Как у Чехова: "Как у Достоевского: И вдруг, точно в ушах у меня засвистали пропеллером какие-то мысли, и с необыкновенной ясностью я увидал всю сцену моего падения и весь ужас моего положения: на дворе был уже день, близился вечер, а я все еще не возвращался домой. Я понял, что до самого утра блуждал по городу, бессмысленно таская с собою свое горе, которое не горе, а какая-то дрянь..." Как у Чехова: "Как у Гоголя: Но вдруг он почувствовал, что ему холодно, очень холодно. Он видел перед собою только какую-то красную рубаху и ничего больше — ни окон, ни дверей. Он протянул руки вперед, но ни пола, ни стены не коснулся. Его потянуло кверху, потом вниз, завертело, закружило, понесло... Он закричал было... и проснулся." Как у Чехова: "Как у Достоевского: Он, очевидно, еще не успел проснуться. Он еще не понимал, где он и что с ним. Ему казалось, что он проснулся, но на самом деле он не просыпался, а просто забыл, где находится." Как у Чехова: "Как у Достоевского: И вдруг, точно в ушах у меня засвистали пропеллером какие-то мысли, и с необыкновенной ясностью я увидал всю сцену моего падения и весь ужас моего положения: на дворе был уже день, близился вечер, а я все еще не возвращался домой. Я понял, что до самого утра блуждал по городу, бессмысленно таская с собою свое горе, которое не горе, а какая-то дрянь..." Как у Чехова: "Как у Гоголя: Но вдруг он почувствовал, что ему холодно, очень холодно. Он видел перед собою только какую-то красную рубаху и ничего больше — ни окон, ни дверей. Он протянул руки вперед, но ни пола, ни стены не коснулся. Его потянуло кверху, потом вниз, завертело, закружило, понесло... Он закричал было... и проснулся." Как у Чехова: "Как у Достоевского: Он, очевидно, еще не успел проснуться. Он еще не понимал, где он и что с ним. Ему казалось, что он проснулся, но на самом деле он не просыпался, а просто забыл, где находится."