Стихи магнитогорца Александра Павлова вошли в золотой фонд российской литературы
Вчера культурное сообщество Магнитки отмечало знаковую дату – день рождения Александра Борисовича Павлова (11 января 1950 – 22 октября 2011). Масштаб его личности невозможно переоценить: член Союза писателей России, классик магнитогорской поэзии, переводчик, видный культурный деятель, он также был наставником одарённой молодёжи.
Александр Павлов – автор пяти поэтических книг, издававшихся не только в Магнитогорске, но и в Москве. Он так любил Магнитку и столько стихов ей посвятил, что одну из своих ключевых книг назвал «Город и поэт», – не случайно слово «город» на первом месте.
Журналистская судьба Александра Павлова связана с газетой «Магнитогорский металл». Публицистом он был поистине блестящим. Кроме того, именно в редакции «ММ» проходили встречи участников литературного объединения «Магнит», которым руководил Александр Борисович. Сегодня лито «Магнит» собирается в городской библиотеке № 5 имени Риммы Дышаленковой, дело своего учителя продолжает поэт Виктор Калугин.
В числе наград Александра Павлова – почётный диплом журнала «Журналист» за очерки о Венгрии, медаль «Серебряный крест» за активное участие в возрождении оренбургского казачества, медаль имени Антона Чехова, учреждённая Союзом писателей Москвы, областная комсомольская премия «Орлёнок» за книгу стихов «Предгорье» (1976) и премия имени Д. Н. Мамина-Сибиряка – «за стихи, воспевающие легендарную Магнитку, внёсшие значительный вклад в развитие уральской поэтической школы» (2006).
Сегодня, когда более десятилетия миновало после ухода из жизни Александра Павлова, можно с уверенностью утверждать: его поэзии не грозит забвение. Напротив, она обретает широкий резонанс в Магнитогорске и за его пределами. В XXI веке читатели заново открывают для себя и переосмысливают стихи о людях дела и созидательном труде, которыми обогатил летопись Магнитки Александр Павлов.
Предлагаю вниманию читателей свои любимые стихи Александра Павлова.
Больше можно прочитать на странице А. Б. Павлова в сетевом журнале «Самиздат», где размещены стихи из всех пяти книг поэта:
http://samlib.ru/p/pawlow_a_b/
Автор: Елена Лещинская
Фото: Из архива газеты "Магнитогорский металл"
Александр Павлов
602-й
Резчику лома
Р. Зайнапову
В копровом цехе вечный кавардак,
железо всех времён, мастей, обличий...
То паровоз подкатится сюда
с утробной паровою перекличкой.
То подвезут бескрылый самолёт
в обломках отзвеневшего дюраля,
то на вагоне катер приплывёт...
Всех под резак –
и словно не бывали!
Порой Степану чудилось, что он
палач вот этих горемык железных,
не попусту коптивших небосклон —
проживших век двужильно и полезно.
Он опускал на землю бензорез,
влезал наверх, откуда тишь стекала...
И громыхал хозяйский интерес
по мостикам ботинками Степана.
В его обходе, ревностном и злом,
рассерженно сминалось безразличье:
– Труда-то сколько! –
И опять на слом...
Но всё же вскоре вспыхивала спичка,
а бензорез врезался в кругляки,
обшивку и натруженные скаты,
и паровоз, напыщенный когда-то,
валился от Степановой руки.
Да мало ли таких со всей страны
летят к нему, попыхивая рьяно!
Им раньше явно не было цены,
а нынче есть – и та не по карману.
Дешевле вжать в тысячетонный пресс
уютные, обжитые кабины,
и рычагов тридцатилетний блеск...
Ломай, Степан, работай –
всё едино!
Так думал он размашисто, спроста,
покуда к серым колоннадам цеха
из памяти тревожной не приехал
особенный, приземистый состав.
Степан присел у танка, закурил.
Пробоины, заклиненная башня...
И, словно лбом ударясь в день вчерашний,
на башенке он цифры отличил:
602-й...
И дёрнулась рука,
и налегла на воздух, как на тормоз,
602-й – в разорванных боках
привёз войною срезанную скорость.
602-й...
И задохнулся он.
Да! Там они, заклинены навечно...
Он за бронёю слышал каждый стон
и жаркое дыханье человечье.
Он рвал броню упругим резаком,
как будто вдруг из танковой утробы
они шагнут светло и шлемолобо
сквозь времени погибельный закон.
Гудело пламя, взламывая танк,
томилось небо без дождя и вздоха...
В копровом цехе вечный кавардак,
в пролётах тесных
стиснута эпоха!
Дом
Мы забыться хотели,
да забыть не смогли
старый дом у котельни
в антрацитной пыли.
Засыпной и каркасный,
крытый толем дворец,
под восходами красный,
голубой в светунец.
В незабытой сторонке
столько лет он стоит!
Только водоколонка
всё гремит и гремит.
Только вёснами слышу:
он ломает метель,
конопаченой крышей
окунаясь в апрель.
Бросив памяти вызов,
всё плывет по весне
с голубями в карнизах
и геранью в окне.
Башик
Сколько ливней ты переслыхала,
сколько вод промышленных снесла,
сколько раз дотла пересыхала,
речка, не видавшая весла?
Пыль, да сушь, да лунная дорожка.
Длинно, от снегов и до снегов,
тянет жилы сытая картошка
из твоих аграрных берегов.
Ты большому времени внимала,
потому как речка – не ручей.
На твоей поверхности немало
солнечных поломано лучей.
Я не раз, от зноя охмелевший,
видя удалую быстрину,
пацаном чумазым, словно леший,
подсекал кургузую волну.
Что ж ты, речка, тихая старушка,
кружишь по осоке налегке?
Плачет, убивается лягушка
на твоём последнем островке.
Миражи
По степям, по пескам,
по разбитым бетонкам и трактам
наш растянутый полк
пробивается к цели, редея...
И повиснув, как день,
над сквозным опрокинутым мраком
вырастают виденья.
То вершины блеснут
в обрамлении шапок кудлатых,
то озерами всклень
переполнится вьюга в барханах.
Это, Золтан, твои
из песков вырастают Карпаты
и Урала шиханы, шиханы...
Казахстанская пыль.
В рыжей дымке двугорбые нарры
воду Эмбы парной
пожелтелыми тянут губами.
Слышишь? Катится гул.
Это буря сметает кошары.
Буря! Буря над нами!
И не скрип на зубах,
и не хрип воспалённого горла,
и не голос комбата,
в эфире грохочущий властно, —
то зовут на рубеж
серебром напоённые горны
и миражная даль,
что ни в буре,
ни в сердце не гаснет.