С героиней сегодняшней истории я, когда-то общалась, и даже разделяла её возмущение по поводу измены супруга, не понимая чего ему не хватало с такой -то женой, как СОфель.
Именно так Константин называл Софию, а мы за ним подхватили. Ей - черноглазой, кудрявой с бровями вразлёт очень шло это странное имя. СОфель же обращалась к любимому на немецкий лад: mein Herz. Моё Сердце.
По её желанию, внутри обручального кольца супруга, образовалась гравировка: mein Herz. Навсегда.
Приличное время спустя, любовное равновесие нарушилось. СОфель, не замечая, начала прислуживать мужу, любя с прежней страстностью, а он переоценил и отменил им же заведённое правило. Но не с женой.
Константин просчитался. Такие натуры, как Софья, не признают в чувствах полутонов и компромиссов. Любя, могут превратиться в мягкий коврик для ног дорогого мужчины. Обидевшись и возненавидя, стать кинжалом для мщенья.
Итак, сегодня мистическая история.
СОфель открыла глаза за несколько минут до трезвона будильника. Привычка: её пять минут не устроят, а звонок может побеспокоить сон Костика. Столько дел, столько дел.
Кофе она сварит перед пробуждением мужа, а вот тонкие блинчики с яблоками и корицей немедленно сотворит. Аппетитный аромат вскоре поплыл по квартире. Чуть-чуть нагреть мёд, чтоб лился на блины золотыми каплями. Подумала, и сменила скатёрку с розовой на золотистую - для гармонии с мёдом и румяными блинчиками.
Теперь быстрый душ, старательное наведение красоты (с её данными это всё ещё было не сложно). Тряхнув естественными кудрями, придирчиво глянула в зеркало. Да, сорок пять это не тридцать. Но фигура сохранена, для счёта морщинок хватает пальцев одной руки. Про усилия промолчим.
... Их союз отличался от многих. Пара и три года спустя, после исключительно молодёжной свадьбы (невеста в белом платье-мини отплясывала твист на столе), не "одомашнилась." Оба дипломированные повара-универсалы, супруги приноровились колотить денежки вахтовым методом.
Мотались в Ямало-Ненецкий автономный округ. Суровые климатические условия, суровый быт. Жили в общежитии - Соня в женской части, Костя в мужской. Семейственность почему-то не поощрялась.
Встречались чуть свет в столовой и, не покладая рук, чистили, резали, готовили. Смены голодных работников шли и шли. На кухне становилось нечем дышать от духоты. Посудомойка часто отсутствовала - сами мыли пол и посуду.
Но! Сорок пять дней ада и усталые, но довольные (с приличной зарплатой) супруги куда-нибудь отправлялись. Например, в Ленинград, в Юрмалу, на Селигер. Музеи, концерты, выставки, ресторанчики. Жадно впитывали, запоминали, открывали, вкушали. Летом, конечно, на Чёрное море летали. И там очень любили плавать в шторм.
Их квартира выглядела аскетично, да и времени они в ней проводили немного. И в этот период бытом совершенно не занимались. Родители с обеих сторон, называли их "наши чокнутые." Но их любовью и верностью гордились (даже свёкры), говоря:"Только друг на друга глядят, как заколдованные."
Пылкость чувств Константина и СОфели завораживала многих, хотя на зависть решались редко: правила хрустального королевства Любви, казались мутноватыми. Скажем, в нём витал лозунг:"Мы против детей!" Сейчас это называется чайлдфри. Ребята ещё "на берегу" договорились посвятить жизнь только себе. Точнее, друг другу.
На удивление и вразумление Константин предлагал проанализировать браки знакомых. Вывод получался грустноватым: многие тяжело переносили испытание в виде "спиногрызов:" тускнели, ссорились. И даже разводились.
"Рвать жилы, отказывая себе в элементарном удовольствии в виде досыта выспаться, чтобы лет через пятнадцать услышать от прыщавого двоечника и нахала:"А я не просил меня рожать!" Нет уж, спасибо"- иронично ставил точку Константин. СОфель поддерживала мужа фразой:"А ещё они портят фигуру!"
В районе тридцати лет, Соня "преступно" забеременела. Так сказал Костя. И добавил:"Ты знаешь, что делать, СОфель." "Я хочу, чтоб он был, сердце моё,"- прозвучало в ответ. Это был первый случай, когда их желания не совпали. Соня встала на учёт в женской консультации.
Желая образумить жену, Костя привёл Соню к друзьям из тех, кто имея двоих ребятишек, родили третьего. Их встретили детские вещи, развешенные в пространстве между кухней и залом. Двухлетний мальчик только что встал с горшка, и пахло не апельсинами.
Старший сынишка скакал на диване, будто с надеждой, что тот провалится. Шестимесячная девочка не переставая ныла, не соглашалась покинуть материнские руки. "Зубки режутся,"- пояснила её замотанная мама, одетая в футболку с подсохшей детской отрыжкой. Отец семейства (он же приятель Кости) выглядел очень угрюмо.
Когда вышли на чистый, морозные воздух, Костя грозно спросил жену: "Ну?!" " У них трое, а у нас будет только один. Маленький, золотой мальчик." И тогда прозвучал ультиматум:"Выбирай я или он." Софья выбрала "своё сердце" - жить без Кости она бы не сумела.
После устранения "ЧП, " пара отказалась от дальней работы: при сообразительности, можно стало зарабатывать в родном городе. Ночные клубы, кафешки, бары выскакивали, как грибы после дождливой погоды. Устроились в дорогой ресторан, до утра гудевший.
Костя - помощником главного повара, а СОфель, изящная, экзотично красивая, стала официанткой. Униформа чуть ли не топлес, но и чаевые щедрые. На продукты не тратясь, как конфетку квартиру, наконец, обставили и приобрели автомобиль.
А в Соне что-то надломилось - ушла бесшабашность, перестала получать удовольствие от путешествий (между прочим, уже в Турцию и Египет). На этом фоне градус любви Кости к жене резко упал. Налево он не кинулся, но в тоне появилась небрежность, в поцелуях прохлада.
А СОфель, для себя неприметно, старалась ему угождать и односторонне баловала. Охлаждению мужу причин не искала, просто любила по прежнему. Костик, подкопив денег, открыл "стекляшку" - кофе, мороженое, пончики. Затем перестроил в кафе с кухней "по домашнему "Не богач, но о завтрашнем дне думал спокойно.
СОфели в бизнесе мужа места не нашлось. Но не пропала, став личным поваром дирекции какой-то компании. Именно в этих реалиях супруги дожили до сорока пяти лет и приближались к очень значимой дате - своей серебряной свадьбе.
В то утро, с описания которого начат рассказ, Соня - интересная, стройная, на фоне свежесваренного кофе и горки блинчиков с яблоками, ждала пробуждения "своего сердца," чтобы, наконец, неспешно обсудить предстоящее торжество. Костя постоянно имел основания на позднее возвращенье домой и редко брал выходные.
Он вошёл в кухню, взял задумчиво блинчик и, жуя, сообщил:
"Вот что, Соня, (женщина вздрогнула: муж никогда её так не называл) у меня есть дочь. Ей три года. Она уже всё понимает и я больше не хочу быть приходящим отцом. В ближайшие дни съеду, подам на развод. Тебе квартира и пожизненная материальная помощь. Бизнес - за мной. Надеюсь, хватит ума не оспаривать."
Вместо такого известия, Соня бы выбрала конец света. Но кто её спрашивал? Движимая наитием, сдавленно попросила:
"В память о былой любви, повремени с разводом до нашей серебряной свадьбы. Это всего лишь месяц. Проведём торжество, назло врагам, на радость близким, и я без слезинки тебя отпущу. С дележом имущества, как ты желаешь."
По лицу мужа Соня поняла: особая дата для него значения не имеет. В ней мгновенно вспыхнуло желание отомстить, побороться, но на это требовалось время. Собрав волю в кулак, не дав пролиться слезам, с нежной интонацией проговорила: "Mein Herz, я никогда ни о чём больше не попрошу. Вспомни, ты пожелал избавиться от ребёнка, и я покорилась. Не твой ли черёд? Напоследок."
Кажется, лишь на секунду, в глазах мужа страдание вспыхнуло. Он отвернулся к окну и глухо пообещал:"Хорошо, Соня." Ушёл, а Софья осталась перед горкой ароматных блинчиков. Впрочем, рассиживаться, тратя драгоценное время на бесцельные страдания, женщина не собиралась.
Приложив усилия, узнала, что сопернице тридцать семь лет. Она учительница младших классов. Приятная, но ничего особенного. Зовут Лидия. У неё было лишь одно непреодолимое преимущество: маленькая девочка с глазами Кости по имени Зоя.
Даже удивительно, как быстро Соне удалось отыскать не шарлатанку, а настоящую цыганскую колдунью - шувани. По крайней мере ей так её отрекомендовали.
Немолодой женщине, с глазами, смотрящими в разные стороны, было безразлично, кто и как пострадает от её магических действий. Лишь бы была заплачена немалая такса. Не тратя время на вразумление Сони, колдовка произнесла:
"Мести алчешь? Проще всего через дитя. Детская защита слаба, легко пробиваема, а боль обидчики получат самую страшную." Соня поёжилась: девочку ей губить не хотелось.
Спросила:"А нельзя сделать так, чтобы он ко мне вернулся, а к ней у него ноги не шли и, чтоб сама любовница к нему охладела? " Цыганка захихикала:"Сердито. Но не ново. Обряд проведу. Про откат слышала? Я дам амулет, чтоб смягчить, но будь готова принять последствия. И не забывай, что именно ты заказала - чтоб ноги не шли. А это по всякому может случится."
"Меня последствия не интересуют. Верните мне мужа любой ценой. Без него мне не жизнь," - Софья, настроенная самым решительным образом, достала из портмоне несколько крупных купюр и ещё к ним добавила, значительно взглянув на цыганку.
Основное цыганка сделала сама. А Софье выдала странно ржавую булавку, велев не касаться её не защищёнными пальцами:"Приколи мужу в невидное место одежды. Хоть к брючине со стороны изнанки. Мои слова сильные, недели не пройдёт- подействуют."
Размыто и подозрительно, но за чёрное действо заплачено, булавка в пакетике. Софья ушла. Всё сделала, как цыганка велела и стала с напряжением ждать.
А ещё к их с Костей серебряной свадьбе готовиться: список гостей из самых близких, наряд. Ей хотелось негромкого семейного торжества и чтоб Костя смотрел на неё, хоть в половину, как когда-то. Место празднование и меню подразумевались от мужа.
Он обещал побеспокоиться. Но жил уже отдельной жизнью: звонил "той" не особо таясь, домой возвращался затемно и дорогу к супружеской кровати забыл напрочь.
"Никакая она не шувани! Обычная рыночная цыганка, изображающая ворожбу!" - злилась Софья, но опережая любовницу, сама за чистотой одежды мужа следила, чтоб булавка не была обнаружена.
... Ей позвонили из приёмного покоя отделения неврологии:"Гражданин такой-то вам кем приходится?" Сначала Софья так поняла, что муж попал в аварию: медсестрица сбивчиво говорила:"Пострадавшего вынули из машины и доставили к нам. Сейчас он в реанимации. Подробности у врача."
Оставив дирекцию без обеда, Софья кинулась в медгородок - именно туда отвезли Костю. Оказалось, на скользкой дороге, Константин сквозанул по боку дорогущей иномарки. Физически никто не пострадал, но выскочивший разъярённый детина, дал волю кулакам. Один из ударов пришёлся в грудную клетку мужчины. Он упал.
Нападавший, оттащив Константина в машину, стал вызывать представителей автоинспекции. И лишь они, приехавшие через приличное время, сообразили, что виновнику аварии требуется срочная помощь: у Кости случился мозговой инсульт, усугублённый поздним обращением к медицинской помощи.
Из больницы Софья привезла мужа домой, ещё до конца не сознавая размера трагедии. В ней даже радость билась:"Развода не будет!" Лидия сама отодвинулась, сказав, что возможностей быть сиделкой при Косте у неё нет. "Он мне не муж,"- утирая слёзы, но сделав выбор, говорила она Соне в больнице.
Частично парализованный, Константин не мог связно говорить, самостоятельно изменить положение тела в кровати. Просто овощ, а не живой человек. Софья меняла памперсы, кормила больного с ложки, вливала в рот растворённые в воде лекарства. И твердила, что всё будет хорошо. А Костя смотрел на неё измученным взглядом, в котором плескались боль и отчаяние.
Да, ходила к "шувани." Но та, выслушав претензию на "слишком жестокую порчу," категорично заявила:"Порча разворачивается внутри человека. Гнёт его постепенно. А это несчастный случай. Но разве ты не говорила "чтоб ноги не шли?" На диво так и случилось. Совпадение. Иди прочь." Софья хоть как-то помочь, но колдовка не захотела или не могла. Велела к врачам обращаться.
В период метаний и поисков сильной ведуньи, Соня открыла свои нехорошие намерения многим подругам. В принципе, её понимали и адреса разные подсказывали, но когда с Константином случилась беда, от женщины отстранились с испугом.
Перетирали между собой:"СОфель человек импульсивный. Сгубила мужа, а уж перед посторонним, раздражителем, тем более не остановится. Нет уж, чур." В целом, чушь (не Соня же сама колдовала), но понятная. Материально Софья не нуждалась, хотя доходы с кафе без Константина упали. Оставив работу, сидела при муже.
Год или полтора спустя, наметился некий прогресс в движениях, но вылился нападками больного на преданную сиделку - жену. Стоило подойти, Костя кидал в Софью всё, что попадалось под левую руку - книгу, подушечку, стакан с тумбочки... И страшно мычал:"Мне -не-жу!" Наконец, поняла: "Ненавижу."
Константин не знал о ведунье, булавке и прочей мистике. Он ненавидел даже не Софью. Себя заточённого в больном, беспомощном теле. Его лозунг "Мы против детей!" по прежнему колыхался невидимо в воздухе. А где-то бегала его дочка Зоя, и никто не считал нужным привести её к папе.
P.S. Я верю в силу дурного глаза, в возможность наведения порчи, поскольку лично убеждалась в реальности этих мистических неприятностей. Сглаз - это сила чёрной энергетики человека, не всегда направляемая с умыслом. Порчу считаю своеобразным кодированием или программой, задаваемой с целью известной и злобной.
В случае с Константином, склоняюсь к несчастному случаю. Он тихо скончался, промучив себя и Соню лет восемь: уход хороший, госпитализацию ему профилактическую Софья не раз организовывала.
Сама она на глазах превратилась в старуху. После смерти мужа носит, в основном чёрное. Жива и сегодня. На цепочке, вместе с крестиком, носит обручальное кольцо Кости с гравировкой "Mein Herz. Навсегда."
Благодарю за прочтение. Прошу обязательно голосовать, отзываться и, новичков, подписаться. Вот честно, самой неловко за форму просьбы. Лина
#семейные отношения #реальные истории, рассказы #психология отношений мужчины и женщины #семья, любовь, ревность