Сергей Снегов — автор, который никогда не разменивался на мелочи. У него нет «проходных» произведений, как и многих других авторов, он всегда вкладывался в каждую свою книгу всей душой. Собственно, он и написал-то не так уж много, но каждое его произведение оставило очень заметный след в истории отечественной фантастики.
Роман «Диктатор» был опубликован только после смерти писателя и после смерти СССР (в 1996 году, закончен в 1987-м) — что не удивительно, поскольку, как мне кажется, этот роман до конца и сейчас способны осмыслить немногие. В том числе и я - не берусь утверждать, что мое понимание того, о чем и за чем Снегов написал «Диктатора» полностью соответствует авторскому замыслу — слишком это сложная и многоплановая книга. Но все же попробую разобраться и поделиться своими соображениями.
Формальный сюжет книги можно пересказать буквально в нескольких словах. В некоем вымышленном мире, раздираемом политическими дрязгами и войнами, в одной из стран к власти приходит некто Гамов, бывший ученый-физик, призванный в армию. Став диктатором, он всеми способами (в том числе и крайне жестокими) приводит сначала свою страну, а потом и весь мир к «общему знаменателю», то есть миру и процветанию, после чего организовывает показательный суд над самим собой и ближайшими своими соратниками. Суд, который оканчивается смертным приговором.
Сложно сказать, зачем Снегов позаимствовал фамилию главного героя у реального физика, неплохого ученого, совершенно, впрочем, ничем не примечательного в политическом плане. Ему виднее. А вот другой персонаж, у которого Снегов «одолжил» множество черт диктатора Гамова, хоть ни разу не называется, но явно просматривается, и именно из-за него «Диктатор» ни при каких условиях не мог бы быть опубликован даже в уже разваливающемся на булькающие «гласностью» куски СССР. Потому что этот реальный прототип — никто иной как Адольф Гитлер. Совпадение вплоть до инициалов — Алексей Гамов.
Здесь надо сделать оговорку — я совершенно не собираюсь обвинять Снегова в каких-то адских грехах и симпатиях. Просто тут надо понимать, что, хотя и не указанный ни как соавтор, ни в посвящениях, у романа есть реальный «теневой» вдохновитель: Лев Гумилев, с которым Снегов вместе «мотал срок» в Соловках. Тот самый Гумилев, автор теории о «пассионариях». И роман «Диктатор» - это именно художественное воплощение этой теории (интересно, что по сходному пути позже пошел Василий Головачев, написав «художественный вариант» «Розы мира» Даниила Андреева — роман «Посланник).
Гамов — это попытка взять самого яркого «пассионария» двадцатого века, одного немецкого ефрейтора, очистить его от людоедского безумия и выстроить вокруг него модель создания утопии в соответствии со всеми принципами пассионарного этногенеза. От своего гнусного прототипа у Гамова помимо инициалов осталась склонность к мгновенным перепадам настроения, вспышкам ярости, «магнетическое воздействие на толпу» грозными пространными филиппиками, а главное — возведение террора в ранг государственной политики, оправдываемой высшими целями. В принципе, ничего нового — такими радикальными методами когда-то удерживал свое небольшое государство прототип еще одного малоприятного персонажа — Влад Цепеш. (Тут уместно вспомнить еще один весьма перекликающийся с «Диктатором» роман: «Выбраковку» Дивова, где отсылки к Цепешу — ключевая линия). Да и потом последователей хватало, весь паноптикум в одну статью не поместится.
Мало какой другой социально-фантастический роман вызывал к жизни столь противоречивые (и пространные) отзывы. Прежде чем начать эту статью, я несколько дней копался в интернете, просматривая критику на роман, и мнения расходятся вплоть до противоположных полюсов шкалы — от бешеного восторга с буквальным восприятием книги как программы действий, до призывов книгу запретить и уничтожить существующие экземпляры. Истина, как мне кажется, лежит (как ей и положено) даже не в середине, а в совсем другой плоскости.
Дело в том, что такие романы нельзя воспринимать буквально. Как нельзя, скажем, воспринимать буквально произведения Джонатана Свифта (с которыми, между прочим, у романа немало общего: та же война Латании с Кортезией — чем не Лиллипутия и Блефуску?). Невзирая на камуфляжную сетку научной фантастики (параллельные миры, «сгущенная вода» в качестве основы энергетики), роман — это отнюдь не научно-фантастическое произведение, а скорее аллегория, главной целью является не объяснить, «как надо», а, скорее, заставить задуматься каждого читателя: «А как, собственно, надо?». Герои романа совершают немыслимо чудовищные вещи ради немыслимо высоких идеалов… Знакомая история, не правда ли? Но Снегов доводит ее до предельно возможных значений, чтобы парадоксальностью происходящего максимально расшатать привычные представления читателя о мире, как когда-то это делал дон Хуан Матус с Кастанедой.
Финальный самосуд диктатора — именно такой ход, причем двойной: сначала сам диктатор приговаривает себя к высшей мере наказания, а затем народ его «прощает» на всемирном референдуме. И то, и другое, настолько не укладывается в привычные нам образы диктаторов (на которых, мы увы, предостаточно насмотрелись за всю нашу историю), что поневоле заставляет задуматься: а почему, собственно, у нас все происходит именно так, как происходит?
Увы, Снегов в конце дает весьма неутешительный ответ: чтобы радикально изменить мир, нужен человек из другого мира… Во всяком случае, так это понял я. Хотя чем этот «другой» мир (Снегов намекает, что этот «другой» мир — наш собственный) лучше?
Мне кажется, что полное осмысление «Диктатора» так пока и не состоялось. Это не просто история про «благородного тирана» и очищение сквозь страдания, это зеркальное гиперболизированное отражение того, что мы каждый день делаем с нашей собственной реальностью и напоминание о том, что начинать надо с себя. Иначе рано или поздно это сделает за нас Гамов.
P.S. В романе нашлось место и небольшой шутке — Снегов вставил в него самого себя: в небольшом эпизоде в середине книге и в концовке появляется ученый-физик Бертольд Козюра, исследователь параллельных пространств. Если кто не в курсе: фамилия Снегова по отцу была Козерюк, а его неоконченная диссертация носила название «Физическая интерпретация неевклидовых пространств».