Еще он предупреждал, чтобы я никому не давал предмет, украшавший сейчас мою шею, — вспомнил я разговор с незнакомцем. Но скрывать от лучшего друга встречу с незнакомцем я считал для себя делом неблагородным. Друзья для того и нужны, чтобы не иметь секретов, — быстро решился я.
— Мишка, ты тайны хранить умеешь?— спросил я, скорее, для того, чтобы как можно таинственней начать этот с ним разговор.
— Была бы тайна, тогда о чем говорить, конечно, — по-своему поклялся Мишка.
— Смотри, что мне сегодня дал прохожий, — и я выудил из-под футболки загадочный предмет.
Рассказывать о том, что произошло с незнакомцем, я Мишке не стал. В это трудно было поверить даже самому, а не то чтобы попытаться убеждать в этом еще и друга. Тем более, Мишка верил только в то, что мог потрогать собственными руками, — подумал я, неплохо зная своего друга.
— Ух ты, — при этих словах Мишка стал тянуть предмет, висящий на моей шее, поближе к себе.
И тут же попросил меня снять его с шеи, чтобы он смог лучше его разглядеть. Глаза его горели каким-то незнакомым для меня выражением, по которому было видно, что Мишка предметом заинтересован и даже восхищен. Я отказал ему в этом, ссылаясь на слова своего папы, что вещь, находящаяся рядом с сердцем, не должна бывать в чужих руках. А то, что говорил Охотник высокого класса касаемо примет, никем не оспаривалось.
— Какой необычный, дай поддержать, — еще раз попросил Мишка.
— Нет, — ответил я и даже замотал в ответ головой для усиления принятого мной решения
Наверное, в моих глазах тоже вспыхнуло что-то новое для Мишки, так, что он даже отпрянул от меня и тут же отпустил подаренный мне неизвестным человеком предмет. Слишком странным показалось мне Мишкино внимание к предмету.
— Ну, давай, я тебе отдам за него отцовский бинокль, — никак не унимался Мишка.
Вот кого я точно не хотел подозревать в чем-то, так это своего лучшего друга. Но, что-то я был сегодня не похож сам на себя. Подозрения во мне уже начинали жить своей жизнью. Столько впечатлений за день — не удивительно, что я устал, — подумал я. А вслух сказал:
— Мишка, ты не обижайся, но давай забудем про этот предмет на моей шее. Я теперь буду его носить как талисман. Ты же знаешь приметы и сам в них веришь.
— Ну, ладно. Талисман, так талисман, — произнес Мишка так, как будто и вовсе потерял интерес к этой диковинной вещице.
И тут мама выручила меня от этого неприятного разговора.
— Алеша, мы с папой пошли в кино. Пригласи Мишу попить чаю с пирогом, — сказала она мне, и дверь в квартиру за родителями закрылась, оставив нас с Мишкой наедине.
При моих родителях Мишка всегда следовал на кухню пить чай исключительно за моей спиной. При этом он был всегда готов при очередной встрече с моими родителями в который раз произнести за день «здрасьте». То ли от робости, то ли от забывчивости. Однажды он даже выпалил свое «здрасьте» моему огромному коту, внезапно возникшему навстречу нам из-за угла в прихожей. Но мои родители были самые замечательные и чуткие люди на свете, и они всегда были рады моему лучшему другу. Как только в квартире мы с Мишкой остались одни, не считая кота, от напряженной застенчивости Мишки не осталось и следа. Теперь он бежал на кухню уже впереди меня.
— Блин, как вкусно, — восторгался Мишка, при этом покрывая стол, а вместе с тем и пол кухни, крошками от пирога.
— Не жадничай! — сказал я возмущенно, разрезая еще на две части огромный кусок пирога, который отрезал себе Мишка. — Слышал? Друг познается в еде! — стыдил я лучшего друга, сам понимая, что это бесполезно.
Через минут пятнадцать на кухонном столе от нашего чаепития остались лишь небольшие разноцветные холмики из фантиков от шоколадных конфет и пустой металлический поднос, на котором еще недавно был целый пирог.
— А как ты думаешь, параллельные миры существуют? — спросил я Мишку, мысленно опять возвращаясь к эпизоду, в котором незнакомец неожиданно для меня растворился в воздухе.
Я впервые сделал глоток из своей еще нетронутой чашки с чаем. Как это у меня получалось съесть столько сладкого и при этом не запивать, я и сам не знал. Мишка, тот выдувал по две чашки всегда. Мы привыкли не удивляться вопросам друг друга. Наверное, настоящая дружба заключалась еще и в том, чтобы из огромного количества существующих слов выбирать те, которые применимы к настоящему моменту.
—Ну, мой папа говорит, что человечеству точно придется искать когда-нибудь новый мир. Потому что тех, кто кушает, становится больше, а тех, кто производит еду, — все меньше. А ты как себе представляешь другой мир? — вместо ответа, задал вопрос Мишка уже мне.
— Другой мир — это тебе, Мишка, не пирог слопать. А вот мой папа говорит, что все, о чем пишут в книгах фантасты, либо уже сбылось, либо еще только сбудется. Это значит, что мысль материальна, и мы должны фантазировать, как можно больше. Так мой папа считает, — добавил я. —А самое главное было, что тот незнакомец мне сказал, что я могу даже наделять предметы свойствами.
— Что это за незнакомец такой, и куда он делся? Он тебе не сказал, кто он такой и откуда? — спросил ехидно Мишка.
То, что он мне не верит, Мишка даже не пытался скрыть от меня. Мне было это неприятно, но как его убедить в существовании незнакомца, я не знал.
— Он только сказал, что он —Чертежник, и что его кто-то преследует. Еще он про взрослых плохое сказал. А затем он исчез в воздухе, который раздвинулся и поглотил его, — сказал я.
— Как это— поглотил?— улыбался Мишка.
— Как крокодил — мясо,— отрезал я.
И как только я это сказал, в коридоре что-то с грохотом упало. И сразу возникла напряженная тишина. Мы с Мишкой испугано переглянулись. Идти в полумрак коридора никому из нас совсем не хотелось. Там и падать-то было нечему, — наверняка так же подумал и Мишка, был уверен я. И вот тут-то и раздался этот звонок в дверь...