Публикуем новый отрывок из книги Андре Сенторенс «Семнадцать лет в советских лагерях» — молодой француженки, приехавшей из Франции в Москву в 1930 году вместе с мужем и маленьким сыном, которой было суждено пройти по кругам гулаговского ада. После восьми лет лагерей Андре Сенторенс было запрещено покидать страну и даже отдельный город, но впереди ее ждали новые трудности.
31 декабря, в девять часов утра, я сидела в приемной начальника областного управления МГБ Мартынова, который, стоя у географической карты, проводил так называемую политинформацию для личного состава. Эти сеансы проводились по утрам с девяти до девяти тридцати. Когда собрание закончилось, Мартынов направился в свой кабинет, и я тут же последовала за ним. Услышав мою фамилию, он велел мне пойти в кабинет. Там сидел опер Лаврентьев. Я его сразу узнала – именно ему я отдавала свое заявление о репатриации. Опер предложил мне сесть и попросил ответить на следующие вопросы: фамилия, имя, дата и место рождения, причины моего проживания в Молотовске, номер паспорта, где и когда выдан. Я еще раз дала все необходимые объяснения, но в тот момент, когда он протянул мне на подпись анкету с моими ответами, меня охватила ярость:
– Прежде чем подписывать, я бы хотела знать, что еще вы от меня хотите? Если вы собираетесь меня выслать отсюда, зачем мне что-то подписывать?
– Вас выслать? Что за идеи у вас в голове, Сенторенс? Как будто мы можем вас выслать! Дайте-ка мне ваш паспорт…
– У меня его нет при себе.
– Хорошо, сходите за ним и возвращайтесь к двум часам.
Я вернулась в три часа дня. Лаврентьев изучил мой паспорт, выдавил улыбку и печальным голосом, как будто и в самом деле сожалея, произнес:
– Увы, Сенторенс, вынужден объявить вам, что вы должны уехать из Молотовска в течение десяти дней из-за тридцать девятой статьи в вашем паспорте. Кроме того, вы же, кажется, сейчас без работы?
Эта трусость и лицемерие вывели меня из себя. Будь что будет, но я должна высказать все, что я думаю об этом ничтожестве. В тот момент, когда он мне протягивал паспорт, я оттолкнула его.
– С этого дня, господин оперуполномоченный, гражданка Сенторенс объявляет вам, что ей больше не нужен советский паспорт. Я француженка, и я приехала в Россию не для того, чтобы со мной обращались как с проституткой. Адье, господин оперуполномоченный. Будьте уверены, я уеду из Молотовска в течение десяти дней!
Ошеломленный моей выходкой и несколько обескураженный, Лаврентьев потащил меня к начальнице паспортного стола Маулиной, чтобы сообщить ей, что я отказываюсь от паспорта. Она спокойно на меня посмотрела:
– Вы от него отказываетесь, Сенторенс? Что ж, тем хуже… хотя, если вы поразмыслите, то поймете, что этот поступок вас может завести очень далеко…
– Мы уже далеко на севере, и я не понимаю, куда еще вы меня можете сослать? И вообще, я была бы счастлива, если бы меня вышвырнули из СССР!
– Сенторенс, еще раз приказываю вам отказаться от вашего намерения и забрать паспорт!
– Мне больше не нужен советский паспорт! Я француженка! Просто дайте мне справку о том, что я отдала вам паспорт в хорошем состоянии и что я не хочу, чтобы меня считали советской гражданкой.
– Никогда.
– Хорошо… Тогда я заберу его, чтобы получить справку другим способом!
Маулина пришла в жуткую ярость, а поскольку я не собиралась сдаваться, она позвонила начальнику отделения милиции, сказав, что я устроила скандал в ее кабинете. Он велел мне явиться к нему немедленно. Я вошла в кабинет этого важного начальника. В просторном помещении с двумя окнами меня встретил какой-то здоровенный лысый тип не старше тридцати лет, отнесшийся ко мне не лучше, чем к собаке. Не ответив на мое приветствие и не предложив сесть, он зарычал на меня:
– Что означает этот скандал? По какому праву вы отвлекаете людей от работы?
– Извините, гражданин начальник, о ком вы говорите?
– О вас!
– Я не понимаю, при чем здесь скандал, если я отказываюсь от паспорта?
– Вы отказываетесь от паспорта?
– Он мне только мешает работать и обустроить мою жизнь. Я не совершила никакого преступления против советского государства. Я приехала в Россию, чтобы спокойно жить со своим мужем и сыном, а меня разлучили с моим ребенком. Клянусь вам, если бы я знала о том, на какие злоключения и несчастья обречет меня советский паспорт, я никогда бы его не взяла!
– Гражданка Сенторенс, ваше поведение и высказывания, которые вы делаете в нашем учреждении, еще раз доказывают, что у вас антисоветские взгляды!
– Что вы имеете в виду под словом «антисоветский»? Я не могу считать себя советской гражданкой, так как никогда, ни во Франции, ни в России, я не изъявляла желания ею стать. Вы считаете меня опасной женщиной? Тогда зачем вы меня здесь держите? Дайте мне вернуться на родину, и я вас от себя избавлю, – это все, чего я прошу. Я решила остаться в Молотовске до тех пор, пока мне не дадут разрешения вернуться на родину, по единственной причине: здесь меня все знают, несмотря на тридцать девятую статью в паспорте, я могу найти работу и жилье. Это то, что я хотела донести до Маулиной. Она пришла в ярость, я тоже.
– Это не оправдание!
– Да не нужно мне оправданий! Вы прекрасно знаете, гражданин начальник, что за пределами Молотовска у меня мало шансов найти работу. Другие милицейские начальники, с которыми я буду иметь дело, окажутся не более понятливы, чем вы. Полагаю, что, если бы вы были иностранцем, как я, вы бы обратились в свое консульство за помощью и защитой, разве не так?
– Россия большая, вы обязательно найдете какую-нибудь работу!
– У нас есть такая пословица, гражданин начальник: «Лучше быть маленьким у себя дома, чем большим у чужих». Неужели вам это так трудно понять? У вас такая здоровая голова, такие широкие плечи, такой большой живот, а мозг меньше воробьиного! Он резко вскочил с кресла и нажал на кнопку звонка. Вошел милиционер, встал по стойке «смирно», а его начальник приказал вывести меня вон и установить за мной наблюдение.