Алия омыла руки под умывальником, отряхнув промокнула полотнищем для рук, и не забыв задернуть шторку повернулась к выходу.
Дом, в котором жила семья был высоким и уютным. От входной двери находилась вполне вместительная прихожая, по левую руку от двери располагался встроенный самодельный шкаф для парадной верхней одежды и обуви, одновременно разделявший прихожую и кухоньку. Справа от той же двери, прибита деревянная вешалка для домашней одежды,
предусмотрительно задернутая ситцевой шторкой, дабы не смущать пришедших неказистой рабочей одежонкой. Под вешалкой стоял большой деревянный сундук, со сложенными на него стопкой самоткаными яркими дорожками и кружками. На правой же стене непривычно светилось ярким светом окно. Нынче муж спилил старую черемуху, много лет росшую за окном, и затенявшую прихожую вечным сумраком. Но дерево стало болеть и сохнуть, на семейном совете решили убрать его совсем. Напротив вешалки, у входа в залу, как говорили деревенские, стояла морозильная камера, не вместившаяся в кухню. Впрочем она совсем не мешала, на неё складывалось вся мелочевка, которая так или иначе нужна в хозяйстве. и от морозилки до стены располагался большой стол, покрытый скатертью, и сверху прозрачной клеенкой. под окном стояла простая, крашенная половой краской скамейка, прикрытая все тем же пестрым вязанным кружком, а к столу задвинуты три стула, с гнутыми ножками, называемые "венскими", невесть как попавшими в деревенскую избу. Над столом, чуть в наклон прибита была деревянная рамочка с фотографиями нескольких поколений . Среди них невесть как затесалось круглое зеркало, размером с растопыренную мужскую пятерню. Алия знала, что зеркало было выменяно у ссыльных немцев, коих ещё в первые годы войны свозили в районный центр на подводах откуда то из центральных областей России. Люди были измучены долгой дорогой и неизвестностью. Впереди была тяжелая зима, поэтому впопыхах собранный и привезенный с собой немногочисленный скарб обменивался ими на продуктовые запасы. Местные шли навстречу, и, хотя у самих было немного, менялись на привезенные вещи. Рамочка у зеркала, когда то давно уже лопнула, и стекло, дабы не разбилось было вставлено в рамочку, потеснив фотографии.
Зал был поболее прихожей ближе к дальней стене отодвинут круглый стол, с парадной скатертью. За пузатым шкафом притулилась деревянная двухспальная кровать, с ажурной этажеркой в изголовье, у левой стены притулился лакированный сервант, за стеклянными дверцами которого поблескивали подарочные чайные пары, пара хрустальных салатниц, да набор красивых фужеров для вина, подаренных ещё на свадьбу, да так и занявших почетное место в этой экспозиции. Слева и справа от серванта зияли дверные проемы, прикрытые по деревенскому обычаю ситцевыми шторками. В ближней к кухне маленькой темной спаленке обитал свекр. Она вмещала лишь железную кровать и деревянный сундук, в котором пожилой мужчина хранил милые его сердцу вещи.
Свекровь умерла лет как двадцать. Живую, энергичную женщину, болезнь сожрала в считанные месяцы. Сначала она не обращала внимания на слабость, считая это проявлением возрастных изменений в женском организме, а затем было уже слишком поздно, лечения ей не предложили, отправив домой. Последние дни она часто просила принести рамку с фотографиями, висевшую неподалеку, и пальцем водила по лицам таким родным и далеким. Потом, видимо в бреду, часто говорила о золотом мальчике, который приходит к ней. Её муж, посчитав, что рамка с фотографиями вызывает тяжелые воспоминания о первом их ребенке, умершем родами, ( а мальчик был на диво красивым для младенца - белая, почти фарфоровая кожа, и золотые волосики пушком на головке) унес рамку в прихожую, и повесил над столом, где она и висит до сих пор.
Вторая комната была чуть поболее, В ней обитали дети, вернее сын, Дочь, закончив девятилетку уехала учиться в город, и планировала там же остаться. Сын же, получив корочки тракториста и отработав год, тоже планировал уехать в город, ибо полноценной работы поблизости не было.
А в прихожей, по сути и проходила вся жизнь семьи. На лавке часто сиживал свекор , ребятишки, за столом раньше делали уроки, или играли в игры. Здесь же, хозяйка шустро собирала стол для чаепития к приходу гостей. Вот и сейчас, Алия ожидала своих закадычных подружек. На столе в окружении чайных чашек стояли традиционные вазочки - пиалы. В одной варенье, в другой золотистый мед, в третьей домашнее масло, со слезой, на холодной поверхности. По центру стояла тарелка, со сладким татарским лакомством. Чак -Чак, что то вроде хвороста, облитого медом, традиционное угощение на любом татарском празднике или чаепитии. Вчера у семьи был Ош, куда обязательно приглашались бабушки для чаепития и прочтения обязательных молитв в честь памятного события. Сладкий бэлеш, подаваемый к чаепитию, где в оболочке из теста с искусно слепленными краями, будто корона, рассыпчатый рис, курага и изюм, томились в печи сдобренные сахаром и сливочным маслом, тоже был. Но, по традиции, бабушкам забрать с собой отрезали кусок бэлеша, насыпали сладостей. А утром мужики с чаем доели остатки. Поэтому для посиделок бэлеша не осталось. Подружки заскочили в избу разом. Ладная, невысокая Сония, и степенная Миниса. Переговариваясь с хозяйкой традиционными приветствиями скинули одежонку на вешалку рядом и устроились за столом. Все три подруги когда то были одноклассницами, вышли замуж в своей же деревне, Вместе с мужьями решили остаться жить здесь же. Жизнь их проходила на глазах друг у друга. Вместе поднимали детей и отправляли их один за другим учиться в город, вместе хоронили родителей. Поэтому женщинам не надо было делиться новостями, они просто получали удовольствия от присутствия друг с другом, изредка перекидываясь словами, и каждая понимала другую. Вот и сейчас, Миниса, как самая высокая, глянув в окно поверх головы соседки выдохнула
- как в аквариуме. И действительно, за окном высоко стоящего дома была видна вся деревенская улица, до самого сельповского магазина, стоявшего на въезде в деревню. Казалось, что не только всех видно, но и подруги за столом на всеобщем обозрении, подсвеченные вечерним закатным солнцем
-да, тебе бы тюли прикупить ,- ответила вторая подруга - капроновой.
- Касима - опа любила капроновую. Вспомнила вдруг Алия свекровь. Они тогда с её сыном, Сабиром, только поженились. Касима, вся в заботах, устраивала их свадьбу, затем обживала новый дом, который только построили родители, и куда привел Сабир свою молодую жену. Правдами и неправдами она в районном центре выпросила у знакомой
продавщицы почти рулон нежно- розовой капроновой тюли, ставшей предметом зависти всех деревенских хозяек, и увешала ею все окна. Она очень ждала внуков, но не довелось, вскорости, она заболела...
- когда у нас Альтин родился, мы часто её вспоминали .
- ну, да он весь в её отца, своего прадеда , такой же рыжий, - засмеялась Сония.
- не рыжий, а золотистый - строго возразила Алия, и вместе со всеми засмеялась. Вся деревня знала, что Альтин жутко не любил, когда его называли рыжим, и всем твердил, что он золотой.
И тут, случилось нечто. Вечернее солнце, освещавшее насквозь всю комнату, дотянулось до прохода в кухоньку, и в его лучах танцевали золотые пылинки. В какой момент в его лучах появился образ мальчика женщины не поняли, просто одна повернув голову оторопело уставилась на чудо. За ней друг за другом посмотрели туда остальные, так и застыли, не смея сказать ни слова. Ребенок, а это был именно мальчик, некрупным золотым пятном, размером с локоть проявлялся на фоне дверного проема прикрытого кисеей из сетки от мух. Пухленький кудрявый младенец так сильно смахивал на маленького ангелочка, то ли казалось, то ли действительно, за его плечиками колыхались маленькие крылышки. Женщины так и сидели оторопело разглядывая образ, сковавшее сперва напряжение слегка отпустило, но не давало возможности ни пошевелиться, ни сказать что- либо.
Но тут в дом зашел Фарид, свекр Алии, увидев выражение лица невестки и её подруг, вопросительно поднял брови.
-Золотой мальчик- хором выдохнули женщины. Свекор задумчиво осмотрел комнату, поглядел вдаль, на улицу деревни, и неопределенно ответил - ну да, черемухи нет...