Сегодня день рождения у столь же талантливой сколь и таинственной писательницы Донны Тартт. О ней почти ничего не известно, кроме того, что каждую свою книгу она пишет по 10 лет (и каждая непременно становятся бестселлером), и у нее великолепное чувство стиля. У Донны Тартт нет аккаунтов в социальных сетях, потому что они могли бы отнимать время от писательства и чтения.
Отказ от публичности в пользу тихого счастья, ее простота – она даже не знала, что номинирована на Пулитцеровскую премию в сочетании с умом и талантом все это напомнило мне писательницу Мэвис Клер из романа «Скорбь Сатаны» Марии Корелли – альтер эго самой Корелли. Донне Тартт, конечно, вряд ли бы понравилась такая ассоциация, ведь в своем романе «Тайная история» она от лица одного из героев нелестно высказалась об этой писательнице «Да, здесь есть парочка стоящих вещей, но в остальном – сплошь Мари Корелли».
Донна Тартт глубокий и начитанный человек, это конечно не удивительно, ведь она училась на факультете классической филологии. Мне во многом близки ее литературные и музыкальные предпочтения, точнее во многом они просто совпадают. В интервью Донна Тартт рассказала, что ее первая прочитанная книга «Ветер в ивах» Кеннета Грэма, а через главного героя своей «Таинственной истории» она сказала, что «Великий Гэтсби» одна из любимых книг. Еще она любит Набокова, Сэлинджера, Диккенса и Достоевского. Из музыкантов ей нравятся Дэвид Боуи, Гленн Гульд, Брайан Ино, Эллиотт Смит и Лана Дель Рэй.
Мое знакомство с Донной Тартт началось с ее книги «Щегол», она мне понравилась, но особенно сильное впечатление произвел на меня ее дебютный роман «Тайная история», который я недавно прочитала. Первоначально он назывался «Бог иллюзий». О нем сегодня и расскажу.
Как написал Сомерсет Моэм в своем эссе «Десять величайших романов человечества» - «...читатель должен получать от романа удовольствие. В противном случае роман ничего не стоит. Поэтому можно сказать, что каждый читатель сам себе лучший критик: ведь он один знает, что ему доставляет удовольствие, а что — нет...» Вот «Тайная история» Донны Тартт это именно такой роман, от которого получаешь удовольствие, эта история и ее герои останутся в памяти, причем не просто, как то о чем когда-то прочитал, а как пережитый опыт.
Поэтому, если вы в поисках действительно интересной книги, если думаете, что почитать на каникулах, то советую вам этот роман. В нем как раз есть зимняя атмосфера холодного и снежного штата Вермонт.
Книга довольно объемная 600 страниц мелким штифтом и с минимальным межстрочным интервалом. Если вы представляете себе, что такое мелкий шрифт, то знайте, здесь он еще мельче. Но читается быстро и легко, повествование не затянуто, нет провисаний сюжета, когда начинает казаться, что все уже все знаешь и все понятно, автор подкидывает новую тайну. История переходит от одной тайны к другой, и последняя тайна раскрывается ошеломляющим финалом.
Потом приходит понимание, зачем был нужен такой объем, который создается из описания мельчайших деталей, на которые обращает внимание главный герой и вызванных ими ассоциаций. Именно все эти казалось бы незначительные подробности создают полное ощущение правдоподобности. Ощущение, что ты видел все своими глазами.
Пока я читала, я настолько была уверена в том, что эта история произошла на самом деле, что автор описывает историю, которая произошла с ней самой. Что моему внутреннему Шерлоку Холмсу хотелось погрузить свой нос в расследование этого дела, не пропадал ли случаем студент в период, когда Донна Тартт училась на первом курсе, не было ли аномально холодной погоды и снега в Беннингтоне в апреле 1983 года? Это явно успех и победа писателя, когда удается создать такую правдивую историю.
Описание книги может напугать. Некая избранная группа студентов из состоятельных семей, изучающих древнегреческий язык и увлекающихся античной культурой. Может показаться, что это будет что-то заумное и читать будет сложно и скучно. Но это совсем не так. Ведь эту историю рассказывает нам Ричард Пейпен - простой парень из провинциального городка Плано в штате Калифорния, который попадает в эту группу по чистой случайности, никакой античностью он не интересуется. В надежде выбиться в люди, он два года проучился на медицинском отделении и там изучал древнегреческий. И выбрал он этот предмет только потому, что занятия начинались во второй половине дня. Вот эта случайность и станет для него роковой. И приведет к тому, что он станет соучастником группового убийства сокурсника.
«Существует такая вещь, как «трагический изъян» - зловещая темная трещина, пролегающая через всю жизнь, - вне литературы? Когда-то я полагал, что нет. Теперь же уверен, что существует. И в моем случае это, видимо болезненная и неудержимая тяга ко всему, что исполнено внешнего блеска и великолепия».
Обещаю не спойлерить.
«В горах начал таять снег, а Банни не было в живых уже несколько недель, когда мы осознали всю тяжесть своего положения».
Не пугайтесь, это не спойлер. Именно с этого Ричард начинает свой рассказ.
«Наверное, сложись все иначе, я мог бы писать о многих других вещах, но теперь у меня нет выбора. В моей жизни была только одна история, и лишь ее я могу рассказать».
Здесь вся интрига не в том кого убили, а что к этому привело, какой был мотив, и что стало с героями после этого убийства. Это не детективная история, самое важное тут психология героев и их душевное состояние. Как в романе Достоевского «Преступление и наказание» важно, что привело к убийству и как потом с этим жить. Кстати, в «Тайной истории» есть отсылка к этому произведению Достоевского. В «Тайной истории» Донна Тартт ненавязчиво рекомендует к прочтению множество великолепных книг.
Действие романа происходит в начале 80-х. Время нового потерянного поколения. Студенты много курят, употребляют запрещенные вещества, а количество выпитого ими алкоголя удивило бы даже героев Ремарка.
Все это очень по-древнегречески. Ведь основной формой досуга древних греков был пир с винопитием и интеллектуальными философскими беседами о важных вещах. На пир приглашались поэты, философы и политические деятели. И боги в древней Греции все время проводили на пиру.
В «Тайной истории» много автобиографических моментов. Донна Тартт выросла в небольшом городке штата Миссисипи, которой в романе превратился в вымышленный городок Плано в штате Калифорния, училась в Беннингтонском колледже в штате Вермонт, в романе он стал называться Хэмпден-колледжом (поступила в 1982, окончила в 1986 году).
Профессором литературы Клод Фредерикс послужил прототипом Джулиана Морроу. Он был посредственным писателем и поэтом, но его экстравагантность, элегантная одежда и стиль преподавания привлекали его студентов. Ему и маме Тартт посвятила свою книгу «Щегол», это говорит о том, что для Тартт он был очень важным человеком в жизни.
А вот «Тайную историю» Тартт посвятила своему другу Брету Истону Эллису - автор романа «Американский психопат», он учился с Донной Тартт в Беннингтонском колледже и вполне возможно тоже является прототипом одного из персонажей.
Главный герой – Ричард Пейпен из простой семьи, он ненавидит свой провинциальный городок и мечтает о лучшей жизни.
«Итак, я начал изучать литературу, и мне это понравилось. Но мое отношение к Плано осталось прежним. Вряд ли я смогу объяснить, почему моя среда порождала во мне чувство такой безысходности. Сейчас я догадываюсь, что в тех условиях и при своем характере я был бы несчастлив где угодно, будь то Биарриц, Каракас или остров Капри, но в то время я ничуть не сомневался, что мое подавленное состояние неразрывно связано с местом, где я жил».
И конечно, когда он приехал в Хэмпден-колледж он был очарован группой учеников Джулиана Морроу, тем как они отличаются от других студентов колледжа и от него самого. И как постепенно он выясняет, что на самом деле они не совсем такие, какими он себе их представлял.
Чего только стоит Банни: «Я из непростой семьи, не одолжите мне денег?». Но Банни в этом не виноват, такова была позиция его родителей. Вот что Чарльз сказал о его матери «Это же просто чудовищно: внушить своим детям, что главное в этом мире – деньги, но при этом зарабатывать их собственным трудом – позор».
«Тайная история» университетский роман, который погрузит в приятную атмосферу студенчества, я думаю, каждый вспомнит свои студенческие годы, свою альма-матер.
Чего только стоят наивные мечты главного героя.
«Жить здесь и никогда не возвращаться в мир асфальта, торговых центров и сборной мебели, жить здесь с Чарльзом, Камиллой, Генри, Фрэнсисом, может быть, даже с Банни и быть уверенным, что никто из нас не обзаведется семьей, не уедет домой, не найдет работу в каком-нибудь городе за тысячи километров отсюда – одним словом, не запятнает себя ни одним из тех предательств, которые совершают друзья после колледжа; жить и знать, что все останется в точности таким же, как сейчас, - эта мечта была поистине божественной, и я не знаю, верил ли я даже в тот миг, что она может сбыться, но мне хотелось бы думать, что верил».
И как его наивные заблуждения испарились, столкнувшись с суровой реальностью жизни. Малыш, ты стал взрослым, добро пожаловать в мир, разочаровавшихся в людях взрослых.
«Ни с кем из них у меня нет и не было ничего общего – ничего, кроме знания греческого и года жизни, проведенного вместе. Впрочем, если общность может быть основана на любви, то нас объединяла еще и любовь, хотя, я понимаю, это может показаться странным в свете той истории, которую я собираюсь рассказать».
Сначала возникает ощущение, что Ричард вроде как с ними, что они приняли его в свое по-семейному тесное общество. Но все же они вместе, а он отдельно, у них есть свои секреты, а он обо всем узнает последним. Они приходят к нему только, когда им нужна его помощь. Мне было не понятно, почему Ричард не понимает, что его просто используют, что он им не друг, как он хочет думать. Правда и он не идет на сближение и ничего о себе и своей семье не рассказывает. Но если присмотреться становится понятно, что между ними отношения очень натянутые. Да, они очень хорошо знают друг друга. Знают всю подноготную, откуда и сколько у кого денег, все тайны. Но если присмотреться еще внимательнее, то не в ладах они не только друг с другом, но и с самим собой, следствием чего и является их злоупотребление алкоголем и запрещенными веществами. И после убийства Банни все только усугубляется.
А главный герой выбрал позицию, что он не злодей, и ни в чем не виноват, так как не верил в реальность всего этого.
«То, что мы совершили, было ужасно, и все же я сильно сомневаюсь, что кого-то из нас можно без преувеличения назвать безнравственным. Считайте, что меня подвела бесхарактерность, Генри – высокомерие, всех нас увлечение греческим… в общем что угодно».
«Мы слишком много об этом думали, слишком часто говорили, и в результате умозрительная схема покинула область размышлений и зажила своей собственной страшной жизнью. Ни разу, в самом буквальном смысле этого слова, мне не пришло в голову, что все это выйдет за рамки игры. Даже самые прагматичные детали были пронизаны атмосферой нереального, будто мы планировали не убийство товарища, а маршрут экзотического путешествия, в которое – так, по крайней мере, думал я – нам заведомо не суждено отправиться».
В своем интервью для итальянского журнала Rivista Studio Донна Тартт рассказала, что вдохновило ее на написание «Тайнойной истории»: «С появлением «Тайной истории» связаны моя первая зима в Вермонте, древнегреческая философия и древнегреческая трагедия, а ещё убийство Леопольда и Лёба и загадочное исчезновение студентки Паулы Вельден в 1940ых годах».
От лица главного героя «Тайной истории» Тартт говорит: «Наверно, в жизни каждого человека есть критический период, когда характер определяется раз и навсегда. Для меня это был первый осенний семестр в Хэмпдене. Я прекрасно сознаю, сколь многие привычки (приобретенные, должен признаться, по большей части в подростковом подражании остальным студентам Джулиана) сохранились у меня до сих пор: манера одеваться, литературные вкусы, даже любимые блюда».
Натан Леопольд и Ричард Лёб – американские студенты из очень состоятельных семей, с незаурядными умственными способностями, которые были увлечены идеями Ницше о «сверхчеловеке» и сами считали себя сверхлюдьми. Они похитили и убили 14-летнего подростка. Как они потом признались, они ничего не имели против мальчика, а просто хотели осуществить идеальное убийство.
Паула Вельден студентка второго курса Беннингтонского колледжа исчезла в декабре 1946 года во время пешего похода по Вермонту, по одной из версий, причиной которого могло послужить резкое ухудшение и погоды и похолодание. Но длительные и масштабные поиски ничего не дали никаких результатов.
В интервью «The Bennington Voice» Донна Тартт поинтересовалась, правда ли, что теперь Беннингтон запрашивает оценки за тест SAT - тест, который необходим для поступления в колледжи США. «Потому что если бы они требовались, когда я поступала, то я бы туда не попала. Кажется, меня взяли из-за присланного мной рассказа. Никто из тех, кого я знаю, не попал бы туда, если бы требовались оценки. В том числе поэтому я и пошла в Беннингтон…» И в «Тайной истории» Чарльз и Камилла рассказывают Ричарду о Хэмпдене «- Хэмпден последнее прибежище не свете. - … для отбросов общества со всего земного шара, - смеясь, закончила Камилла. - Половина студентов учится здесь только потому, что больше их никуда не примут. Не хочу сказать ничего плохого, Хэмпден – отличный колледж, но, может быть в том-то и причина».
Очень интересен образ их учителя Джулиана Морроу. Этакий Сократ учитель Платона. «На мой взгляд, избыток учителей разлагает и губит молодые умы. Точно так же я считаю, что глубокое знакомство с одной книгой лучше, чем поверхностное с сотней».
В эпиграфе к первой книге «Тайной истории» приводится отрывок из сочинения Платона «Государство»: «Так давай же уделим беседе добрую толику времени, и речь у нас пойдет о воспитании наших героев».
Группа студентов, изучающих древнегреческий – это герои, а Джулиан - бог.
«- Только вообразите, какие бы вышли из вас герои. – Наполовину равные богам, со смехом отозвался Фрэнсис».
«Если у Вас есть какие-либо особые похвальные или критические замечания о работе данного преподавателя, пожалуйста, изложите их здесь. Разрешается использовать дополнительные листы. Ручка Генри нерешительно замерла над бумагой, затем он сложил опросник и отодвинул его в сторону. - Что совсем ничего не напишешь? – спросил я. Генри отпил чай: - По-твоему, в природе существует способ донести до сознания декана, что среди нас обитает божество?»
И потом главный герой приходит к пониманию, почему они были так очарованы своим учителем.
«Желая видеть в нас только самые привлекательные качества, Джулиан культивировал их и превозносил до такой степени, что создавалось впечатление, будто мы совершенно лишены посредственных и незавидных черт. Мне было приятно приспосабливаться к этому притягательному, пусть и не слишком правдивому образу, а в последствии и сознавать , что я действительно в большей или меньшей мере приобрел черты того персонажа, которого так долго и мастерски изображал. Однако при этом я всегда отдавал себе отчет в том, что Джулиан отказывается воспринимать нас такими, какие мы есть, отказывается видеть в нас все выходящее за рамки той блестящей роли, которую он нам уготовил».
«Недавно, листая старый дневник, я наткнулся на запись, относящуюся к концу первого хэмпденского семестра: «В Джулиане меня особенно привлекало то, что он не считает нужным смотреть на людей объективно». Приписка, чернилами другого оттенка: «Возможно, мне это тоже свойственно?»
Приписка от меня: Возможно, нам всем это свойственно. Ох уж это домысливание и его неминуемые последствия.
«Прежде я не раз, по сути дела, фальсифицировал образ Джулиана, выставляя его этаким мудрецом, просвещенным отшельником, едва ли не святым, - и все из желания доказать (в том числе самому себе), что за нашим благоговением перед учителем стояло нечто большее, нежели, моя пагубная привычка убеждать себя в том, что интересные, необычные люди – непременно люди добрые и хорошие».
Интересно и то, как проходят их занятия. «По вторникам и четвергам было принято сидеть за чашкой чаю и беседовать о литературе и философии».
«- Ну что же, - сказал Джулианн, когда все затихли, - надеюсь, все готовы покинуть мир вещей и явлений и вступить в область высокого?»
Размышления Джулиана очень интересны.
«В тот день речь шла о четырех видах божественного безумия у Платона и безумии вообще. Он начал беседу с того, что называл бременем эго. – Тихий голос у нас в голове – почему он так мучает нас? – спросил он и выдержал паузу. – Может быть, он напоминает нам о том, что мы живы, что мы смертны, что каждый из нас наделен неповторимой душой, расстаться с которой мы так боимся, хотя она то и заставляет нас чувствовать себя несчастней всех прочих созданий? Кроме того, что, как не боль, обостряет наше ощущение самости? Ужасно, когда ребенок вдруг осознает, что он – обособленное от всего мира существо, что никто и ничто не страдает, когда он обжег язык или ободрал коленку, что его боль принадлежит лишь ему одному. Еще ужаснее, когда с возрастом начинаешь осознавать, что ни один, даже самый близкий человек никогда не сможет понять тебя по-настоящему. Эго делает нас крайне несчастными, и не потому ли мы так стремимся от него избавиться?»
«Мы заговорили о безумии, насылавшемся богами на людей, - поэтическом, провидческом и, наконец, дионисийском. – Которое окружено гораздо большей тайной, чем все остальные, - сказал Джулиан. – Мы привыкли считать, что религиозный экстаз встречается лишь в примитивных культурах, однако зачастую ему оказываются подвержены именно наиболее развитые народы. Греки, как вы знаете, не слишком сильно отличались от нас. Они были в высшей степени цивилизованы, придерживались сложной и довольно строгой системы норм и правил. Тем не менее они часто впадали в дикое массовое исступление: буйство, видения, пляски, резня. <…> Участников таинств, образно говоря, отбрасывало в бессознательное, предшествующее появлению разума состояние, где личность замещалась чем-то иным и под «иным» я подразумеваю нечто неподвластное смерти. Нечто нечеловеческое. <…> - Нам нелегко признаться в этом, - продолжил Джулиан, - но именно мысль об утрате контроля больше всего притягивает людей, привыкших постоянно себя контролировать, людей, подобным нам самим. Все истинно цивилизованные народы становились такими, целенаправленно подавляя в себе первобытное, животное начало. <…> - Для всякого разумного человека, особенно если он, подобно древним грекам и нам, стремится к совершенству во всем, попытка убить в себе ненасытное первобытное начало представляет немалое искушение. Но это ошибка. <…> - Потому что игнорировать существование иррационального опасно. Чем более развит человек, чем более он подчинен рассудку и сдержан, тем больше он нуждается в определенном русле, куда бы он мог направлять те животные побуждения, над которыми так упорно стремится одержать верх. В противном случае эти и без того мощные силы будут лишь копиться и крепнуть, пока наконец не вырвутся наружу – и окажутся тем разрушительнее, чем дольше их сдерживали. Противостоять им зачастую не способна никакая воля. <…> - Гением Рима и, возможно, тем, что его погубило, была страсть к порядку. В римской архитектуре, литературе, законах хорошо видно это бескомпромиссное отрицание тьмы, бессмыслицы, хаоса. <…> У греков все было иначе. Питая, подобно римлянам, страсть к симметрии и порядку, они тем не менее сознавали, как глупо отрицать невидимый мир и древних богов. Необузданные эмоции, варварство, мрак».
Греки отдавали дань уважения хаосу, устраивая вакханалии, а римлян погубило отрицание хаоса и страсть к порядку. Римляне и греки, порядок и хаос, аполлоническое и дионисийское начало. Аполлон олицетворяет собой искусство, то есть все искусственное, иллюзорное. Дионис - все стихийное, необузданное, истинное. Аполлонийское начало с наличием норм, которые пытаются втиснуть человека в определенные рамки. Дионисийское начало связано со свободой, волей, безграничностью, преступлением всех норм.
Эта контрастность является основой романа «Тайная история». И находит отражение в персонажах Генри и Банни.
Генри производит впечатление упорядоченного человека, у которого все под контролем, но на самом деле он сдерживает хаос в своей душе. Банни неряшливый, позволяющий себе спонтанные эмоциональные высказывания и поступки, но с другой стороны в его жизни есть место правилам, которых он придерживается, таким например как регулярные пешие прогулки по воскресеньям.
Это подчеркивается и музыкой. Банни слушает марши Джона Филипа Сузы – марши – упорядоченный ритм.
John Philip Sousa - The Stars and Stripes Forever
John Philip Sousa - The Liberty Bell
А Генри играет прелюдию Шопена, «Грезы» Шумана - композиции, мелодичные, но говорящие о душевном смятении.
Frederic Chopin - Prelude Op. 28 No. 27 "Devil's Trill"
Frederic Chopin - Prelude Op. 28 No. 15 "Raindrop"
Robert Schumann – Dreaming (Scenes from Childhood)
Кстати, о музыке, Донна Тартт рассказала, какая музыка ее вдохновляла, когда она писала эту книгу. «Я много слушала Яна Сибелиуса, когда писала «Тайную историю» - скандинавский дух очень соответствовал настроению книги».
Jean Sibelius - Finlandia
И роковая поездка в Рим, подчеркивает, что Генри, как и римлян, погубила страсть к порядку. Он не давал выхода своим желаниям и эмоциям, как делал Банни, пока это не привело к трагедии.
И в конце он приходит к пониманию, что трагедия освободила его, сняла оковы.
«- Это был переломный момент в моей жизни, - спокойно проговорил он. – Вскоре стало возможным то, чего я на самом-то деле желал больше всего на свете. – А именно? – Жить не думая. Подобрав ножницы, он снова принялся выстригать веточки: - Прежде я был парализован, хотя и не понимал этого. Я привык жить воображением, привык постоянно размышлять и сомневаться. Любое решение давалось мне с трудом. Я был скован по рукам и ногам. – А теперь? – Теперь я знаю, то могу сделать все, что захочу».
Ближе к концу истории Генри все больше демонстрирует свою холодность, и даже жестокость. Кстати, в интервью Донна Тартт назвала жестокость качеством, которое не терпит в других людях.
«- Но как, - чуть не плача, воскликнул Чарльз, - как вообще это можно оправдать? Это же намеренное, хладнокровное убийство! – Я предпочитаю думать об этом как о перераспределении материи, - ответил Генри без тени иронии».
P.S. «- В нашей семье красавцев не водится – все больше этакие жерди, кожа да кости, нос крючком. Может быть, поэтому я склонен считать красоту проявлением исключительных внутренних достоинств, с которыми она на самом-то деле не имеет ничего общего. Я гляжу на изящно очерченный рот или глаза с поволокой и воображаю, что нашел родственную душу, начинаю мечтать о глубоком взаимном чувстве…»
P.P.S. «Смерть – мать красоты, - изрек Генри. – А что же тогда красота? – Ужас. – Хорошо сказано, - кивнул Джулиан. – Красота редко несет покой и утешение. Напротив. Подлинная красота всегда тревожит».
P.P.P.S. Живите вечно!
#книги #современная литература #что почитать #чтение книг #зарубежная литература #античность #древняя греция #донна тартт #книжный отзыв #книжный блог
