...Мне снится сон: Весна. Снега. Лесок. Елена.***...
Елена смотрит в небеса и говорит: "Любовь - нетленна"!..
...Её жемчужное кольцо я завтра утром ей одену,
Благословлю её измену и - разлюблю её лицо...
В этой статье я расскажу вам, о такой малоизвестной исторической личности как Борис Викторович Савинков. К сожалению, большинство людей услышат это имя впервые, а ведь его судьба насыщена трагедией, его личной и общерусской трагедией. Эта статья не будет состоять только из “сухих фактов”, я попробую проанализировать Савинкова с нескольких сторон, с одной стороны Ропшин – поэт, романтик и интеллигент, а с другой Савинков - убийца, революционер и террорист. Уникальность и мозаичность характера и душевного состояния Савинкова дают понять о его эмоциональной нестабильности, о его метаниях во взглядах на жизнь и неуверенности в совершаемых им поступках. Делал ли он террористические акты с целью свержения режима, или это лишь поэтическое приключение, которое должно было дать почву для написания книг и стихотворений, или же для удовлетворения внутреннего “монстра”, а может и все сразу. Все это мне предстоит узнать и разобрать в этой статье вместе с вами.
Детство и Юность:
- Семья
Начнем мы с краткого введения, скажем так, обозначим, откуда вообще появился этот Савинков. Пожалуй, рассмотрим для начала родителей Савинкова, ведь как мы знаем, воспитание родителей их деятельность, хобби и поведения в целом дает основу для будущей личности ребенка. Отец Савинкова Виктор Михайлович был прокурором областного суда в Варшаве, но за либеральные идеи был уволен и закончил весьма печально в психиатрической лечебнице в 1905 году. Мать будущего революционера сестра художника Н. А. Ярошенко — журналистка и драматург, автор хроники революционных мытарств своих сыновей (писала под псевдонимом С. А. Шевиль). Про братьев и сестер известно не очень много. Старший брат Александр — социал-демократ, был сослан в Сибирь, покончил с собой в якутской ссылке в 1904; младший, Виктор — офицер русской армии (1916—1917), журналист, художник, участник выставок «Бубнового балета», масон.
Сёстры: Вера (1872—1942; в замужестве Мягкова) — учительница, критик, сотрудник журнала «Русское Богатство »; София (1887/1888—после 1938; в замужестве Туринович) — эсерка, эмигрантка.
О детстве и юности Бориса известно немногое, но весьма ярко рисующее Бориса. Так, по воспоминаниям М. С. Волошиной, живя летом в имении Ярошенко Степановское, где был заведен «англизированный» порядок, с лакеями и дворецким, «он, входя в столовую, подавал демонстративно всем лакеям руки. Это очень шокировало Е. П. Ярошенко. Мы, дети, его обожали и слушались во всем. Он был тогда вегетарианец. И говорил нам: "Как вы будете есть этих Павок, Машек, с которыми вы играете?" И мы его так боялись, что за обедом умудрялись не есть мяса, а заворачивать в салфетки и уносить, несмотря на наблюдение гувернанток и лакеев».
Учеба в университете:
Доходы родителей позволили отправить Бориса в Петербург, там он увлёкся революционной деятельностью и вступил в марксистский кружок. В это время Савинков был приверженцев мирной революции и перенял от матери живость слова и лёгкость пера, осуществлял пропагандистскую деятельность, сотрудничал с газетой «Рабочее дело». Как следствие, был исключён за участие в митинге против правительства. (Учился в одно время с И.П.Каляевым). Временно получал образования в германии. Савинков был пойман и осужден в Варшаве за революционную деятельность в 1897 году. В 1898 году входил в социал-демократические группы «Социалист» и «Рабочее знамя». В 1899 арестован, вскоре освобождён в этом же году женится на Вере Глебовне Успенской, дочери писателя Г.И.Успенского.
Переломным моментом во взглядах Бориса становится ссылка в Вологду (1902 г.), где он работал секретарём консультации присяжных поверенных при Вологодском окружном суде. В Вологде он встречается с “Бабушкой революции” Екатериной Брешко-Брешковской которая очень сильно на него влияет и из мирного социал-демократа, Савинков превращается в жёсткого радикального социалиста.
В июне 1903 года Савинков бежал из ссылки в Женеву, где вступил в партию эсеров и вошёл в её Боевую организацию. Принимал участие в подготовке ряда террористических актов на территории России: убийство министра внутренних дел В. К. Плеве, московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, покушения на министра внутренних дел И. Н. Дурново и на московского генерал-губернатора Ф. В. Дубасова.
Савинкова арестовали в Севастополе. В этом городе он готовил покушение на адмирала Чухнина. Но полиция сумела узнать об этом. Бориса Викторовича посадили в тюрьму, а вскоре ему вынесли приговор — смертная казнь. Умирать так рано, не смотря на культ жертвенности, Савинков не собирался. Уже позже он написал об этом в романе «Конь бледный»: «Но как-то не верилось в смерть. Смерть казалась ненужной и потому невозможной. Даже радости не было, спокойной гордости, что умираю за дело. Не хотелось жить, но и умирать не хотелось».
Савинков тогда, конечно, не погиб. Ему удалось сбежать из тюрьмы и скрыться в Румынии.
Интересно вот еще что: полицейские называли Бориса Викторовича «Театральным». Дело в том, что он то и дело менял документы. То Савинков был поляком Адольфом Томашкевичем, то французом Леоном Роде, то поручиком Субботиным. Список его масок можно продолжать и дальше.
В конце 1908 года всех левых эсеров и Боевую организацию потрясла новость о том, что сам Азефявлялся двойным агентом. Борис Викторович до последнего не верил и в это. Он пытался защитить Евно Фишелевича на «суде чести», который эсеры организовали в Париже. Но успехом эта попытка не увенчалась. После смещения Азефа Савинков стал новым руководителем Боевой организации. Ничего толкового (с точки зрения боевика) добиться организация не смогла. Савинков не потянул роль лидера. И в 1911 году Боевую организацию упразднили. А Борис Викторович перебрался во Францию, где возобновил литературную деятельность. В этой же стране он и встретил Первую Мировую войну.В те кровавые годы Савинков стал военным корреспондентом. А свои репортажи он из Парижа отправлял в российские издания. В такие как: «Биржевые ведомости», «День» и «Речь». А поэту, художнику и критику Максимилиану Александровичу Волошину Савинков писал, что ему тяжело приходится без политической деятельности, как будто
у него «перебиты крылья».
Савинков был, безусловно, ярко выраженный импрессионист, человек чувства и эмоций, но пытавшийся их обуздать, часто безуспешно. Эту особенность характера Б.В. Савинкова хорошо уловила З.Н. Гиппиус, писавшая ему 9 января 1912 г.: «Я знаю, что стиль Вашего существа — самодержавный, и Вы не можете (действительно) сделать то, чего Вы не хотите как следует. Хотения же Ваши в значительной мере импульсивны и от Вас не зависят. Вывод, казалось бы, такой, что Вы вообще от себя не зависите, но это было бы преувеличением и той покорностью логике, которая не считается с действительностью. Нет, я просто и точно хочу сказать, что самодержавный стиль существа – вещь опасная. Слава Богу, для такого сознательного человека, как Вы, опасность меньше. А при сознании и воле — опасность становится минимальной, хотя совсем – не исчезает».
Возвращение в Россию:
После Февральской революции Савинков вернулся в Россию 9 апреля 1917 года и возобновил политическую деятельность: он был назначен комиссаром Временного правительства в 7-й армии, а 28 июня — комиссаром Юго-Западного фронта. Савинков активно выступал за продолжение войны до победного конца. Был «всей душой с Керенским» (письмо Гиппиус от 2 июля). Поддержал генерала Корнилова в его решении 8 июля ввести смертную казнь на Юго-Западном фронте. В середине июля Савинков советовал Керенскому заменить генерала Брусилова Корниловым на посту Главковерха, обосновывая это тем, что Корнилов заслужил доверие офицерства.
Будучи одним из активных участников сговора планируемого «триумвирата» (Керенский, Корнилов, Савинков), проявил политическую недальновидность, простительную генералам, но не видному деятелю массовой социалистической партии.
Но «случай» Савинкова, а вернее сказать – «феномен Савинкова» не только предостережение от «вождизма»… Он, как и другие люди, подобные ему, хотя и отталкивают многих своим себялюбием и склонностью к «вождизму», продолжат привлекать и волновать не меньшее количество людей своим неистовым стремлением к свободе, совершенным неприятием рабства и деспотизма… А главное — своей неутомимой борьбой против всего этого неистребимого радищевского чудища, борьбой, носящий столь личный, личностный характер…
Октябрьскую революцию встретил враждебно и считал, что «Октябрьский переворот не более как захват власти горстью людей, возможный только благодаря слабости и неразумию Керенского». Пытался помочь осаждённому в Зимнем дворце Временному правительству, вёл об этом переговоры с генералом М. В. Алексеевым. Уехал в Гатчину, где был назначен комиссаром Временного правительства при отряде генерала П. Н. Краснова. Позднее на Дону занимался формированием Добровольческой армии, входил в антисоветский Донской гражданский совет.
В 1919 году вёл переговоры с правительствами Антанты о помощи Белому движению. Входил в руководство Русского политического совещания в Париже. Савинков искал всевозможных союзников — встречался лично с Юзефом Пилсудским и Уинстоном Черчиллем.
В 1919 году скрывался от большевиков на квартире родителей Юрия Анненкова на Петроградской стороне (угол Большой Зеленина и Геслеровского переулка). Портреты Савинкова на небольших плакатах с обещанием хорошего вознаграждения были расклеены советским правительством по всему городу.
Во время Советско-польской войны 1920 года Савинков, обосновавшись в Варшаве (куда приехал по приглашению главы Польши Юзефа Пилсудского), создал под своим председательством так называемый Эвакуационный комитет, затем переименованный в «Русский политический комитет». В комитет, помимо Савинкова, входили Д. Философов, А. Дикгоф-Деренталь, В. Ульяницкий, Д. Одинец, В. Португалов и другие. Участвовал в создании 3-й русской армии и антисоветских военных отрядов под командованием Станислава Булак-Балаховича. Вместе с Мережковскими издавал в Варшаве газету «За свободу!». В этот период Савинков старался представить себя вождём всех антибольшевистских крестьянских восстаний, объединяемых под названием «зелёного» движения.
В октябре 1921 года был выслан из Польши. Порвав с белым движением, Савинков искал связей с националистическими течениями. Он встречался с итальянским лидером Бенито Муссолини в 1922—1923 годах. Однако в конце концов Савинков оказался в полной политической изоляции, в том числе и от эсеров. В это время он занялся работой над повестью «Конь вороной», осмысляющей итоги Гражданской войны.
В антибольшевистском сопротивлении Савинков шел своим путем и пытался нащупать «третий путь», с одной стороны, понятный крестьянству и «зеленым», с другой — путь компромиссов с национальными государственными образованиями, возникшими на территории Российской империи. Пожалуй, именно Савинков и его НСЗРиС в максимальной степени приблизились к тому, чего, с одной стороны, хотели «окраинные национальности», с другой — не выводило их из орбиты влияния России, но вместо традиционной имперской модели трансформировало Россию в конфедерацию. О том, как далеко заглядывал Савинков, можно судить по его письму в мае 1924 г. в ЦК НСЗРиС: «В моих глазах, признание независимости окраинных народов является только первой ступенью. Последующим шагом должно явиться свободное соглашение всех государств восточной Европы (в том числе даже Польши) и образование Всероссийских соединенных штатов по образу и подобию Соединенных Штатов Северной Америки. К сожалению, такое единственно жизненное понимание будущего строительства России встречает сильную оппозицию со стороны эмигрантских демократических кругов. В частности, эсеры все еще думают, что учредительное собрание может продиктовать свою волю окраинным государствам и навязать им федерацию с Россией. Именно потому, что идея независимости Украины, Грузии, Белоруссии многим кажется покушением на “расчленение” России, необходимо наше решение национального вопроса подробно обосновать».
И возвращаясь к разговору об основах мировоззрения Савинкова, отметим что, только отчасти можно согласиться с утверждением Р.А. Городницкого, что «память и уважение к погибшим товарищам по Боевой организации, любовь к России, вера в правду народного выбора — три основы основ его мировоззрения, которым Савинков никогда не изменял, и, естественно пронес через 1911–1914 гг.».
Арест и Суд:
Дело открывается запиской Сталина от 29 августа 1924 г., адресованной Каменеву, Дзержинскому, Калинину и Президиуму ЦИК: «Я за десятилетний срок. Нельзя уменьшать этот срок, опасно, не поймут перехода от смертной казни к 3-м годам в отношении такого человека, как Савинков. Если не согласны, я предлагаю созвать Политбюро для решения вопроса. И. Сталин».
Представляется, что как бы то ни было, оснований для убийства Б.В. Савинкова у властей не было, так как им было выгоднее держать его в тюрьме, чем привлекать вновь к нему внимание, да еще в ситуации спекуляций на тему о его намеренном убийстве, поскольку уже само выпрыгивание из окна во Внутренней тюрьме ГПУ порождало массу недоумений.
И уж если бы, паче чаяния, чекистам и Политбюро понадобилась бы смерть Б.В. Савинкова, то он бы просто умер или в камере, или в тюремной больнице с подобающим случаю официальным медицинским диагнозом. Выбрасывать Савинкова из тюремного окна и затем официально заявлять о самоубийстве — самое последнее и самое глупое, что власти могли сделать.Формально будут правы те, кто скажет, что Савинков, если судить по его дневнику в апреле — мае 1925 г., еще не разочаровался в советской власти, хотя, безусловно, уже сомневался в правдивости некоторых сообщений ГПУшников и говорил о выстрелах во Внутренней тюрьме (намекая, видимо, на расстрелы). В том, что процесс разочарования и осознания совершенной ошибки у него уже бурно шел в апреле — мае 1925 г., нет ни малейших сомнений, как и в том, что не убей себя Савинков 7 мая, этот процесс усугублялся бы все больше и больше. Не исключено, что как раз нежелание и страх Савинкова еще раз убедиться, что он и в этот раз обманул сам себя, и заставляли его спешить с самоубийством... То, чем так гордились чекисты и их наследники сегодня — что они «переиграли» Савинкова — на поверку оказалось игрой в поддавки с его стороны…
Б.В. Савинков погиб 7 мая 1925 г. во Внутренней тюрьме ГПУ на Лубянке, выбросившись из окна.
Вывод:
На оценку исторической личности, по моему мнению, в первую очередь влияет политический строй, правительство, которое с легкостью может просто напросто вычеркнуть или вывернуть наизнанку личность и его деятельность. Поэтому для большинства людей противники большевистского режима являются антигероями, которые боролись против народов России и их благополучия, в этот список попал и Борис Савинков.
Для себя я обозначил, что Борис Савинков пусть и не столь значимая личность, но свое влияние на ход нашей истории все же оказал.