Один режиссёр жил очень хорошо. Он снимал фильмы, получал большие деньги, с удовольствием тратил… Купил детям хорошие квартиры в Москве, себе построил дом. И квартира была в центре.
И ещё была старая-старая дача, совсем развалюха, в дальнем Подмосковье. Очень далеко. Дрянной старый домишко с печкой, - полторы комнатки. И заброшенный сад. Это режиссеру от тети осталось. Он не продал, руки не доходили.
А потом как-то раз приехал проверить домишко на своей хорошей машине. И так вышло, что пустил пожить одного бомжика. Бродяжку нищего. Бесприютного старичка.
Случайно познакомился и пустил; режиссёр был импульсивный такой. Бродяжка потерял квартиру в своё время, как-то его обманули. Потом скитался, выпивал, в тюрьме немного посидел по ошибке, в приюте потом жил… Типаж русского странничка описан и у Горького, и у Чехова. Беззлобный слабый бродяжка. Бездомный. Седой, бородатый, хилый такой. Усталый человек.
Вот режиссёр и сговорился: охраняй, дескать, мою дачку. И живи за это сколько хочешь!
А сам думает: если бомжик и спалит дачку, невелика потеря. А так хоть доброе дело будет. И, может, дом все же присмотрит… Пустил и забыл.
…Прошло несколько лет. Фильмы снимать не звали; режиссёр неудачно высказался в адрес самого главного киношного начальника. Денег тоже не стало. Ведь привычки жить с размахом остались; все быстро разошлось, до копейки. Выпивать начал от обиды режиссёр; рассорился с коллегами и потерял друзей. Ну, или они просто нашли повод и ушли подальше от неудачника.
Жена тоже ушла; имущество было записано на неё. Осталась квартира в центре; жена оставила честно и великодушно. Режиссёр решил квартиру продать, с долгами рассчитаться. Купить поменьше на окраине. Но его обманули. И он оказался без денег и без квартиры.
Режиссёр к детям не пошёл. Он понимал, что ему не рады будут. Отношения были так себе; он сам виноват, мало внимания уделял детям. И не привык он просить и унижаться. Гордый был.
И он вспомнил про дальнюю убогую дачку. Прямо осенило его. Можно же там пока пожить; не в приют же идти. Там можно растопить печку, станет тепло! Можно хворосту в лесу набрать. И согреться. Он только об этом и мечтал; замёрз сильно, зима была. Его попросили освободить комнатку, в которой он временно жил. Знакомые пустили. Но потом попросили…
Режиссёр купил билет на электричку. Деньги занял у одного бывшего коллеги. Долго ехал; в вагонном окне отражалось старое уставшее лицо. Морщины, седые волосы… Быстро стемнело; зима же. Зимой так быстро темнеет…
…Он зашёл в домишко. Тропинка была протоптана. А там топится печка. Сидит тот самый странник-бродяжка и чистит картошку. И банка дешевой тушенки открыта; кто его знает, из чего делают такую тушёнку? Что именно тушат? Но пахнет вкусно! Режиссёр очень хотел есть.
Бродячий старичок дал ему ложку. И они вдвоём сидели и ели со сковородки жареную картошку с тушенкой. И было тепло в этом убежище, в безопасной норе, куда один человек пустил другого. Просто так, задаром пустил. А потом и сам пришёл поесть и согреться. И укрыться от ледяной жизненной бури, которая каждого может снести, сбить с ног и заморозить насмерть. Если нет убежища. Если некуда пойти.
Так случайное добро обернулось спасением.
И они прожили зиму на старой убогой даче. Потом у режиссёра все наладилось понемногу; его враг, самый главный начальник, попал под суд. И режиссёра снова позвали в кино.
Но это было потом. Когда он дожил до этого. А дожить смог благодаря старой заброшенной даче, куда пустил когда-то бездумно, просто из жалости, старого бомжика. И по сей день вспоминает тот зимний вечер, картошку, которую ели ложками два седых человека перед маленькой печкой…
А дачу он отремонтировал. И приезжает к своему другу на выходные. Немного отогреться душой…
Анна Кирьянова