Есть несколько важных максим относительно судеб постсоветского пространства, которые просятся на язык и кажутся очевидными, хотя еще недавно их осознание (и принятие) неприятно коробило. Поэтому давайте честно:
К началу 2022 года Путинская Россия оформилась в главную реакционную силу Восточной Европы и Северной Азии. На полновесную Империю зла образца XXI века сил и амбиций уже не хватает — эта ниша все больше под стать Китаю, — однако с ролью местечкового главзлодея Кремль справляется охотно, даже самозабвенно, как и подобает ментальному наследнику тоталитарных режимов прошлого.
Путинская Россия не самая отбитая, не самая кровавая, не самая жестокая, но зато самая большая, богатая и укорененная диктатура в регионе. Именно укорененная, это важно. Многие и многие века несвободы, помноженные на имперскость и привычку, воспроизводят традиционный «ханский» уклад будто бы сами собой, без великих усилий сверху и непримиримых возражений снизу. Да, несогласных много, но так в России (как бы она не звалась в ту или иную эпоху) было всегда, и перед лучшими, образованными, неравнодушными неизменно возникал схожий выбор, три пути: встраиваться/служить; уезжать/жить вовне; бороться/сидеть в тюрьмах.
Каждый из путей достоин отдельного разговора, однако для наших сегодняшних посиделок ключевым является то обстоятельство, что Путинская Россия с одной стороны не имеет достаточных внутренних тормозов, способных обуздать террор, а с другой — сила исторической инерции которой такова, чтобы и в разгар третьего десятилетия Новейшего времени строить политику по лекалам времен Улуса Джучи (и с похожим географическим акцентом, надо заметить).
Говорят, Путин — идеальный консерватор, в том смысле, что противостоит вызовам будущего, «морозя» настоящее и опираясь на опыт прошлого, даже если последний являет собой нечто едва ли удобоваримое. Оставив политическую лоботомию умудренным кремленологам, соглашусь тут же, что Россия при Владимире Владимировиче если куда и движется, то назад, и не в умозрительный золотой век, но в осязаемый каменный, несмотря на всю технократическую надстройку и пенку среднего класса, барахтающегося в садке городов-миллионников.
Россия сегодня — союзник, спонсор и защитник любых мировых деспотий и автократий, от Мьянмы и Северной Кореи до Казахстана и Беларуси. Далеких тиранов Кремль подпитывает оружием и деньгами, близких — армией и наработанными практиками госпропаганды. В этом куда меньше рационального, чем принято думать: нет никакого хитрого плана и многоходовки по выстраиванию Оси противодействия НАТО/Западу/Англосаксам. В реальности, это скорее инстинкт: имперский да и просто животный. Подобное к подобному.
Когда русские императоры с немецкой родословной конструировали Священный союз и давили республиканские всходы по всей Европе, это было основано на достаточно трезвом понимании, что только ставка на дворянство и жестко-сословное общество может обеспечить крепостнической России статус Великой державы. Схожего принципа держались советские генсеки — коммунистические режимы худо-бедно обеспечивали базис красной стороны двуполярного мира, хотя уже тогда стало понятно, что финансово эта конструкция — банкрот.
Иное дело теперь: с прагматической точки зрения России, как государству, в реалиях постиндустриальной экономики без надобности новые земли (свои бы худо-бедно освоить). Все эти абхазии, южные осетии, донбассы, северные казахстаны — чемодан без ручки. Дорого содержать, незачем захватывать. Но их все-таки захватывают и будут захватывать впредь, потому что война — главное (и по сути единственное) содержание режима.
Путинскую систему легко окрестить «фашистской» или «неосталинской», но все в ней буквально-таки кричит: она не про маузер и первородство, а про дворцы и шлюх. Бабло — плохая идеология, особенно когда ее нужно продавать бесправному (но отнюдь не слепому и не глухому) обывателю; а война — хорошая, особенно гибридная, ведущаяся на полях МИДа, а не в окопах. Проблема в том, что когда правящая клика занята подготовкой к большой войне, а общество — ее, войны, трепетным ожиданием, бойня имеет все шансы завязаться, не спрашивая разрешения.
В 60-е годы XX века у Кеннеди и Хрущева нашлись люди, способные убрать палец с курка взаимного уничтожения. Найдутся ли такие сейчас, когда обоюдное превращение Шарика в радиоактивный пепел желанно в еще меньшей степени, чем шестьдесят лет назад? Хочется сказать «да», но история с малазийским Боингом прозрачно намекает, что иногда необратимые вещи случаются от банальной некомпетентности (уж чего-чего, а бездарных и тупых исполнителей в современной России куда больше, чем может себе позволить страна, играющая в милитаризм).
Однако даже если глобального конфликта удастся избежать, это никак не облегчит судьбы угнетенных народов. Совершенно очевидно, что пока Кремлевской вагонеткой управляют люди вроде Путина и Патрушева, никакой демократизации, даже точечной, в странах бывшего СССР ждать не стоит. Кто успел сбежать в НАТО (Прибалтика) или хотя бы вовремя скинул своих диктаторов (Украина, Грузия, Молдова) — молодцы, а всем остальным — баста. Десант ОДКБ не дремлет. Справедливо и встречное замечание: как только Путинская вертикаль рухнет (по тем или иным причинам), падут и автократии по ее периметру, от Минска до Астаны, исполняя принцип домино, по заветам 1989 года.
Картина рисуется не самая благостная, согласен. Но здесь нужно помнить вот что: нам все время рассказывают, что Вождь — гарант стабильности, а несвобода — залог спокойного поступательного развития, при том что практика государств, образовавшихся на руинах Советской империи, повествует ровно обратное — общества, выбравшие рынок и открытый мир, более стабильны и прогнозируемы, чем те, где победила идея единовластия. До смешного: бедная, но свободная Монголия на фоне последних событий выглядит предпочтительней богатого, но задавленного игом Казахстана. Потому что рынок — эффективней, свобода — приятней, а Елбасы сегодня есть, а завтра нет, и никто не льет слез, даже если вчера в его честь называли города и улусы.
