Котлеты

Новогодняя история

Валентина Геннадьевна поднялась на свой этаж, поставив сумки на пол, отряхнула с шапки ещё не растаявший снег, счистила с плеч дублёнки последние снежинки и достала из кармана ключи. Ключи звенели, словно колокольчики в саду, в который много лет назад она водила сына своего, Витальку, забавного, светловолосого мальчугана, который очень любил машинки, особенно гоночные, особенно красные. Он так забавно называл их марку, в которой было много букв «Р», будто специально для картавых малышей. «Фейяйи», говорил он, показывая другим малышам свою красную машинку, а те смотрели как-то безучастно и, отворачивались почему-то. Наверное, для них было не важна марка, наверное, намного важнее, что она гоночная, а может быть, они думали, что это какая-то девчоночья машина, раз она «Фея И». Однажды, Валентине Геннадьевне очень запомнился этот момент, перед Новым Годом, когда на дворе лежали мирно сугробы, а в небе уже сверкали яркие звёзды, дети дарили родителям подарки, после праздничного вечера в детском саду и ей Виталька подарил рисунок красной гоночной машины, а папе, Василию Сергеевичу, слепленную из цветного пластилина. И чей-то папа, глядя на подарки эти, погладил её сынка по голове и произнёс: «Вырастет новый «Красный Барон», и улыбнулся, так по-доброму, так светло, словно ангел какой-то.

Валентина Геннадьевна вошла в квартиру, отнесла на кухню сумки, разделась и, надевая тапочки, задумалась о том, что надо ей успеть за эти пять часов до праздника, до рубежа чего-то, до отметки «Нуль», до брызг шампанского, до праздничных салютов, до речи президента, до лампочек, гирлянд. Она собралась с силами и пошла разбирать сумки. Вот фарш говяжий, должен быть хороший, она всегда его покупала в одном и том же магазине, уже вот восемь лет, и каждый раз он был хороший, в меру жирный, без костей и свежий, достала Нарезной батон, солёных огурцов в пакете, коробку сока, яблочный, как нравился Витальке, две средние морковки, четыре луковицы, пусть будут, про запас. На самом дне ещё лежали новые прихватки и свеча, которую она купила в церкви, где помолилась за всех тех, кого уже пережила.

На кухне было тепло и вкусно пахло чуть обжаренной морковкой и пассированным луком, в углу веселился телевизор, сверкали нарядами какие-то новомодные полуголые «звёзды», ведущие что-то болтали, сквозь натянутые улыбки и постоянно шла реклама. Валентина Геннадьевна отбивала фарш, бросая его с высоты плеча в эмалированную кастрюлю, а после доставала свей ладонью, как ковшом и снова с размаху в кастрюлю. Такое действие она выполнила пять раз, а после добавила в фарш лук и морковь, всё пальцами перемешала и, снова принялась бросать в кастрюлю с высоты плеча, слушая как шлёпает о дно эта огромная котлета, перебивая даже песни телевизионных поздравлений. Затем она добавила ещё размоченный батон, не весь, конечно, где-то треть, посыпала молотым перцем и немного посолила. Перемешала вновь, добавила яйцо, ещё перемешала и снова начала бросать на дно. Вот наконец, готово, осталось только разделить на ровные шарики и поджарить котлеты на подсолнечном масле, всё так, как любил Виталька. Сковорода уже шкворчала, масло шипело, часы показывали девять, а за окном вдруг прогремел салют. Виталька очень любил салюты, особенно на майские праздники, когда уже тепло и в городе пахло будто бы летом, он сидел на плечах у Василия Сергеевича и громко кричал «Ура-а!», когда в небе распускался яркий цветной, мерцающий шар. А после они вместе гуляли по проспектам, улицам и площадям, пока не наступал рассвет, беседовали о работе, школе, красных машинах и новых соседях, болтали обо всём и, это было самое что ни на есть, счастливое время! Валентина Геннадьевна даже смахнула навернувшуюся на глаза слезу. А после Василий Сергеевич уходил к себе домой, к жене и двум своим детишкам, которым скоро поступать в престижные институты, а они с Виталькой ехали к себе в квартиру на окраине, ложились спать и, думали о счастье.

Котлеты жарились, румянились и чудно пахли, тут главное не передержать их на огне и не залить излишек масла, иначе будет всё не так, они получатся невкусные, плохие и, Виталька их не будет есть, как иногда случалось после дня победы, когда Валентина Геннадьевна излишне замечтавшись, пропускала этот важный момент, а после приходилось выносить котлеты дворовым собакам, или отдавать бездомным, но это очень редко, ведь Валентина Геннадьевна боялась этих странных людей, однажды, где-то в районе рынка, её ограбил вот такой же тип, содрал с головы шапку и выхватил из рук пустую сумочку, в которой не было даже кошелька. Ту сумочку она купила только что и даже не успела переложить в неё ключи и кошелёк, а просто радовалась этой покупке. Такая жизнь, не знаешь, что выкинет тебе судьба на следующем шагу и потому Валентина Геннадьевна жила легко, без особых планов и надежд на будущее, не слишком расстраиваясь неудачам и не сильно радуясь успехам. И только одно ей рвало в клочья душу, рисуя на домах, заборах, потолках и даже небесах один и тот же злой вопрос: «За что?». К ней не вернулся сын, Виталька выехал на старт и, через пять кругов разбился вдребезги на красной гоночной машине. Она смотрела это видео наверно раз пятьсот, зачем-то, видимо, в надежде, что вдруг Виталька выскочит из этой груды смятого железа, взмахнёт руками, крикнет «Всё в порядке!» и, побежит к своей команде. Но этого никак не происходит, ни в первый раз, ни в пятьдесят шестой, ни в сотый и ни в пятисотый, всё это лишь запечатление судьбы, машинки из детсада обернулись грудой красного железа, убившей её сына.

Уже и десять вечера, котлеты приготовлены и стынут в тарелке, накрытые крышкой, а за окном опять пошёл снежок, красивый, лёгкий, чистый. Машин всё меньше, где-то вдалеке цветут салюты, соседи уже открыли шампанское, а в воздухе витает настроение праздника. Валентина Геннадьевна переодевалась в комнате в праздничное платье, синее, с тонкими голубыми полосками и пайетками в форме сердца. Она достала туфли, с них стёрла пыль и медленно надела, вспоминая, как нравились она Василию Сергеевичу, он их купил ей, когда Виталька кончил школу и, подарил ей вместе с ними, последний поцелуй. Спустя два месяца он умер от инфаркта, прямо в своём же кабинете зам. директора на фабрике пошива одежды. Тогда ей было двадцать пять, ему немного больше, около сорока, и между ними завертелось вдруг, такое что-то неземное! Они были близки у него в кабинете, несколько раз, наверное, где-то десяток за два месяца, а после праздников, когда уже снимали с площадей и улиц ёлки, она узнала, что ждёт сына. Василий Сергеевич поступил так, как поступил и, как до сих пор уверена Валентина Геннадьевна, он поступил правильно и честно. Он сразу сказал, что не уйдёт из семьи, потому что там вся его любовь, но большую часть финансовой заботы о сыне, он возьмёт на себя, только у него будет просьба, чтоб имя выбрал он сам, неважно, мальчик будет, или девочка. Валентина Геннадьевна была слепо влюблена, она согласилась на всё, ведь это лучше, чем совсем ничего, ведь это правильно – семья это святое! Василий Сергеевич купил ей квартиру на окраине, купил все аксессуары и одежду, они ездили в магазины вместе, и это очень нравилось будущей маме. А после рождения он часто помогал ей и по дому, но никогда не оставался на ночь, однажды лишь приехав, когда Витальке было очень плохо. Она не знала, что он рассказал семье и как они это восприняли, но была безгранично благодарна судьбе за то, что она встретила такого человека на своём пути. Теперь вот, она не знала, как относиться к той встрече, ведь всё же в её жизни могло быть иначе, не устройся она тогда швеёй.

Валентина Геннадьевна достала из холодильника свечу, достала спички и, положила их на стол. Она сняла с тарелки крышку, на волю вырвался прекрасный запах тёпленьких котлет. Придирчиво, как дорогое платье, перебрала котлеты и выбрала одну, на взгляд ту самую, идеальную, которая понравилась Витальке, быть может, больше всех. Достала блюдечко и положила её аккуратно, точно посередине, оценивая расстояния со всех сторон и, аккуратно промокнула бумажной салфеткой, чтобы впитать в неё лишний жир. Затем, вытерев тщательно руки о полотенце, взяла в одну руку блюдце с котлетой, в другую свечу и спички, и вернулась в комнату, выключив на кухне свет. В комнате пахло хвоей и котлетами, на плотно закрытых шторами окнах висели гирлянды, с потолка свешивались на ниточках бумажные снежинки, а на стене, той самой, что оклеена обоями с красными гоночными машинками, висит картонная цветная надпись: «С Новым Годом!». Праздник рядом, праздник здесь, часы уже показывают, что почти одиннадцать, Валентина Геннадьевна выключила все гирлянды и главный свет, на миг в квартире был кромешный мрак, пока глаза не привыкли к темноте. Валентина Геннадьевна зажгла спичку, от неё свечу и, вставила свечу в котлету, пламя было ровным и высоким. Она взяла в ладони блюдечко с котлетой и горящей в ней свечой и, тихо, словно кошка, пошла к углу, что был на северо-востоке, там был оборудован некий алтарь, где была фотография Витальки, он там так широко и открыто улыбался, держа в руках кубок, что каждый раз её сердце сжималось от смешанных чувств гордости, радости и горя. Рядом стояла маленькая пластиковая моделька красной гоночной машины, почти такой же, как та, на которой ездил Виталька и, открытка, на которой было написано: «Это для тебя, мама», а рядом золотая медаль. Валентина Геннадьевна подошла к алтарю, не чувствуя, как слёзы по её щекам стекают, как капают на платье и на пол. Она приблизилась вплотную и, поставила рядом с той открыткой блюдце, где была котлета, в которой горела свеча.

«Иже еси на небеси, да святится имя твое, да светла память твоя! – забормотала Валентина Геннадьевна, прости меня, Виталенька, прости. Я жду тебя всё так же, как тогда ждала, я всё ещё не верю где-то в глубине, что нет тебя, я каждый раз надеюсь, что ты выскочишь из той проклятой гоночной машины. Прости меня, живой ты или нет, за всё прости, за жизнь такую, за любовь чрезмерную, за память и надежды. Мне плохо без тебя, мне одиноко и наверное, нет смысла больше здесь существовать, ведь если рушится последняя надежда, то не на чем построить что-нибудь другое. Прости меня, мой мальчик, и за это. Я принесла тебе котлетку, твои любимые сегодня приготовила, опять. Прости меня, Виталька, так хочется тебя увидеть, хоть ещё разок, чтобы обнять, поцеловать тебя и долго-долго говорить с тобой о всякой всячине, о чём попало говорить, лишь голос бы услышать твой».

Она склонила голову, закрыла руками лицо и плакала, и плакала, а пламя свечи в это время мерцало, будто под порывами ветра, а от окна повеяло морозом и нежный холодок вдруг пробежался ей по пальцам, а потом по голове и будто тихий голос ей сказал: «Мама, не плачь, жизнь так прекрасна, вон, смотри, Новый Год!». И Валентина Геннадьевна вздрогнула, одёрнула руки и огляделась, вокруг был полумрак, лишь пляшущие тени от неровного пламени свечи, что стоит на алтаре.

- Виталька? – Сказала Валентина Геннадьевна в сумрак комнаты.

- Да, мама, я здесь, пришёл тебе сказать: «Спасибо»! – Ответили ей тени.

- Как ты там? – И почему-то ей казался этот вопрос очень важным.

- Я езжу на машинах и скучаю по тебе, - ответил вновь ей сумрак.

- А я… - Валентина Геннадьевна запнулась, вдруг кончились слова и спутались клубком из шерсти мысли.

- Да, мама, я всё знаю, и в этот миг она почувствовала, словно холодок её обнимает, всё крепче и крепче, как сын на тот Новый Год, когда ему подарили большую красную гоночную машину на батарейках, счастью его тогда не было предела, он играл в неё все каникулы, до самого десятого числа. И от этого мороза ей стало так тепло и хорошо, что очень хотелось просто лечь и чувствовать этот мороз, знать, что это не холод, а руки любимого сына. – Спасибо тебе мама за всю мою жизнь и, не надо мне было другой, та, что я прожил, вполне была хороша, проживи же и ты свою до конца. И если хочешь, приноси мне каждый год котлеты, только прошу тебя, не ставь в них эти горящие свечи, смешно же. – И Валентина Геннадьевна легла на пол, чуть устыдившись, закрыла глаза и слушала, как где-то говорит ей голос о всяких пустяках, о том, как устроена машина, о том, что были неисправны тормоза, да и вообще, чуть раньше надо было заходить в поворот, тогда бы спасли отбойники. Да и немного подтолкнули сзади, видимо, на голубой машине. Но всё это неважно, всё это просто жизнь, такая, какая она есть, у каждого своя, у каждого есть только то, что есть.

Свеча догорела где-то через час, как раз, когда уже куранты возвещали о пришествии Нового Года! Валентина Геннадьевна включила свет, убрала пустое блюдце с алтаря, подключила гирлянды и включила телевизор. Новый Год наступил.
#рассказ #новый год #творчество #читать #литературное творчество #история из жизни #печальная история #культура #мама #сверхъестественное