Глухие удары. Раз, два, три, как сердцебиение. Сжатый кулак, беспомощно о прозрачные стены камеры — четыре, пять. Тяжелая голова покачивается туда-сюда, наливается голодной болезненной дремой. Пол обжигает холодом, по-хозяйски орудует в теле тупыми иголками. Далекий гул прерывает проклятый метроном, и обитатели камер мечутся в безумии, давя друг друга и царапая толстую прозрачную стену. Медленно непослушными ватными руками Анна закрывает уши не в силах выносить отчаянные крики.
Несмотря на шумозащиту, эзебы морщились, спрашивали продавца на своем: «Всегда ли эти так шумят?» Тот пояснял, расшаркиваясь: «Что вы, если покормить, они затихают». Разглядывали, выбирали. Когда на кого-то указывали, смотритель доставал выбранного человека. Остальные набрасывались, кричали, умоляли. Если люди досаждали, он шикал, ругаясь на свистящем языке.
Человечка показывали, щупали, заглядывали в рот, под одежду, трогали волосы. Угадать, кто именно понравится покупателям сегодня, не получалось. Поэтому понравиться пытались все.
Эзебы приблизились к камере. Анну заслонили многочисленные спины. Она открыла глаза и попробовала встать, опираясь на стену, но затекшие ноги не слушались. Кое-как удалось сфокусировать взгляд. Один из посетителей, тот, что поменьше, указал на малютку лет шести. Ее привезли недавно, чистая одежда и копна растрепанных светлых волос привлекали внимание. Девочку достали. Она не сопротивлялась, ноги безвольно повисли, лицо окаменело от страха. Покупатели удовлетворенно зарокотали, но только не самый маленький.
Эзеб-ребенок отказывался уходить и упорствовал. Наконец, родители позволили ему заглянуть в камеру еще раз. Продавец осторожно придерживал людей, бившихся в беспамятстве. Раздвинув толпу неловким движением, эзеб обнаружил в углу камеры Анну. Вперив на нее свой сетчатый глаз, ребенок издал звук, похожий на одобрение. Родители гортанно возмутились. Схватив из толпы самого активного мужчину, потрясли им прямо перед отпрыском. Тот капризно отмахнулся. Едва ли поместившись наполовину в камере, «маленький» посетитель подцепил Анну и издал довольный визг.
Уши больно резануло, пришлось зажать их руками. Анна колыхалась в холодных тисках, ее провожали полные отчаянья глаза. Эзеб сомкнул вокруг нее по-змеиному серебристые, чешуйчатые «пальцы». Крупные чешуйки впивались в кожу, царапали. Вторая пленница, девочка со светлыми волосами, испуганно оглядывалась и хныкала, но вытереть слезы не могла — сжало руки.
От голода и тряски мутило, перед глазами плыло. Пленниц заперли, включив защитный экран. Вскоре клетка дернулась — они поехали. Девочка все плакала. Где-то в голове свербело, что нужно ее утешить, но от слабости Анна не могла пошевелиться. Тошнота отравляла тело, клонило в вязкий тяжелый сон.
Защитный экран исчез. Эзеб высоко заурчал и не очень аккуратно схватил. Сдавленная грудная клетка с трудом набрала воздух, но, когда они выбрались на свет, Анна забыла о боли и неотступном голоде. Небо расплескалось сверху алыми струйками. Горячий дневной ветер ожег лицо. От наслаждения девушка закрыла глаза. Анна потеряла счет месяцам, когда она последний раз видела небо.
Показалось жилище эзебов. Маленький эзеб, если его можно назвать маленьким — Анна легко помещалась в «руке» существа, — занес людей внутрь. Для них приготовили бокс из толстого прозрачного материала. Эзеб затолкал их туда и требовательно заурчал. Анна огляделась по сторонам. Хозяин заурчал настойчивее. Бокс был обставлен словно притон — сломанная мебель стояла как попало, на полу лежал грязный матрас, рядом с ним высилась куча хлама, необходимого для человека по версии эзебов.
Существо подтолкнуло людей вглубь бокса. Потом вдруг заверещало, снова оглушив их, бросилось в другой конец комнаты, переваливаясь на мягких, пружинных, ползучих конечностях. Оно извлекло горсть жестяных банок и засыпало их через небольшое верхнее отверстие. На Анну просыпался дождь из консервов, и когда опасность умереть под жестяным завалом миновала, она жадно схватила банку. От вида красной склизкой, но такой желанной фасоли, стало невыносимо дурно. Она зачерпнула массу и с наслаждением проглотила ее, почти не жуя. Девочка испуганно следила за ее голодным безумием.
Анна молча протянула ей открытую банку, и пленница тотчас набросилась на еду. Ели молча, выгребая рукой фасоль и заталкивая ее в рот. Тошнило еще сильнее, но через какое-то время в голове немного прояснилось.
— Как тебя зовут? — спросила Анна, вытирая розовый от фасолевой слизи рот.
Девочка ответила не сразу, округлив и без того большие светлые глаза.
— Мика.
— Где твоя семья?
Мика сердито отвернулась. Ответа не требовалось.
Анна деловито оглядела бокс. Ненамного уютнее, чем в коробке, откуда их забрали. Она кинула тряпку на матрас.
— Поспи.
— Мы будем здесь жить? — спросила девочка, следя мутными от страха и слез глазами за Анной. Та кивнула. Тихо подвывая, Мика обреченно направилась к постели. Девушка укрыла ее курткой.
— Я здесь, рядом. Ладно?
Мика не отвечала, только скулила, как раненый зверек.
Тяжело выдохнув, Анна принялась перебирать хлам. Она осмотрела тряпки на полу, сосчитала консервы, погладила прозрачную стену их нового дома. Скользящая по стене рука очертила полукруг. Девушка прижалась к поверхности, и догадка озарила ее лицо. В стене была емкость, откуда при нажатии полилась мутная кроваво-бургундского цвета местная «вода». Анна с облегчением избавилась от вонючей одежды. Она лила и лила на себя макабрическую жидкость, так напоминающую человеческую кровь. Жидкость утекала в маленькие отверстия на пластиковом полу бокса и тут же испарялась, не успев испачкать жилища эзебов. Моментально высыхала она и на коже.
Два раза за местную ночь маленький эзеб проверял их в боксе. Анна тревожно вздрагивала на тряпье. Утром под кожу проник колючий холод, изматывающий ее все годы плена на чужой планете. Девушка проснулась от крика. Сердце истошно заколотилось, Анна села рывком на постели. Но крик был посвящен нежданной радости — эзеб принес огромный фрукт, похожий на незрелый манго, только больше. Он пытался затолкать его в отверстие для подачи пищи, но ничего не выходило. Фрукт оцарапался, и сладкий сок капнул на пол бокса. Мика не без наслаждения втянула запах.
Анна разом пробудилась. Еда, отличимая по вкусу от картона, в мире эзебов была огромной редкостью. Эзеб догадался оторвать кусочек мякоти и просунуть в отверстие бокса. Пару секунд пленницы испуганно и восторженно смотрели на него, после чего набросились на фрукт. Мика, словно зверь, отрывала куски мякоти длинными нестриженными ногтями. Фрукт был невероятно сладкий. Эзеб ликовал и утробно урчал, присвистывая от удовлетворения.
Несмотря на голод, целый кусок им так и не удалось съесть. Весь день он лежал на полу бокса и распространял немыслимый аромат, который напоминал Анне о том, что где-то есть деревья и трава, и зеленый цвет. Вечером Мика снова начала плакать, уткнувшись чумазым лицом в одеяло из тряпья. Анна села на краешек матраса и прикоснулась к ее волосам холодной рукой со вздувшимися от кости венами.
— Я помню деревья, — сказала она и закрыла глаза. — Я помню их запах. Смолянистой коры. Шишек. Ветер заставлял листья шуршать наверху.
Мика затихла, Анна продолжала:
— Ветер пах этими деревьями. Влажный запах леса, как если сорвать листок и растереть в ладони. Они были теплые, как живые. Мне нравилось их трогать — бороздки коры, ворс мха, водить пальцем по жилкам листьев.
Мика слушала. В памяти оживали запахи, зеленый цвет травы и голубой цвет прозрачной воды. Желание вновь ощутить во рту вкус чистой прохлады было самой сильной мечтой, но Анна не думала о побеге из бокса. Все время хотелось спать. Она лежала в тряпье целыми днями, и взгляд стекленел в пространстве. В эти часы Мика боязливо оглядывалась на соседку, боясь потревожить ее меланхолию.
Дни шли, и оцепенение проходило. Анна ела консервы и всматривалась в комнату сквозь мутные исцарапанные предыдущими жильцами стены. Материал, похожий на пластик, был очень толстый, сквозь него проступали лишь смутные очертания. Иногда Анна слышала звуки: шорохи и далекие «дельфиньи» голоса. В отверстие для подачи корма они видели только маленького эзеба. Первые дни он приходил часто. Сначала лишь смотрел. Но убедившись, что люди не так опасны, как их описывали, осмелился открыть бокс.
Эзеб поприветствовал их, переходя на угрожающе высокий визг. Но в угрозе не было нужды, пленницы едва пошевелились, только встали на ноги и молча смотрели на хозяина. Эзеб подхватил Мику и поднес ее к узким вертикальным щелям — странным зрительным органам. Девочка затаила дыхание. Шипяще посвистывая, существо провело чешуйками по светлым волосам Мики, пробуя их на ощупь. Эзеб любовался светлыми локонами, удовлетворенно мурча.
Когда эзеб навещал их и приносил разные людские предметы, Анна вспоминала, как кидала арбузную корку улитке, и наблюдала за ее пиршеством. Среди падавших в бокс предметов были отвратительная эзебская еда, кусочки оплавленных материалов, сверкающих на свету, приборы, мигающие разными цветами, а также все человеческое тряпье, что удавалось найти. Эзеб приходил в восторг, если найденная вещь могла служить одеждой для пленниц или предметом обихода. Анна охотно показывала ему, как пользоваться находками. Она надеялась, существо принесет что-нибудь полезное, но оно одаривало их цветными тряпочками. Не стал бы их маленький хозяин закидывать в бокс рабочий лазер, наконец.
Однажды эзеб с ликующим видом преподнес им подарок, от которого у Анны перехватило дыхание. Переливаясь «дельфиньим» голосом на все лады, существо гордо продемонстрировало настоящий человеческий скафандр, почти целый, лишь немного опаленный на рукаве.
Пленницы замерли, и Мика испуганно оглянулась на Анну. Эзеб недовольно приосанился и поманил людей ближе. Девочки застыли в нерешительности, но маленький хозяин требовательно и истошно свистнул, дернувшись всем телом, как тюль на грозовом ветру. Анна осторожно подошла. Перед ней лежал обыкновенный скафандр современной модели, так хорошо контактирующей с кожей. Анна дотронулась до обмякшей массы костюма. Не без отвращения заметила сгоревшую кожу, налипшую к материалу изнутри. Девушка осмотрела скафандр со спины. Слабо мигало несколько букв — скафандр принадлежал OlgaV.
Эзеб подтолкнул Анну к скафандру так, что она чуть не упала. На потеху хозяину девушка погрузилась в тепло космического костюма. Он был испорчен и плохо прилегал к телу, лицевая часть просто болталась. Когда скафандр сомкнулся на ладонях, Анна испытала забытое ощущение обостренной чувствительности кончиков пальцев. Она посмотрела на руки и увидела стертые поверхности скафандра в характерных местах — OlgaV. много работала в полете.
На восторженные визги маленького эзеба откликнулся один из взрослых. Увидев Анну в скафандре, он поднял невообразимый крик, на который сбежались все. Эзебы засвистели разом, словно сирена, и Анна чуть не потеряла слух, избавляясь от скафандра. Звук стих, когда костюм обмяк на полу. Ребенка увели, и Анне показалось, что в этот день он получил классическую порку.
Засыпая, Анна все думала про OlgaV. Пугающий привет напомнил ей о том, что где-то продолжается жизнь. Может, не самая счастливая, наполненная бедами, но жизнь. Жизнь, где есть место любви, сну в собственной постели, работе и спасению таких, как они с Микой.
***
Анна знала: малышка надеялась, что родители еще живы. Из спутанных рассказов стало понятно, что эзебы торговали членами ее семьи, пока однажды отец Мики не попытался бежать. План сорвался, от беглецов избавились. В живых осталась только красивая маленькая девочка, которую решили продать втридорога. Сделка по какой-то причине сорвалась, и Мику конфисковали в общий приемник. К счастью, девочка не видела смерти родителей. Но беглецов здесь ловят быстро и убивают без промедления. Исключений мало.
Мика прятала три игрушки — маленькую обезьянку, сгрызенного на треть попрыгунчика и обломок приборной панели с неработающими прозрачными кнопками. Девочка коротала время за игрой, тихо бормоча себе под нос. В боксе стало чище. Пленницы вымыли все, до чего смогли дотянуться. Тряпье классифицировали и аккуратно сложили. Анна сделала обеденной стол из металлической пластины. В боксе даже появилось достаточно места, чтобы прохаживаться. Но все равно обе вздыхали — вот бы еще разок увидеть алое небо и вдохнуть местный щекочуще-мятный уличный воздух.
Их мечта сбылась спустя два месяца жизни у эзебов. Когда местные мерцающие ночи уже не были такими холодными и Анна почувствовала долгожданное тепло, согревающее холодные руки, маленький эзеб раздобыл пару связок. Связками называли особые автоматические «ремешки», которые связывали руки и ноги людей. Пленницы хорошо знали, как они работают, и эзебу не пришлось уговаривать девочек. Обе сели на пол, положили руки на колени, и связки обвили их. Путы решительно сковывали все движения. Эзеб удовлетворенно заклокотал и захватил их конечностями.
Анна во все глаза смотрела на огромное жилище эзебов, но когда перед ними растаяла дверь-экран и отовсюду пролился алый свет, девушка почти зарыдала от благодарности. Эзеб опустил их. Высоко задрав головы, они любовались красным небом. Маленькое существо гибко и змеино склонилось, чтобы взглянуть наверх. Там не обнаружилось ничего интересного, но пленницы все не отводили глаз от рябых искрящихся небесных линий, напоминающих человеку северное сияние.
— Оно прекрасно, — печально сказала Анна.
— Да, — вторила Мика.
Эзеб накренился и снова не увидел наверху ничего стоящего внимания. Он раздраженно взвизгнул и потащил пленниц обратно в бокс.
Когда стало совсем тепло, маленький хозяин часто выносил их на улицу. Обнаружив полное отсутствие интереса пленниц к сопротивлению и побегу, эзеб втайне от взрослых снимал с них связки. Взамен девочки выучили его игры, пели и устраивали сеансы пантомимы. Иногда эзеб водил их на связках по двору, как на поводке. Мика спрашивала:
— Анна, мы его собачки?
Однажды эзеб увидел, как Анна и Мика играют в шарады, и пришел в полной восторг. Алый свет окрасил двор розовым. Анна с наслаждением вытянулась в полный рост, подставляя белое с синими венками лицо пульсирующему свету. Она угадывала слово, которое загадала Мика. Девочка тщательно изображала какого-то зверя, вытягивая шею и смешно прохаживаясь по двору. Эзеб сидел рядом со своими игрушками и периодически свистел, наблюдая за пленницами. Мика раскраснелась и заливалась от хохота, когда Анна давала неверный ответ. Анна смеялась, глядя на комические старания Мики, и обе на минуту забыли о том, как «спит земля в сиянье голубом», об утерянных близких и далеком теплом доме. Раскричался и эзеб.
Анна не сразу заметила, что за ними наблюдают. Там, где изображение «забора» рябило от помех, угрожающе высились два взрослых эзеба. Темные фигуры с узкими щелями глаз и конечностями-путами, которые у эзебов всегда находились в движении. Черные щели глаз в безмолвии. Сердце у Анны сжалось, словно в попытке биться тише. Темные фигуры, полные ненависти, недовольства: увести детей, люди опасны, ваш человек коснулся меня, убери, убери! Держите их подальше от моих детей, держите их подальше от меня, вонючие твари, маленькие гадящие твари, они портят, портят!
Маленький эзеб как назло совсем разошелся и стал кувыркаться во дворе, насвистывая что-то на своем. Анна взяла Мику похолодевшими руками будто в попытке загородить собой от враждебных взглядов. Обнаружив их внимание, эзебы отвернулись. Они ушли, но Анна почувствовала, как тревога сковывает ее тело. Горькое лекарство от счастья, тревога отравляет сон и явь, заставляет просыпаться ночами, дрожать в темноте и бояться.
Что-то изменилось. Маленький эзеб наигрался или просто не мог достать человеческую еду — Анна не знала. Он днями не заглядывал в бокс. Консервы кончились, а хозяин и не думал баловать их человеческой едой. Анна не на шутку встревожилась, когда они впервые на целый день остались без единой крошки. К счастью, им удалось дозваться маленького эзеба. Наверное, никто еще столь отчаянно не жестикулировал слово «голод». Изображал ли кто-то когда-нибудь это слово в шарадах? Существо недовольно зарокотало, но вскоре поняло, в чем дело, и принесло им немного твердой эзебской еды. После эзеб не появлялся четыре дня.
Анна кричала и стучала о стенки бокса. В ответ гудела тишина. Встав однажды с постели, она потеряла сознание, и Мика долго мочила ее губы кровавой жидкостью из бака и плакала. Так продолжалось три недели — кроме жалких крох со стола эзебов, которые наполняли желудок одной лишь болью, они не видели ничего.
Это случилось, когда маленький эзеб оставил их во дворе. В тот день они не ели вовсе. Сквозь слабость накатывал сон. Анна легла, подогнув колени, и задремала. Она не сразу услышала звонкий голос Мики. Сначала он раздавался как бы внутри, словно мысли в голове. Потом громкие слова порезали барабанную перепонку. Анна сморщила лоб. Потянулась, протерла заспанные глаза. Как она корила себя потом за эти минуты слабости и промедления!
Когда зрение прояснилось, Анна увидела, что Мика ест. Девочка с наслаждением ела дефицитную спрессованную хлебную лепешку.
— Мика, ты где взяла? — Анна поднялась и из-за головокружения опять на несколько секунд утеряла четкость зрения.
— Мне дали они, через ограду, — ответила Мика с набитым ртом.
У Анны в секунду прояснилась голова, в висках бешено запульсировало.
— Брось немедленно, выплюнь!
Но было поздно. Мика пошатнулась, надкусанная лепешка выпала из рук. Девочка упала на землю, Анна едва успела подхватить ее маленькое угловатое тело. Припадок начался очень быстро, гораздо быстрее, чем у взрослых людей. Напряженное детское тело задрожало в конвульсиях, руки и ноги беспомощно болтались и с силой ударялись о землю, из приоткрытого словно в удивлении рта пошла обильная пена, извергаемая на алеющие под небесным светом локоны.
— Помогите… — прошептала Анна, не в силах набрать воздух в легкие. — Помогите! — получилось громче. — Помогите! — еще громче.
Когда эзеб наконец выбежал на странные звуки, Мика перестала дышать.
Ее тонкие руки сжались, но лицо не успело искривиться болью и страхом. «Помогите», — продолжала шептать Анна, когда эзеб засвистел рядом, подняв невообразимый крик.
К горлу подкатила тошнота, Анна сделала несколько шагов в сторону и согнулась, облокотившись рукой за входной экран. Вдруг экран исчез и появилась служба автоматической помощи. Девушка увидела перед собой пустую улицу. За ней никто не пошел. Никто ее не звал. Она шагнула, покачнулась и упала.
***
Позже, вспоминая этот страшный день, Анна пыталась понять, как ей удалось бежать. Спланированный побег в мире эзебов обречен на провал. Ее бы поймали. Предали смерти, как и всех беглецов. Она не ушла бы далеко — любому эзебу не составляет труда поймать безоружного человека на улице, где нет ни единой ямки или сточной канавы, куда можно забиться. Гладкий город эзебов не оставлял никому шансов. Каждый ее шаг стал бы известен — все улицы здесь находятся под наблюдением. Бежать и прятаться решительно негде, и Анна не знала таких мест. А если бы и знала, то не решилась.
Так случилось, что Анну не успело зафиксировать ни одно устройство наблюдения — она словно исчезла на пороге дома эзебов. Это ее спасло или обстоятельство странной смерти одной пленницы при пропаже другой — неизвестно. Сначала Анну рвало. Один раз и второй. Падая, она сильно ушиблась. Ждала, что за ней придут, в ту же минуту придут. Но минута прошла. Прошла и другая. В воздухе повисли кубометры тишины.
Где-то на островках сознания, не померкшего от боли и ужаса, она догадывалась, что упала в шахту автоматической помощи, которая открывается лишь на несколько секунд. Как за эти секунды она успела провалиться вниз и ее не располовинило экраном, Анна не знала. Как не знала и об устройстве шахты.
Так она сидела в полной тишине, ожидая, что ее хватятся и извлекут наружу — и уже все равно — прятать в бокс или убивать. Все равно. Девушка прислонилась воспаленным лбом к холодной стене. Мир сузился до одной точки в груди, извергающей боль и полностью парализующей сознание. Анна не знала, сколько времени прошло, пока прямо над ней не открылся люк автоматической помощи. Открылся и тут же закрылся. Девушка поднялась. Устройство помощи упокоилось на специальной стойке. Визоры очутились напротив лица Анны. На нее уставились пустые механические глазницы. Они были отключены.
Оттолкнувшись от стены, Анна медленно побрела по шахте. Вокруг все пульсировало и мигало. Стены поминутно озарялись мерцающим светом, становясь похожими на сюрреалистический дворец. Она шла, шахта петляла в бесконечность. Иногда приходилось лезть, хватаясь за гладкие округлости загадочных механизмов. Анне хотелось потерять сознание или хотя бы лечь, но она продолжала идти. Ни намека на возможность выбраться. Закрытые люки зловеще темнели наверху. Мысль о том, что она умрет здесь от голода, становилась все более настойчивой. Когда этот навязчивый молоточек заглушил ее разум, Анна села у дальней стены шахты, крепко зажала рот руками, беззвучно закричала и потеряла последние силы.
Бессильным комком она лежала на полу, наблюдая за фиолетовой точкой на стене. Время дало кувырок. Сознание отключалось, плыло. Хотелось заснуть навсегда, не продлевать муки. Во тьме плыли обрывки болезненных видений. Она видела своего брата, еще совсем юного, на курсах подготовки в летное училище, старый загородный дом, потом все видения смешались в страшное одно.
Прошло уже очень много времени, когда пальцев Анны что-то коснулось. Нечто прохладное. Она поежилась и подобрала руки поближе к телу. Прохлада достигла ее лица. Это был ветер. Пряный, сухой, почти ядовитый, но такой свежий. Анна вдохнула его. На секунду даже притихла боль в желудке. Девушка приоткрыла воспаленные глаза и с трудом приподнялась на руки, волосы прилипли к заплаканному лицу. Она прислушалась — абсолютно тихо. Тогда Анна подставила ладонь под поток воздуха. Казалось, что ветер дует откуда-то справа. Держась за стену, девушка неуверенно шагнула в усиливающийся сквозняк. Вскоре показался огромный люк. Экран был слабый и рябил. В одном месте даже образовалась дыра. Анна подошла к ней вплотную и выглянула наружу. Люк вел в подсобные помещения между шахтой и улицей. Девушка выдохнула и поместила руку в дыру. Ничего не произошло. Тогда она присела на корточки и, стараясь не касаться рябившей части экрана, выползла наружу. Освещение стало ярче, но визоров наблюдения Анна не заметила.
Когда она наконец достигла улицы, то увидела точно такую же хлебную лепешку, как та, которой отравили Мику. Будто канализационная крыса, девушка просочилась наружу в технический желобок. Глядя на подсохшую серую пористую лепешку, она чувствовала во рту вкус ржаного хлеба — корочки, присыпанной мукой, и ароматной мякоти. Картинка в глазах размылась, как в фильтрах некогда популярных смартфонов. Размылась и сузилась, сфокусировалась на одной точке — дряблом кусочке желанного хлеба.
Анна шагнула вперед. Она колебалась, но сил думать и бороться не осталось. Да и о чем думать? Девушка, слегка пошатываясь, направилась к своей цели, но едва дрожащие пальцы протянулись к подброшенной с известной целью лепешке, едва ее ноготь просочился в поле зрения визора, кто-то очень сильный взял Анну за плечи и как следует встряхнул. В ее голове зазвонил медный колокол и, ощущая невыносимую дурноту, девушка потеряла сознание.
***
Губы были влажными. Анна облизнулась.
— Она просто голодная, ты посмотри.
— Совсем не соображает. Повредилась, наверное.
Анна обнаружила себя в косматом пледе.
— Погоди, она очнулась, — сказал женский голос. Чья-то теплая, почти горячая рука по-матерински коснулась ее лба. — Эй, погляди на меня, человек.
Анна попробовала привстать.
— Возьми, — светлая девушка с обгоревшими щеками протянула ей термос. — Как тебя зовут?
Когда Анне стало лучше, они смогли идти. Девушка устало плелась следом за двумя разведчиками, не разбирая дороги. Они плутали, не попадаясь в поле зрения визоров и эзебов. Анну бил озноб, стало вдруг очень холодно, и ветер остыл. Один раз они остановились на ночевку. Это было вблизи эзебского «крематория». Путники видели, как целую группу военных эзебов посыпали специальным порошком. В углу свалили военное обмундирование, снятое с убитых. На нем чернели дыры, подозрительно похожие на лазерные ожоги от старого доброго земного ЛАКа. Разведчики многозначительно переглянулись, наблюдая из своего укрытия. Под действием порошка тело эзебов таяло на глазах.
Коммуна пряталась за городом. Добирались на движущихся рельсах. По поведению разведчиков Анна поняла — проторенная дорожка. За городом тянулся бесконечный пейзаж серых холмов. «Вечный ноябрь», — подумала Анна, с ненавистью думая о земле эзебов.
Они направлялись в оборудованный лагерь, надежно укрытый в одном из холмов, где тщательно готовился побег. Анна изо всех сил напрягала глаза, чтобы рассмотреть холм, но людей там не оказалось. Она заметила лишь маленькую темную точку. Точка покорно ждала их приближения, а узнав разведчиков, стала быстро приближаться. Анна не поверила своим глазам.
Здесь, за столько световых лет от дома, их встречала собака. Тощая пегая дворняга с коричневыми подпалинами и висячими ушами, подпрыгивающими при каждом шаге. На шее у нее поблескивал медальон с эмблемой летных войск. Анна медленно опустилась на колени и протянула к ней руки. Пес осторожно понюхал незнакомку, но едва она коснулась его длинной жесткой шерсти, прижался носом, покорно опустив голову. Крупные соленые капли падали и застревали в блестящих шерстинках, переливаясь на алом свету. Разведчики переглянулись и молча склонили головы.
— Мы вернемся домой, — прошептала девушка с обветренными щеками. Она обняла Анну теплой рукой, утирая слезы, словно ребенку.
Пес потрусил следом за ними.
Автор: Ксюша Вежбицкая
Источник: https://litclubbs.ru/articles/35019-malenkie-pitomcy.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#фантастика #питомцы #собака #пес #животные #ИНОплАнЕТяНе #ЗАхВаТЧИкИ
