В Большом театре у нас был замечательный репетитор. Уже после смерти Галины Сергеевны она пыталась мне переделать какие-то моменты в вальсе, когда я с ее ученицей репетировал балет «Шопениана». А я категорически восстал и сказал, что я этого делать не буду. Ведь со мной Уланова приготовила по-другому, и я не хотел ничего менять.
Мой педагог Николай Фадеечев, который никогда не хотел идти ни на какой конфликт, стал меня уговаривать: «Коль, ну подумаешь – сделай как просят». Но я не собирался ничего менять, сказав ему: «Вы же сами с Улановой так танцевали», на что он ответил, что не помнит, как это было.
Я нашел кассету и заставил их всех смотреть, как танцевала Уланова. В итоге движения я все равно не переделал. Я пошел на этот конфликт, потому что для меня это было очень важно.
Есть потрясающая запись Галины Улановой, когда она танцует прелюд. И есть очень много споров, потому как надо прислушиваться. Дело в том, что в Петербурге слушают жестом с опущенной кистью руки, а Уланова учила слегка касаться уха указательным пальцем. И на литографиях балерины XIX века не стоят с опущенными кистями возле уха. К сожалению, такие детали и нюансы со временем уходят.
«Шопениана» удивительный спектакль, который, к сожалению, считается легким. Очень часто руководителями коллективов дается как дебют для совсем юных артистов. Хотя это наивысшая степень мастерства артиста. Исполнить «Шопениану» гораздо-гораздо сложнее, нежели исполнить «Жизель». Ведь в «Жизели» есть сюжет и задача, а в «Шопениане» нет ничего, кроме мастерства передать эмоцию.
Фокин писал, что хотел, чтобы костюмы были другого цвета. Чтобы они были не белые похоронные. И это сделал Рындин, когда делал свою версию. Цвет был подобран так, чтобы платья казались розово-сиреневыми. И этот костюм Улановой был сохранен и находится в театральном музее в Петербурге. Можно посмотреть, какая «Шопениана» была в те годы. Они хотели вернуть вот этот вот цвет и веночек не белый, а именно с элементами сиреневого и розовых цветов.
Когда мне сделали предложение к 100-летию моего педагога Галины Сергеевны Улановой возобновить балет «Шопениана», немножко его оживить, то я воссоздал то, что сделано Рындиным для Улановой, когда она это танцевала, и воплотил в реальность мечту Фокина, чтобы были другие костюмы. Ведь тогда им не пошили новые, а выдали костюмы из «Жизели». Фокин делал свою версию в антрепризе Дягилева, и так как параллельно шла «Жизель», то решили, что зачем шить опять такие же костюмы, когда можно взять костюмы из «Жизели» и сэкономить на этом.
А я поменял костюмы, и конечно же получил много упреков. Даже Виталий Яковлевич Вульф, который меня любил и всегда хвалил, очень долго со мной спорил, что я сделал Сильфид не белыми, а розоватыми.
Все эти упреки были безосновательными, потому что я не только книги читал, но я еще и в музеи ходил. Я знал точно, как выглядел костюм Улановой. Я это узнал от самой Галины Сергеевны, когда мы репетировали с ней «Шопениану», что раньше в спектакле у костюма был другой цвет.
Но почему это выглядело немного не так, как должно было быть? Потому что Большой театр тогда тоже сэкономил и они не пошили заново костюмы, а просто взяли старые костюмы, которые немного подрезали и покрасили. А цвет краски все-таки не так попал в тот тон, который задумывался.
Тогда я настоял, чтобы переделали крылышки. Нашел старые фотографии Анны Павловой, где было видно, как были сделаны крылышки в те годы. Почему-то сейчас их делают из поясницы. На самом деле они из лопаток растут, и они должны крепиться в другом месте, и это другой крой костюма. Я придумал, как вмонтировать в старые костюмы новые крылья, чтобы они выглядели абсолютно естественно и красиво.
В «Шопениане» Фокин не хотел, чтобы это было похоже на «Жизель». Ведь если у Вилис должны быть длинные одеяния с аллюзией на свадебные платья, то у Сильфид более короткое платье. Оно должно быть пышным, иметь элементы других цветов. Умные художники поверх всегда добавляли немножко салатного и розового цвета, чтобы платье поблескивало.
Конечно, для того чтобы все это понимать, нужны опыт и знания. И не только полученные от репетиторов, но и самому много смотреть, и главное – очень много читать, изучать. Мне кажется, что любой думающий и понимающий артист должен играть не только задачи, но и сверхзадачи. Вот как раз балет «Шопениана» – это олицетворение этой сверхзадачи. Когда это не просто изображение нетленного тела или нетленного духа, когда это изображение фантазии, которая вроде как импровизация, но она существует в очень четких рамках.
Ведь что ценно: когда любая импровизация является хорошо отрепетированным трюком. Тогда она кажется, что любой человек может встать и это сделать. Но на самом деле это много часов работы и много мысли за любым из этих движений. Это отличало больших артистов и художников от ремесленников.