Декабрь. Все знакомые мне люди носятся с оленьей скоростью по магазинам, покупают подарки, еду (много еды), алкоголь (много алкоголя), ёлки, платья, маскарадные костюмы и всякое такое, что важно раз в год. Я вырезаю снежинки. Обсуждают пресс-конференцию, точнее, президента – одним он хорош, другим плох, у всех доводы. Я вырезаю снежинки. Украшают дом, офис, рабочие столы компьютеров. Я открываю новую пачку бумаги.
Если хотите – смейтесь. Моё самое любимое занятие в конце года – вырезать из цветной принтерной бумаги большие и маленькие снежинки. Внутри этого занятия я абсолютно спокойна, довольна жизнью и собой, далека от предновогодней суеты, от цен, политики, несостоявшихся и состоявшихся отношений, потерянных или найденных денег, идей, часов, минут… Подобное умиротворение накрывает меня ещё в те моменты, когда большим крючком, девяточкой, вывязываю коврики. Если бы за корявые коврики и плохо прорезанные снежинки мне платили хотя бы по рублю, то, пожалуй, моей яхте позавидовал бы и Роман Аркадьевич, чья яхта страсть как хороша, если судить по картинкам в интернете.
Впрочем, такой мадам, как я, от больших денег – только горе и мигрень, поскольку к деньгам надо иметь талант и привычку, и тогда они, вероятно, будут множиться и расти на радость тебе, твоим детям, внукам и просто людям, которым повезло вращаться вокруг твоей звезды. Я же накупила бы своим друзьям и родственникам всего того, чего им не хватает для счастья, остатки раздала собачьим приютам и детским домам. А для себя – ну ремонт наверно. Дома и себя. На большее фантазии не хватает. Поэтому и денег толком никогда не было, потому что надо уметь мечтать материально, а не вот это всё: хочу мир во всём мире, и чтобы каждой сироте - по маме, а каждому брошенному псу – по хорошему хозяину, а голодных накормить, а больных вылечить. У меня даже нет платья моей мечты. У всех девочек есть такое. Ну или туфельки, или сумочка. Наверно при наличии денег я всё равно продолжала одеваться как бомж. Это не означает, что я ношу грязные вещи. Это означает, что я ношу вещи как будто бы с разных людей. Словно бы они куплены в разные годы по разным поводам для людей, не знакомых между собой. Иногда это выглядит вкусно, иногда ужасно, но думать об этом мне лень последние пару лет. Потому что где-то столько лет назад моей главной ценностью стал мой внутренний покой.
Иногда для достижения покоя нужна толстая интересная книжка и блюдо черешни, иногда – посмотреть с ребёнком что-то из детского кино советских времён, иногда – погулять в одиночестве, а в декабре – снежинки. Мои снежинки разноцветные, у них разное количество лучей – то шесть, то восемь, то двенадцать, они катастрофически не реалистичны, некоторые откровенно некрасивы, но делаю их не ради эстетического удовольствия, их ценность в другом. Я представляю.
Как снег укутывает землю, всех лежащих в земле, бесконечно дорогих, которых ни вернуть, ни обнять, пусть им будет уютно под белым пушистым одеялом. Как снег заметает следы всех уходящих, кому дорога назад заказана, потому что я не приму назад никого, кто однажды меня оставил, пусть их путь сквозь метель будет суров. Как снег делает всех - от мала до велика - седыми и бородатыми, напускает на всех понарошку старость, не дряхлую и не болезненную, но забавную и нарядную, а, значит, не нужно бояться старения, это не страшно. Как снег делает мир чистым, обнуляет все подлости и гадости, сделанные людьми друг другу, и в этом новеньком, искрящемся мире можно не опасаться предательства и не ждать подножки ни от своих, ни от чужих.
Раскладываю вокруг себя снежинки, настоящий сугроб. Я – Госпожа Метелица, Фрау Холле. Когда-то мы переводили сказки братьев Гримм на домашнем чтении, это было тысячу лет назад или вчера – трудно сказать, не видно при таком снегопаде.