Это краткий обзор, он естественно не полный, просто констатация фактов, что эти проблемы были.
Еще со времен Российской Империи отмечается несколько проблемных регионов, где национальный вопрос полностью решен не был. Отчасти это было связано с негласным иностранным вмешательством, отчасти внутренними проблемами. Традиционно, напряженность в Средней Азии искусственно поддерживалась Великобританией, в Азербайджане, до революции, имелась немецкая диаспора, Кавказ был предметом вожделения Турции, однако и английское влияние было здесь достаточно сильным. На рубеже XIX и ХХ вв. чеченский ученый-богослов, шейх Сугаип-мулла Гайсумов пророчествовал о грядущем «спасении» со стороны Великобритании: «И когда придет отчаяние, то появится английская государственность, и окажется народ под ее защитой».
Не всегда продуманная и взвешенная внутренняя политика молодого государства, смена курса партийным руководством, внутренние проблемы СССР привели к тому, что очаги напряженности на национальных окраинах погасить не удалось. Более, того, возникли новые очаги. «Тлели» проблемы и в отношениях народов между собой, хотя в масштабах страны эта проблема была не столь ощутима. Отчасти, этому способствовали и усилия иностранных государств, направленные на дестабилизацию ситуации внутри страны.
Проблемы в отношениях между центральным государственным и партийным руководством и национальными «окраинами» носили разноплановый характер, но почти во всех случаях, они были общими.
Если Российская Империя не вмешивалась в традиционно сложившийся экономический уклад, то советская власть попыталась перестроить сложившийся полуфеодальный уклад, в котором значительную роль играло духовенство. Естественно, этих регионах, где еще до конца не созрели предпосылки для этих изменений, нововведения не нашли понимания.
Опереться в ходе перемен было почти не на кого, а, местные социальные «элиты» были достаточно враждебны Советской власти.
Вместо того, чтобы решать задачи последовательно, не спеша, их (по недоброй традиции) начали решать силовыми методами. Достаточно показательной была ситуация в ЧИАССР.
Естественно, что после репрессий против «кулацко-мулльских элементов» в 1930-е годы Чечено-Ингушетии, в результате советских попыток изменить уклад жизни горцев, и перестроить его на советский лад, устойчивость советской власти стала очень… сомнительной[1]. Значительная часть местного населения была недовольна правительственной политикой, – в первую очередь, коллективизацией сельского хозяйства.
По мнению советского руководства, одним из благоприятных условий для развития бандитизма в Чечено-Ингушетии являлось «недостаточное проведение партийно-массовой и разъяснительной работы среди населения, особенно в горных районах»[2]. Однако, агитация должного эффекта не возымела.
Фактически, должности советских и партийных руководителей в регионе оказались заняты местными лидерами, отнюдь не лояльными действующей власти. В республике практически отсутствовали кадры, которые бы могли и, главное, хотели руководить какими либо изменениями. Кроме того, духовенство сохранило в этом регионе достаточно сильные позиции.
Если выражаться умными словами, то «отмечались отсутствие или слабость просоветской элиты, что создавало ситуацию постоянного кризиса в отношениях между властью и населением» [3].
Органы НКВД отмечали, что среди сотрудников «местных и партийных организаций… есть засоренность чуждым элементом, что дает возможность проводить агитацию со стороны бандитов». Формально, в республике был свой НКВД, но фактически его сотрудники требуемую от них работу не вели.
На территории Чечено-Ингушетии антисоветские выступления происходили в 1925, 1930, 1932 гг. и январе 1941 г.
Естественно, в СССР предпринимались меры к ликвидации этих явлений, однако, по недоброй традиции, попытались сделать это силовыми методами, допустив очередную ошибку.
В рамках проведенной с 20 сентября 1937 г. по 1 июля 1938 г. чекистско-войсковой операции в ЧИАССР были ликвидированы 82 банды в составе 400 чел. К началу 1941 г. в этой республике действовала 21 банда в составе 96 чел.[4] В период с 1 января по 22 июня 1941 г. был выявлен 31 факт бандповстанческой активности[5]. Но есть нюанс. Возможно это не точные данные.
Уже в тот период командование войск НКВД, расквартированных на Северном Кавказе, отмечало, что райотделы НКВД «точных данных о наличии бандгрупп… не имеют, вследствие слабой агентурной работы, отсутствия должного учета всего преступного элемента», «большое количество бандитов числится… только по спискам, тогда как их, в самом деле, не существует», а «факты грабежей приписываются таким несуществующим бандам».
Сотрудники местных органов НКВД допускали «много случаев недисциплинированности, безобразного поведения… (пьянки, дебоши со стрельбой)», не оказывали помощи в размещении личного состава войск НКВД, снабжении их электричеством, предоставлении линий связи, не соблюдали чекистскую тайну, в связи с чем операции, намеченные войсками НКВД, преждевременно рассекречивались[6].
НКВД спешило решить проблемы «своими методами». По некоторым данным, еще в 1940 г. Генштаб РККА предлагал применить в отношении населения ряда регионов Северного Кавказа «специальные меры» в виде депортации[7]. Насколько можно верить этой информации, сложно сказать.
Партия старалась действовать более адекватно. В сентябре 1940 г. Политбюро ЦК ВКП(б) обязало русскоязычных партийных и советских чиновников, работавших в национальных республиках, изучать язык титульной нации.
Для национальных кадров было введено обязательное изучение русского языка. Введение обязательного изучения русского языка в СССР не являлось «русификацией». Отсутствие намерения властей проводить русификацию, в том числе, проявилось в отказе от реализации программы по обязательному введению русифицированных фамилий и отчеств для коренных народов Азербайджана, Казахстана и Средней Азии[8].
Целью изучения русского языка было лишь укрепление центра и связей между республиками. Язык являлся средством межнационального общения. Поэтому, было важно создание условий для билингвизма (двуязычия) народов или, самое большее, формирования «двойной культуры»[9] у народов СССР. Но, на все это нужно было время.
Сложность была еще и в том, что народы СССР находились на разных стадиях развития общества, имели свои национальные особенности, и при вовлечении их в государственную политику, эти особенности не всегда учитывались.
К сожалению, полностью ликвидировать национальные проблемы, и выработать сбалансированный курс в национальной политике, до начала войны не удалось. Проблемы, связанные с басмачеством, кавказским национализмом, Нагорно-Карабахским конфликтом, продолжали тлеть. Их подпитывала достаточно многочисленная зарубежная националистическая эмиграция. Проблемы возникали и из-за курса, взятого в отношении к религии.
Далеко не все в стране восприняли бурно навязываемый атеизм. Возможно, проблем было бы меньше, если бы церковь просто отделили от государства, однако, прямые гонения на все религиозные конфессии, естественно, усложнили и без того непростую ситуацию в стране.
Естественно все эти факторы были использованы противником. Оккупанты, к примеру, (с пропагандистскими целями) провозгласили себя «защитниками богослужения». С первых дней оккупации на захваченной территории СССР произошел бурный всплеск религиозного сознания[10], усилили свою деятельность религиозные активисты, которые пытались возродить религиозность среди населения. Решение многих проблем было уже найдено, но не хватило времени для реализации нужных мероприятий.
[1] Цуциев А.А. Атлас этнополитической истории Кавказа (1774–2004). М., 2006. С. 77.
[2] Там же. С. 20.
[3] Синицын Ф.М. Советская власть и национальный вопрос М. Центрполиграф 2018
[4] ГАРФ. Ф. 9478. Оп. 1. Д. 63. Л. 8–10; Там же. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 925. Л. 15–16.
[5] Галицкий В.П. «…Для активной подрывной деятельности в тылу у Красной Армии» // ВИЖ. 2001. № 1. С. 18.
[6] РГВА. Ф. 38769. Оп. 1. Д. 19. Л. 23, 28–29.
[7] Некрич А. Наказанные народы. Нью-Йорк, 1978. С. 87.
[8] ЦК ВКП(б) и национальный вопрос. С. 545–547, 563, 570, 622.
[9] Мартин Т. Империя «положительной деятельности»: Нации и национализм в СССР, 1923–1939. – М.: РОССПЭН, 2011. – 855 с.С. 627, 630.
[10] Шкаровский М.В. Крест и свастика: Нацистская Германия и Православная Церковь. М., 2007. С. 464.