Четвертый фильм «Матрица» хорош по многим показателям. Одно из главных его достоинств – фиксация подвижки культурных эпох. Рожденная в 90-е как аллегория жизни в эпоху постмодернизма, трилогия окончилась тем, что людям дали гарантии выживания и даже пообещали право выхода в реальный мир. Четвертая часть дает понять, что революция против постмодернизма не очень продуктивна, и предлагает реформу – переход к метамодернизму.
В циничных 90-х фильм эксплуатировал одновременно киберпанк и психоделическую фантастику, роднясь с произведениями по Филипу Дику, с работами Уильяма Гибсона, был близок в борьбе с симулякрами «Бойцовскому клубу», «Темному городу», «Хвост виляет собакой».
Еще в начале первой «Матрицы» мы обнаруживаем, что Нео прячет хакерский софт в книге Жана Бодрийяра «Симулякры и симуляция». Морфеус неоднократно в беседе с Нео, говоря об иллюзорности его существования, также отсылает к Бодрийяру. Одновременно это было обращением к зрителю, с намеком на то, что жизнь во многом состоит из символов, которые заместили реальное.
Одновременно с критикой постмодернизма «Матрица» была левым по духу произведением с недовольством капиталистической глобализацией, засильем брендов, тревогой по поводу власти корпораций и т.п.
«Матрица», ставшая значимой страницей в поп-культуре на рубеже веков, в четвертой части выходит на диалог о смене культурологических эпох и переходит на язык постмодернизма, который ранее критиковала. Обсуждая игру в «Матрицу», находясь в Матрице, герои сводят саму концепцию мира, представленного нам в трилогии, к симулякру.
Почти ломая четвертую стену, от лица разработчиков игры авторы фильма обращаются к зрителю с вопросом о том, нужен ли тут сиквел. Метаюмор можно считать самоироничным признанием авторов в том, что со всем своим атиглобалистским, антикапиталистическим левацким запалом трилогия «Матрица» сама стала одним из сильнейших брендов на рынке и неплохо встроилась в современное мироустройство.
Четвертая «Матрица» в первой половине фильма говорит со зрителем на языке постмодернизма вынужденно, ведь в трилогии Матрица являлась сатирической аллегорией постмодернистского мироустройства.
Сейчас тональность поменялась, так как очевидно, что революция против постмодерна утопична, и пришло понимание возможности реформы вместо революции. Облагораживания постмодерна современной новой романтикой, достижения мирного метамодернистского баланса. То есть четвертый фильм выходит метамодернистским, фиксирующим подвижку в эпохах, которая была наиболее заметна в десятых годах этого века.
Одна из самых ярких метамодернистских работ сегодня – «Однажды в Голивуде...» (Тарантино поистине гений, вошедший в число лидеров как постмодерна, так и метамодерна). Этот фильм добился уникального баланса постмодерн-иронии и модернистской прямолинейности 50-х годов, что в итоге рождает вызывающую слезы лиричность. С четвертым фильмом Вачовски наш багаж знаний о метамодерне пополнился.
«Матрица-4» неспроста не спешит противопоставить реальный мир и симуляцию. Напротив, она показывает возможность худо-бедно сосуществования и даже отчасти дружбы людей и машин, глубокое проникновение в реальный мир технологий Матрицы, которые, оказывается, могут быть полезными и приятными, как искусственное небо в подземном городе (не вызывающее антиутопического протеста) и сконструированная компьютером из генов свежая клубника.
Сочная ягода, что пробует Нео, в какой-то мере остается симулякром, созданным по представлениям машин о вкусе клубники (интересный диалог о пище и вкусах есть еще в первой «Матрице»), которые, быть может, не точны. Но все-таки это клубника.
Неслучайно главной темой четвертой «Матрицы» становится тема любви, отработанная прямолинейно, без иронии и хитростей: просто принц спасает свою принцессу из заколдованного постмодерн-сна.
Можно разочарованно говорить, что авторы не закрыли главные вопросы, оставив людей в капсулах, а просто сделали передышку на сказку. Но разве не более сказочным будет внезапное полное решения проблемы, если воспринимать «Матрицу» не как просто научную фантастику, не как попсовую антитоталитарную антиутопию, а именно как аллегорию на жизнь в симуляцих? Что останется, если отменить все симуляции, если никому из живущих не известен подлинный вкус клубники?
Что будет, если разом отменить систему акций, отказаться от ведущих брендов, от рекламной индустрии, от потогонок, где заняты миллионы жителей небогатых стран, от современного западного империализма, поставить заслоны на пути корпораций к их почти неизбежной власти? Трудно даже предположить, но наверняка это просто невозможно.
Симулякры и симуляция с нами надолго. Возможно, даже навсегда. Единственное, что может делать мир – позволять себе быть новыми модернистами там, где возможно, сохранять баланс, не позволять постмодернизму полностью уничтожить национальные культуры (кроме клубники есть еще вареной сгущенки и многое другое), экономики, границы и подключить еще большее число людей к своей пищевой цепи.
Если симуляции и «матрицы» полностью не уничтожить, стоит дать людям возможность быть в этих мирах игроками, а не тупыми «батарейками». Это уже немало.
Спасибо за дочитку! Подписывайтесь на канал, и продолжим!