему слаще мёда тёплого.
Через день Варун гнездо навещал, и каждый раз там в прибытке было. Выбирал те, что свежее, да и забирал. А вот скорлупу, что дома копилась, мял и у гнезда оставлял. Пусть утка склёвывает.
Так с пол луны к гнезду бегал. И даже каких-то яиц удалось скопить. Да только каждый раз оставшиеся в гнезде на свет просматривал мужик и понимал, что вылупятся скоро и утка может из гнезда уйти. Покумекал перед сном, да утром деревянных поклодов с десяток нарезал. В глине извалял, чтоб на яйца были похожи, да и к гнезду.
Как чувствовал Варун, что торопиться нужно. Один утёнок уже проклёвываться начал. Забрал яйца свежие, да и проклюныша. Вместо них деревянные яйца оставил. На следующий день вновь пришёл. И хоть проклюныша не было, а одно яичко уже изнутри трещало. Поменял на деревянные и домой. Так и ходил, пока все яйца на деревянные не подменил. К тому времени дома уже утята бегали.
Вот, вроде и наладилась жизнь. До конца лета ещё далеко, дома утятки подрастают, а у реки утки по-прежнему в гнездо свежие яйца несут, да так, что и продавать можно. Того и глядишь, к осени харчи накопятся. Но, к середине лета бросили утки гнездо.
Вернулся Варун с берега реки с пустыми руками, и в подпол. Смотрит, а гриб тот вроде как, немножко разросся.
- Эй ты, гриб. – прошептал мужик с опаской, как бы жена не услышала. – Если утят и яйца ты мне подсобил, так подсоби мне с работёнкой. Чтоб хоть одну малую серебром в луну зарабатывать.
Землицу вокруг плесени подрыхлил и обратно. Как вдруг будто голос запищал.
- Покорми меня. Яичко одно дай. И желание твоё исполню.
И хоть жутко всё это, когда с тобой грибница разговаривает, а желание выполнил мужик. Одно яйца принёс, разбил и на грибницу вылил. Ждал, что чудо какое случиться, а ничего не произошло.
Проснулся Варун утром и давай гадать, кто и где ему работу предложить сможет. Да только в голову не приходило ничего. Позавтракал сытно, да пошёл по соседям. До одного четверть дня топать, до второго столько же. Нет у них работы. Домой вернулся, подумал, да и решил сходить к Панасу. До него ближе всех идти, да только тот ещё скряга. Зимой снега не выпросишь, в дождь воды. В его отхожее место ногой провались, так потребует, чтоб всё, что на лапоть налипло, вернул. А ещё и своего добавил. О таких говорят так: По большому сходит и оборачивается. Вдруг чего ещё забрать можно?
Ещё на подходе к хутору неладной почувствовал Варун. Вроде где-то кричит кто-то. Да голос такой, что если не прислушиваться, можно и не услыхать.
- Панас? Ты дома? – закричал Варун и тут же пожалел о содеянном. Собаки из-подворотни выбежали и давай кидаться. Вроде не кусают, а просто гавкают. А всё же боязно.
- Гу-гу. – послышалось приглушённо.
- Панас? Ты где? – закричал Варун в попытке переорать лай собак.
- Гу-гу. – опять раздался голос. И вроде близко, а еле слышно.
Резко присел мужик на землю и вскочив, сделал вид, что камень схватил и сейчас в псин бросит. Те тут же стрекоча дали. А пока не опомнились, побежал Варун туда, откуда гу-гуканье это было слышно.
Тут поискал, там. Да вроде как в отхожем месте какая-то возня. Заглянул, а там доски гнилые провалились и Панас в дерьме по самые ноздри сидит. Всплывёт немного, плюнет, крикнет, и обратно на дно.
- Вот она удача. – подумал Варун. – Утопить скрягу и нажитое им себе можно прибрать. А тут у него и козы есть, и куры. Да и хата неплохая, хоть и старая. Там какого добра накоплено, никто не знает. Но… Жалко мужика. Такой смертью лютой погибнуть, то и верующему не пожелаешь. Да и соседи заподозрят неладное.
Побежал Варун к колодцу, думал цепь сорвать. Да по пути на грабли наступил. Хоть по лбу добротно черенком те грабли вошли, а всё быстрее. За тот черенок и схватился Панас, да и был спасён.
Пока трясся, кое как через зубы стучащие попросил спасителя своего в бане огонь посильнее раздуть. А как отмылся, так чуть ли не в ноги спасителю своему упал.
- Вот чего хочешь? – спрашивает Панас? – Денег дам, харчей. Хочешь, бабу твою в меха одену. Ты только никому не говори, как я в яму вонючую провалился.
И вот ведь дилемма какая. Попросишь немного, быстро закончится. Попросишь много, так скряга этот не даст ничего. Ему проще спасителя своего по темени и в ту же яму вонючую. Да и наказ оборванца всё также вспоминался. Не пихай в рот больше, чем можешь проглотить. Ну, или как-то так.
- Вот что. – говорит Варун. – возьми меня в работники.
- В работники? – задумался Панас. – Работы то хватает, я уже не молод. Сына моего непутёвого уже зим десять где-то носит. Да вот чем тебе платить?
- Мне три монеты в луну хватит! – твёрдо заявил Варун зная, что Панас по своей натуре любую цену на три делит, если ему тратиться. И на пять умножает, когда продаёт чего.
- Три? – нахмурился Панас. – Не, не, не. Сейчас жизнь тяжёлая. Сам недоедаю. Одну монетку могу.
- Одну? – изобразил разочарование Варун. – Ну, давай одну. Согласен. Но, только работать буду начинать уже как солнце встанет, а с первыми лучами заката домой. Но, зато обещаю, лениться не буду.
Домой мужик вернулся весёлым. На удивление, Панас не просто согласился на условия, но ещё и заплатил за месяц вперёд. И вот, началась у Варуна новая жизнь.
Денег хоть не много, но как-то тянули. А там и утки подросли. На следующее лето уже утки яйца начали нести, а селезней мужик обменял на крупы.
На Панаса работать было хоть и тяжело, но не так, чтобы ноги протянуть. К тому же, удалось несколько семян у него умыкнуть, что в землице, чёрной метелью погубленной, прорости могли. Так что, уже следующим летом своё небольшое хозяйство зашумело. Первую зиму ещё так, перебиваться пришлось. А вот следующей весной уже как-то дела пошли на лад.
Вышел как-то Варун в свой огород, бурого посеять, да и кумекает.
- Вот, сейчас посею. Семян у меня тут с десяток. Если не засушит и не зальёт, все десять взойдут и вырастут. Одну на семена оставлю, на следующий год проращу. Там штук тридцать получится. Остальные на запасы. Эх, жаль те семена, что у меня валяются уже семь лет никуда негодные. Разве что, птице скормить. Вот, если бы землица начала родить. А то ведь, даже грибы дурные не растут… - и тут как кипятком мужика ошпарило.
Бросил он занятие своё и бегом в подпол. К яме подобрался и давай на плесень свою смотреть. Вроде, как даже разрослась чуть-чуть, вроде, даже грибница начинается буять. По всему краю ямы грибочки бледные растянулись.
- Эй ты. Кто ты там? Гриб, плесень или бог. Вот моё желание. Хочу, чтоб мой огород вновь родить начал как в прежние времена. Да чтоб никакие жуки и мыши выращенное не ели, да чтоб сорняк не рос. – сказал, а сам подумал о том, не шибко ли много. Наказ оборванца был, не жри больше, чем в брюхо помещается. Ну, или как-то так.
- Да разве же это много? – сам себе сказал мужик и обратно из подпола. Как вдруг голос.
- Утку. Утку мне одну скорми. Тогда всё исполню.
Принёс мужик утку. Свернул птице шею и прямо в грибницу, как есть, положил. Подождал немного, а опять ничего и не происходит.
Ну, раз так, пора и честь знать. Начал Варун взбираться по лестнице, вот только уже на последней ступеньке мурашки по спине пробежали. Вроде как хихикнул за спиной тоненький голосочек, да тихо так, будто мышь, пропищал. – Будь, по-твоему!
Обернулся мужик и увидал, как грибница тушку птичью накрывает собой. Будто и не гриб это вовсе, а тварь какая-то.
Варун испугался без шуток. Подпол свой закрыл, да жене строго на строго запретил спускаться в него. Всё ему казалось, что ошибку совершил и пожелал себе кусок больше, чем в глотку пролезает. Ну, или как-то так. Решил, раз плесень эта при нём жрать начала, знать хватит шутки с непонятным шутить.
Тем же днём погреб за домом новый начал копать, да и про плесень эту забыть попытался. Работа есть, не голодает, с голым задом не бегает. Хватит желать. Дальше своим умом надо.
К тому же, огород его будто кто подменил. Что не посеет, уже через несколько дней всходило. И росло ну будто на закваске.
Так и ещё времени немного прошло. Уже то, как голод в дверь стучался, вспоминалось как сон дурной. Работал мужик на Панаса честно, насколько это возможно, да и своё хозяйство процветало. Даже соседи завидовать начали.
Панас вот только старел скоротечно. Того и глядишь, помрёт скоро. Начал тогда Варун выпрашивать у него хоть часть хозяйства, коль тот к Кондратию отправиться.
- Ну, так и быть. – говорит Панас. – Одну курицу можешь взять после смерти моей и мешок зерна.
- Да шибко мало это, Панас. Остальное то куда? – возмутился мужик.
- А остальное я сыну оставлю. Давненько я его не слыхал уже. Он у меня вздорный. Жалел его и не порол. Работать не любит, а жрать любит. Но, кровь родная. Думаю, почует, что помирать я соберусь и явится. Хотя, тот ещё дармоед. Эх, мне бы другого сына. Воспитал бы его как положено, работящим и всё бы ему оставил.
- Так, может завёл бы сына другого. Нашёл бы бабу какую? – между делом бросил Варун.
- Да уж где в наших местах бабу ту найти? Сколько нас тут осталось. Мужиков семь на всю округу, на четыре дня пути вокруг. Баба только у тебя. Вот, если бы народила твоя баба мне сына, я бы половину хозяйства ему оставил, как наследнику. Ну и тебе, как опекуну его и, вроде как, названому отцу. – задумчиво промолвил Панас.
- Ну ты и загнул. – покачал головой Варун. Но, помолчав немного, посмотрел на старика. – Если Аннушка моя согласится, клянёшься, что половину всего, что есть у тебя, после смерти своей мне оставишь?
- Да вот перед всем лесом клянусь и шапкой о землю бью! – отвечает Панас.
Той же ночью Варун с кровати поднялся и осторожно, чтоб Аннушку не разбудить, в подпол спустился. Спускается по ступенькам, а сам думает о том, что пожелать бабе своей тяжёлой стать это не так много. Пожелать хозяйство Панаса заполучить, вот это уже много. Но, пожелав немногое, можно получить многое. Вот и выходит, что хоть и откусишь кусочек малый, а весь пирог твой и никакие условия не нарушены.
Спустился в подпол Варун, крышку прикрыл осторожно и замер. Очень в подполе сыростью пахнет, грибом. Лестница вся будто илом вымазана. Осторожно лампу зажёг мужик, и чуть тут же её не выронил.
По всем стенам, по полу земляному мелкие грибочки бледные разрослись. А между ними тараканы шныряют, многоножки и прочие гады жучиные. А гриб, будто живой, то одного таракана схватит, то другого. Ест их.
- Давно не приходил. – вдруг послышался тоненький голосочек. – Видать, всё у тебя хорошо и помощь моя не нужна. Рад я, что не всё ты за желание готов получить.
- Ты кто? – прошептал Варун. – Бог? Тот самый? Слепой. Или как там тебя тот оборванец называл?
- Бог? Не знаю, кто это. Но, может и бог. А может что-то, или кто-то ещё. Я только знаю, что хорошо мне тут, уютно. И готов я тут навсегда остаться. Если ты не против. – пропищал голос.
- Не против. А желание можно?
- Желание? Желание можно. Но, условие ты помнишь? Не желай себе куска больше, чем прожевать за один раз сможешь.
- Помню. Ну вот желание моё малое. Хочу, чтоб Аннушка моя тяжёлой стала.
- Всего-то? – захихикал голосок. – Семя своё дашь мне, и будет желание твоё исполнено. исполнено!
Смутился мужик, да вроде плата не велика. Ну, пришлось постараться, попыхтеть, мозоли натереть. Да вроде вышло что-то.
Тут же маленькие грибочки будто зашевелились, будто начали подрастать. Тараканы, что возились между ними, заметались, да под подросшими шляпками пропадать начали.
- К утру успей на бабу свою влезть и будет исполнено. – захихикал голосок. – И, впредь, огня не зажигай тут. Не люблю я свет. Мне в сырой тьме приятнее. Навещай меня, как желание появится. Но условие не забывай. Не желай себе куска больше, чем прожевать за один раз сможешь.
На следующее Аннушка с кровати подскочила и к ведру отхожему. Начало её полоскать. Да не так, как полощет людей от воды гнилой или рыбы тухлой. Баба сразу смекнула, что не простая эта хворь и радостью своей с мужем поделилась. Всё же, больше десятка лет вместе, а дитя не получалось.
- Радость то какая! – говорить Варун. – Только вот, жаль, ребёнок наш будет в бедности жить, как и мы. А так хочется ему жизнь добрую и лёгкую дать.
- Это да. – говорит Аннушка. – Вот, было бы у нас хозяйство как у Панаса, там бы наш малыш горя не знал.
- Это ты так кстати про Панаса вспомнила. – изобразил удивление Варун. – Вчера мы с ним только говорили и сказал он, что если бы ты родила ему наследника, половину бы нам отдал.
- Да уж. Ну, видать с собой в гроб всё заберёт. – усмехнулась Аннушка.
- От чего? – изобразил задумчивость Варун. – А может, родишь ему?
- Да как это?
- Да не по-настоящему. Гляди, как удачно всё обернулось. Он вчера только заговорил про это. А мы сегодня только узнали. Никто ж не знает, что ты потяжелела. Поживёшь немного с Панасом, потетеритесь. Он старый, ему долго не надо. Потом живот у тебя начнёт расти, скажешь, что его дитя.
- Да что ты такое говоришь? – возмутилась жена.
- А чего такого? Ты же хочешь, чтоб сын наш в сытости жил. К тому же, Панас сказал, что скоро его сын вернутся должен, тогда он всё ему оставит, я без работы останусь. А на нашем хозяйстве нам бы самим протянуть, а уже не думать, как дитя поднимать.
День Аннушка как не своя ходила, а Варун при каждом удобном случае на бедность указывал. То в огороде мало чего растёт, то уток недостаточно, то денег не хватит на то, чтоб козу купить молочную. А ребёнка без молока не поднять. И так он вздыхал, так переживал за всё это, что к вечеру жена согласилась.
Прошло времени немного и ликовал Варун. У Аннушки живот уж округлился, Панас от счастья чуть портки не теряет. А сам Варун уже примеряется к хозяйству. То козочку себе присмотрит, которую заберёт, то курочек.
- Я ж сказал, когда помру. А пока не помер, моё это всё, а ты тут только работник. Так что носом тут не веди. – твердил Панас постоянно. Мужика это сильно злило и задумал он приблизить конец старика. Вот не знал только, как это сделать аккуратнее, чтоб соседи ничего не заподозрили.
Но, ещё в начале зимы этот старый ёрпыль пентюхатый сам к Кондратию отправился. Перед смертью, когда соседи пришли попрощаться, перед всеми и заявил, что половину добра оставляет Варуну, а вторую половину сыну своему, который обязательно вернётся.
К середине зимы, когда один год умирает, а второй рождается, жизнь у Варуна совсем другая началась. Аннушка всё тяжелее становилась, нарадоваться не могла. А сам Варун деньги считал, что из сындука Панаса вынул. Да и хозяйству своему радовался. Теперь и козочки у него были, и курочки. Запасов полна кладовая.
В подпол Варун больше не заглядывал. Всё ему казалось, гриб там всё заволок и будто стал чем-то страшным. От того и решил даже крышку заколотить.
К празднику встречи нового года готовились, когда у околицы мужик незнакомый появился. Ведом представился, сыном Панаса. Да и сходу заявил свои права на хозяйство отцовское, богатство накопленное, да и на Аннушку. Дескать, коль батя ей дитя заделал, нечего ей с чужим мужиком жить. С ним жить будет и брата ему родит. И, главное, сразу понять дал, что шутки плохи. По добру не выйдет, силой возьмут.
И вот что-то внутри Варуна как зашептало неразборчиво. Вроде не словами, не мыслями, а образами какими-то.
- Да будь по-твоему. - к удивлению Аннушки ответил Варун пришлому. – Забирай. Только, сейчас вот праздник на носу. Давай уж, в дом ты вселяйся сейчас, а хозяйство и богатство отца твоего, да и жену, уж завтра, как новый год наступит. Ну, не хорошо такой вознёй заниматься на границе умирающего и рождающегося года.
Согласился Вед, хоть и предупредил, чтоб шуток мужик не шутил. Варун же той же ночью подпол вскрыл и темноту сырую спустился.
- Явился, значит. – послышался голос. Только голос этот уже вовсе был другим. Хриплый, скрипучий, злой. – Что на сей раз хочешь?
- Хочу, чтоб моё никто не смел и пальцем тронуть? – удивился Варун.
- А не многого ли хочешь? Не велик ли кусок?
- Не велик! Не чужое прошу. Свою сохранить хочу. Кто ты там? Бог, гриб, плесень или тварь какая. Я твой хозяин, а значит выполняй. – почти вскрикнул Варун.
- Выполню, выполню. – засмеялся голос. – Вот, только, накорми меня.
- Чего же ты поесть хочешь?
- Тебя отведать хочу. Да не бойся, всего не съем.
В тот же миг, будто жар какой вокруг Варуна закружился. Почуял он, как ноги его в грибнице вязнут и будто под кожу гриб забирается.
- Всё? Исполнено? – спросил Варун.
- Нет, но скоро. Приведи мне этого Веда, да кровь его пролей. И никогда больше твоё никто не посмеет забрать. Своё у тебя выпрашивать будут. Тебе платить будут за то, чтоб ты у них ничего не забрал. Засмеялся скрипучий голос.
И вроде не желал Варун чтоб ему платили люди за то, чтоб своё сохранить, а как гриб произнёс, так и захотелось.
Ночь Варун не спал. Ноги крутило так, будто кости на куски разваливаются. Как ужик на горячем противне крутился. А как первые петухи пропели, так и отправился к хутору Панаса. Каждый шаг с болью большой ему давался. Как доковылял, так и совсем без сил остался.
- Ну что? Где моё? – сердито рявкнул Вед глядя на мужика.
- Да за тем я и пришёл. – отдышавшись начал объяснять Варун. – Твой батя целый сундук серебра оставил. Я чего подумал вот. Давай, ты сундук тот забирай, а уж на мелочи эти не разменивайся. Там столько серебра, что хватит у Плоского озера целую деревню купить.
- Это ж где батя мой такое богатство раздобыл? – недоверчиво прищурился Вед.
- Да, кто ж его знает. Говорил, гриб какой-то чудодейственный у него был. Я и не знаю. Ну что, по рукам? Оставь ты мне этих кур и коз, да и бабу мою. Ты молодой, тебе деньгами лучше.
- Ну, хорошо. Давай его сюда.
- Да вот в том то и беда. Ноги я повредил, а сундук большой. Я его от лишних глаз в подполе припрятал. Сам не достану. Пошли, поможешь.
Подумал немного Вед, да согласился.
- И где ж он? – начал Вед рыскать носом по хате, как только пришли.
- В подполе. – Варун указал на крышку. – Спускайся, пока Аннушки нет.
Спустился Вед в подпол и сразу нос воротить начал, дескать, шибко сыростью воняет. За ним Варун спустился.
- Где там твой сундук? – спросил Вед.
- Прямо. Там яма выкопана. В ней. – отвечает Варун.
- Не видно ничего. Ну темно, будто в заднице у крипа. Дай хоть огонь зажгу. – пробормотал мужик и достал пузырёк. Взболтнув его, он снял пробку и тут же наружу вырвался язычок голубоватого пламени, осветив всё вокруг. – Что это за дрянь? – закричал Вед.
Варун поднял глаза и почувствовал, как зашевелились волосы на голове. Весь подпол был затянут грибницей. У дальней стены, где когда-то была яма, сидела огромная тварь. От части она была похожа на человека, от части на утку. У неё было много лап, как у таракана и ещё больше странных наростов, будто поганки на пне. Тварь хрипела вдыхая сырой воздух и посвистывала выдыхая грибные споры.
- Что это такое? – закричал Вед и обернулся в Варуну чтоб схватить его за горло, но тут же почувствовал, как острый нож врезается в брюхо.
- Смерть твоя это! Никто больше не посмеет моё требовать. – зашипел Варун и выдернул нож.
Вед тихо опустился на землю обронив пузырёк. Жидкость из него растеклась и вспыхнула ярким пламенем, охватив и умирающего, и грибницу и странную тварь, что сидела у ямы.
Сам Варун едва успел выбраться из подпола, а потом с трудом выбрался из хаты. Быстро пламя охватило всё вокруг, как сухое сено.
- Ну вот и всё. – прошептал Варун.
- Вот и всё. Только ты пожелал кусок больше, чем можешь проглотить. – заскрипел голос где-то внутри. – Жадность, самое страшное, что с человеком случиться может. Кто ты теперь, знаешь?
- Варун я. – прошептал мужик.
- Нет. – засмеялся голос. В тот же миг по телу Варуна разлилась жуткая боль. Будто кто-то ломал его ноги, вырывал руки и выдавливал глаза. – Другое у тебя теперь имя. Назови своё имя.
- Варун я. – прохрипел мужик и почувствовал, будто изнутри его рвут острые когти.
- Не то имя! – заскрипел голос.
- Я, я. – захрипел мужик.
Перед глазами возник образ Аннушки. И на сей раз желание Варуна было лишь одно, ещё раз увидать жену и убедиться, что она в безопасности. По его щеке скатилась слеза. Почувствовав, как приближается его конец, мужик попытался назвать имя жены, но его голос сам собой произнёс. – Я Сушняк.
- Я Сушняк. – проскрипел голос в голове, только это уже был вовсе не чужой голос, а голос самого Варуна. Его ноги извивались подобно змеям, его руки стали вытянутыми и костлявыми.
- Я Сушняк! – повторил мужик. – Я родился. Я буду жадностью.
___
Всем привет. Прежде всего, я поздравляю всех подписчиков, да и просто случайных читателей, с наступившим Новым Годом. Пусть сбудутся все Ваши желания. Но, помните, что не стоит желать куска больше, чем прожевать за один раз сможете. А то, мало ли что.
Кому-то может показаться, что сказка не закончились. Это не так. Эта сказка закончилась. Но конец одной сказки, это начало другой. И однажды эта другая будет.
А пока, другой сказки нет, я предлагаю вспомнить немного про Сушняки и чем они забавны.
Вот одна сказочка: Похищенная невеста. Как Эллакан с Сушняком боролся
Вот вторая: Правители Золотого города. Договор с чудищем
В комментариях предлагаю накидать версий о том, что это за существа такие, каковы их мотивы. Зачем они вообще живут (или не живут).
___
Ещё раз всех с Наступающим!