08 сентября 1996 года. 05 часов 50 минут.
Они были вдвоём. Максим одетый в строгий черный костюм с огромной белой бутоньеркой на груди, галантно вел свою избранницу по освещенной солнечным светом тропе. Девушка облаченная в белоснежное свадебное платье, буквально парила по воздуху, едва касаясь обнаженными ступнями ярко-зеленого покрывала луга. Лицо невесты скрывала белоснежная вуаль, и солнце отражаясь от волокон шифона, разбрызгивало по сторонам искрящиеся частички света. Еле слышный, переливающийся звук колокольчиков, заполнял все пространство вокруг, наполняя сердца молодых блаженством и всепоглощающим счастьем.
Резкий, полный ужаса и отчаянья крик девушки, сжал тисками сердце Максима, вдруг погрузив обоих в кромешную темноту и холод. Ища спасения и защиты, невеста судорожно схватила Максима за запястье, протянув дрожащую руку вперед. Крик девушки перешел на леденящий душу вой, парень чувствовал как ногти суженой разрывая кожу, проникают в плоть. Кровь горячими толчками забрызгивала белоснежное платье невесты, орошая, вмиг увядшую траву под ногами.
Вспышки молний осветили причину разыгравшегося безумия.
За ржавой, кладбищенской оградкой, печально склонив головы вниз, стояли трое мужчин. Лениво бросая комья земли вниз, в свежевырытую могилу, они изредка перебрасывались между собой скупыми фразами. Словно по команде мужчины повернулись в сторону молодоженов. Максима затрясло в ужасе от увиденного. Сержант Волков, в простреленном насквозь бронежилете, пафосно изобразил воинское приветствие и молча прыгнул в темноту выкопанной ямы. Спрятанный Максимом на дне Уссури парень, виновато улыбнулся, приложил ладонь к груди, и так же молча шагнул вслед за Волковым. Семен же, долго и грустно смотрел в глаза Максима , опираясь на приготовленный памятник, после, осуждающе закачал головой и тоже скрылся в зияющей пустоте. Очередная вспышка молнии позволила различить на черном мраморе большую фотографию с узнаваемым лицом, ниже которой было высечено - Ивлев Максим Петрович.
Дико закричав, Максим вырвался из оков ночного кошмара и открыл глаза.
Шквальный, порывистый ветер разбивал крупные капли дождя в пыль, закручивая безумной юлой, поднятую с земли мокрую листву. Небо цементного цвета, словно вспоминая прошлые грехи парня, низвергало вниз мощные порции воды, превратив виднеющуюся реку в могучий грязевой поток.
Одежда промокла насквозь, категорически отказавшись отогревать чуть не околевшего горемыку-воина. Поджав согнутые колени к груди, Макс пытался сохранить улетучивающееся тепло, но любые попытки сжаться посильнее, вызывали лишь выламывающую суставы судорогу. Одна лишь мысль, о том что нужно двигаться, организм воспринимал бессильным, хриплым воем.
Ощущая себя неким железным дровосеком, забытый беспечным хозяином под проливным дождем, он пытался разработать будто скованные "ржавчиной" суставы, сжав зубы и прикладывая для этого огромные физические усилия. Обняв скользкий от дождя ствол осины, не обращая внимание на попадающие за шиворот холодные капли, Максим словно поршень неуправляемого двигателя, рывками бросал тело вверх и вниз.
Спустя непродолжительное время, парень отметил для себя положительный прогресс, в качестве разливающегося тепла по телу, и наконец то появившуюся возможность конструктивно мыслить. Решив для себя, что в приоритете нужно найти друга Калину, отлежаться пару дней, набраться сил, а дальше уповая лишь на везение и удачу, строить дальнейшие планы.
Убедившись в том что все трофеи на месте, Макс уверенно двинулся в сторону поселка.
Ливень исчерпав себя сошел на нет. Несмотря на пустую трассу в столь ранний час, Максим не мог избавиться от ощущения опасности и тревоги. Интуиция подсказывала, что он слепо двигается в западню, но ноги в хлюпающих кроссовках невозмутимо двигались навстречу неизвестности.
Заметив через пелену мороси и тумана белеющее пятно здания КП ГАИ, парень предусмотрительно ушел с трассы на тропинку, уходящую прямо через заросшее увядшей полынью поле, к поселку. Не заметив торчащий из земли кусок скальника, Максим снес подошву на отсыревшем кроссовке, чуть не лишившись большого пальца на ноге. Прыгая на одной ноге подобно туземцу над тушей убитого буйвола, он пытался заглушить вырывающийся наружу крик боли и отчаянья. Завалившись боком в пряную, пахнущую сыростью полынь, он с остервенением растирал ушибленную конечность, устало смотря на оскалившуюся крокодилом, обувь. Преодолев остро накатившие уныние, морщась от необходимости решать еще одну проблему, он натянул остатки кроссовка на ногу, и продолжил свой путь, корректируя на ходу планы.
Двигаясь по крайней улице, он пытался сориентироваться на местности. По пути ему встретилась ветхая бабулька с большим алюминиевым бидоном в руке. Не смотря на начало осени, старушка была одета в видавшее виды пальтишко с остатками мехового воротника, а голову скрывал добротный, меховой платок.
-День добрый бабушка. -Улыбнувшись поздоровался Максим. Бабуля же, вздрогнув от неожиданности, чуть кивнула в знак приветствия и откровенно начала рассматривать подслеповатыми, выцветшими глазами, парня.
-Откудова взявси сынка?-прошамкала старушка беззубым ртом, переключив свой взгляд на обувь, которая уже не скрывала торчащие пальцы.
-Да вот мать, заплутал немного, не могу дом родственников найти. Не подскажете как пройти к дому Калиниченко? Тимофей там с мамой живут, - выпалил Макс, пытаясь от стыда провалиться сквозь землю.
Услышав сказанную Максом фамилию, старушка сразу же поменялась в лице. Взгляд стал ненавистным и колючим. Её пальцы пораженные артритом угрожающе начали сжиматься в кулачки, натягивая тонкую как пергамент кожу на воспаленных суставах.
-И ты туда же, наркоман проклятый, когда же вас всех всевышний приберет, тунеядцы чёртовы?-Бабуля распалялась не на шутку, и Максим готов был по скорому ретироваться, лишь бы не слышать незаслуженные проклятия в свой адрес.
-Там, на углу это отродье живет, не пройдешь мимо! Тьфу! - В сердцах изобразив смачный плевок в сторону указанного дома, бабуля пошаркала галошами прочь от Макса. Он еще долго слышал изливающиеся вслед проклятья, странной старушки, но подозрения и догадки по отношению к другу, прочно засели в его душе.
Дом Тимофея представлял мрачное зрелище. Заваленный сгнивший забор открывал свободный обзор на заросшую по самые окна, перекосившуюся набок халупу. На окнах, через рваный полиэтилен, виднелись прогнившие рамы, да заткнутые тряпками отверстия, где раньше стояли стекла. Везде царил хаос и запустение. Всюду виднелись кучи хлама, пакетов, разбитых бутылок. Здесь противно было просто стоять и находиться, не говоря уже про то чтобы жить. Но выбор был невелик, и Максим аккуратно, чтоб не наступить на какой нибудь ржавый гвоздь, брезгливо двинулся к обшарпанным, со следами недавнего горения, дверям.