" В нашей 38-й армии вооружением у передовых частей поддерживающих пехоту были длинноствольные пушки "сорокапятки", на тот момент, как я попал на фронт в октябре 43-го года. Передвижение орудия тогда уже было на механической тяге - у нас были машины "виллисы". Это потом уже, к осени сорок четвёртого нас перевооружили на пушки 76 мм, которые назывались ЗиС-3. К этим пушкам и машины были другие, и наш дивизион получил автомобили "додж 3/4".
На наш отдельный дивизион комплект личного состава был примерно человек сто восемьдесят -двести постоянно. Сюда входили и связисты, и разведчики из взвода управления, и "штабной коллектив" - снабженцы,писаря,почтальон ,парторг и остальные там есть кто. От офицерского состава химинструктор,начмед-военфельдшер, помпотех, начфин, начальник боепитания и пара ещё каких-то зам.командира дивизиона.
Дивизион по моему приходу на фронт имел три батареи и в них по четыре орудия - "сорокапятки" образца 42-го года. Пушки эти легкие и удобные, но против средних и тяжелых немецких танков уже совершенно неэффективные. Вероятность подбить появившиеся у немцев новые танки для такой пушки была почти нулевой, разве только гусеницу перебить...
"Сорокапятки " чем были хороши - они низенькие, и если в засаду поставить, то почти незаметны. Но во время боя после первого же выстрела пушка себя обнаруживала. И если у противника были близко тяжелые танки, стрелявшие издали, то расчёт попадал сразу под прицел. В таком случае шансов выжить у пушечного расчёта не оставалось...
Легкие пушки располагались на переднем краю, практически в порядках пехоты и служили огневой поддержкой в атаках, или при обороне. Пушка была очень точной - умелый наводчик с первого выстрела легко попадал в амбразуру дзота метров за пятьсот. Легкую бронетехнику противника и его огневые точки эта пушка успешно подавляла и ободряла пехоту шедшую на прорыв, когда требовалось.
У нас каждый расчёт имел при себе пулемёт Дегтярева для борьбы с немецкой пехотой, и имелся ещё запас противотанковых гранат.
Осенью сорок третьего какой-то катастрофической недостачи снарядов у нас не было. И разрешение на открытие огня от командира дивизиона не требовалось. Достаточно было любых снарядов - тут и бронебойные были у нас, и подкалиберные были, и осколочно-фугасные. Обычно мы подкалиберных брали побольше и картечь, потому что с пехотой противника часто вступали в ближний бой. А в ближнем бою, что картечь, что подкалиберные снаряды - просто незаменимая штука.
Картечь представляла из себя снаряды начинённые гвоздями, гайками и всевозможными мелкими кусками из металлических обрезков.
На передовой когда воюешь конечно тяжело - постоянно висит внутренне напряжение. Мне вот вроде бы страх удавалось перебороть, но постоянно себя готовил, что не выбраться из боев живым. Однако очень часто просто везло.
Из семи командиров орудий, что начинали со мной в конце сорок третьего фронтовую службу, один я остался жить. И то, скоре всего по чистой случайности. Два раза вылезал из окопа при артобстрелах и два раза в эти окопы за время боев попадал какой-то снаряд. В Померании уже, снайпер шею только оцарапал - значит опять повезло. Как-то самоходку наших соседей СУ-76 мм ,что пришла на усиление, во время боев при окружении Корсунь-Шевченковской группировки немцев, танком подбили. Залез туда чтобы прицел снять - а там дымина и копоть. Прицел, так и не снял - заклинил он он. Только успел выскочить и упав откатиться метров на десять от этой самоходки, как в неё два снаряда угодило и бак с горючим рванул. Правда не с моей стороны - видно тоже повезло.
Так и дошли мы к сорок пятому году до Чехословакии. У нас ещё и после 2-го мая бои были, и не обошлось без потерь. Стычки с отступающими на запад немцами из окружения были почти каждый день. "
* * *