Море и степь – два пространства, которые в целом определили всю мою жизнь, и конечно, те, кто читают мою прозу, это прекрасно замечают.
Наш дом для меня являлся границей, в одну сторону все пути вели к морю, вернее, к проливу, а в другую, если обойти дом – и дороги и тропы уходили в степь.
В этой главе мы отправимся к морю. За автобусной дорогой, о которой я говорила, нужно было пересечь железнодорожную ветку. В насыпи имелся круглый бетонный туннель, которым мы дети, конечно, пользовались, пробегая под низким гулким сводом через темноту к световому кругу. А там, совсем короткий отрезок грунтовки, с одной его стороны – частные дома с огородами, вокруг которых постоянно гуляли гуси и индюки, с другой – изрезанный овражками и лощинками пустырь, выводил на обрыв, с которого виден и нижний берег с полумесяцем небольшого пляжа, и уходящие в воду причалы и строения рыболовецкого хозяйства (это я уточню у брата, как называлось и что именно там находилось), и конечно, просторная гладь воды, ограниченная на самой линии горизонта еле видными в дымке почти плоскими берегами «той стороны», то есть Таманского берега.
Вниз на пляж вела крутейшая тропинка, местами в ней щерились рыжие выходы ракушечника, из которых были вырублены грубые ступени, повторяющие очертания камней, то есть, спускаться приходилось, хватаясь за неизменные прочные ветки тощих кустов дерезы и шагать не строго вниз, а следуя за каменными поворотиками, то в одну сторону, то шагом ниже – в другую. Недавно, буквально пару лет тому рядом с тропинкой устроили металлическую лестницу, тоже довольно крутую, но с перилами. А то, помнится, в одну из своих осенних прогулок, в нынешней взрослой жизни, я спустилась, оскальзываясь по мокрой глине, а вот подняться обратно оказалось большой проблемой… Ужасно и одновременно весело было осознавать, что я так и не сумею подняться, под ногами всё ползёт, ухватиться не за что, и буду куковать в паре сотен метров от жилья и дороги. Частично эти переживания я описала в рассказе «Лясина-балясина».
Дальше… В самом низу песчаную полосу пляжика от обрыва отделяла рощица неизменного тростника с шуршащими на ветрах стеблями. Мы, кстати, называли его камыш и только много позже я таки определила верное имя. Из длинных и прочных листьев мы делали лодочки, напоминающие египетские ладьи. Для этого надо подогнуть край листа и надорвать сгиб на три полоски, крайние продеть друг в друга. Так, сорву, сделаю и покажу)). С другой стороны - сделать то же самое. А ещё можно было сорвать самую верхушечку побега, где лист ещё свернут в тугую трубочку с остриём, и получалась пищалка. Дуть приходилось сильно, но оно того стоило, казалось, прилетел большой и нудный комар.
Вот я напрочь не помню, отпускали нас на берег одних или нет. Когда мне было лет пять-шесть, брату, получается, уже двенадцать, пацаны, конечно, проводили время на море самостоятельно. Но помню и как Андрею поручали меня, что ему не сильно-то нравилось, он вздыхал, закатывал глаза и подавал мне не руку, а один палец, за который я с восторгом цеплялась, сопровождая брата.
Я помню, как мы забрались в какие-то бетонные дебри, серая стена отделяла нас от открытой воды, а небо тоже было частично перекрыто бетоном, и в полутёмном почти бассейне качались на внутренних волночках жёлтые, как бисквит, куски пенопласта. Круги размером с велосипедное колесо, прорезанные круглыми же дырками, как будто кто-то вырезал кружочки для пельменей. Ломаные части этих кругов в виде отдельных треугольников, получившихся из остатков от вырезанного. Из треугольников делали кораблики. А сам пенопласт был прекрасен, отлично резался ножичком и был довольно прочным. Поплавки на самоловы из него делали тоже. Уже потом я догадалась, что вырезанные из пенопласта кружочки – это круглые поплавки на рыбацких сетях. Сейчас их делают по-другому, они белые, побольше и формованные, ну и универсальные пластиковые бутылки тоже работают. А жёлтый пенопласт волны выкидывают на песок и сейчас, возвращая меня в то первое детство.
Нырять я научилась раньше, чем плавать и очень веселилась позже, когда мой едва научившийся ходить сын пошлёпал в морскую воду, макнулся с головой и его это ничуть не остановило, я младенца придержала, он вырвался и уверенно зашагал снова, как к себе домой, в родную, так сказать, стихию. Примерно так и я осваивала воду, не разбирая, где на данный момент нахожусь и чем дышу. Наверное, из-за этого хорошим пловцом так и не стала. Болтаться в воде и под водой – сколько угодно, плыть каким-то правильным определённым стилем – скучновато и быстро устаю.
На песке мы играли в специальные игры на песке )). Например, когда валялись уставшие, можно было играть в минёра. Закапываешь руку с растопыренными пальцами в песок, а другой осторожно, сухой палочкой, старается руку раскопать, не прикоснувшись к пальцам. Дотронулся – подорвался. Крепостей, которые так часто мелькают на пляжных фото, не помню, чтобы строили, а вот колодцы рыли. И если копать колодец не очень далеко от воды, хотя и в сухом песке, то на глубине песок становился мокрым, а потом на дне ямы появлялась лужица морской воды. Очень мне это нравилось. Если копать дальше, стенки не выдерживали и сползали внутрь, засыпая рьяного копателя. Но кого это останавливало…
Закапывали друг друга в песок, да. Устраивая под головой песчаную подушку, насыпали на мокрого товарища много песка, ещё больше песка, я до сих пор помню, что в какой-то момент он всерьёз становился тяжелым, давил на грудь, руки и ноги. А потом надо было с воплем вскочить, разбрасывая вокруг себя песчаные вихри.
Отдельное занятие – писать и рисовать по загару. Острая сухая палочка оставляла на коричневой коже на удивление яркие следы и всю спину можно было разрисовать или покрыть надписями. Которых хозяин спины не увидит.
Что интересно, мы, даже когда ходили на пляж с родителями, еды практически не брали и после меня всегда сильно удивляли эти пикниковые радости, когда из пакетов вынимается и съедается всё – от кусков жареной курицы до кулька черешни. Во-первых, оно всё в песке. Или будет в песке, если рядом, выворачивая песочные фонтаны пятками, промчатся к воде пацаны. Во-вторых потом приходится все эти косточки куда-то девать. Не уносить же с собой. Сейчас-то мы грамотные и вполне спокойно уносим в урну, а тогда ни урн не было на полудиком пляже, ни особенной проблемы в целом. Но разбрасывать бумажки и огрызки мама строго запрещала, и мы их закапывали в песок.
Специальной морской едой были, конечно, мидии, но о добыче, приготовлении и поедании мидий я напишу отдельно. Как и о всяких водяных игрищах, их тоже было немало.
Добавлю несколько слов об одной дивной вещи, из тех, что делают жизнь, не только одного человека, а вот вообще многих из тех, кто его знал.
В обрыве, прямо посреди глинистых сухих склонов, где мощно выходил на поверхность каменный костяк обрыва из жёлтого ракушечника, вырезаны два барельефа. Огромное, с меня взрослую размером, лицо Нептуна с трезубцем в большом кулаке, с бородищей, всё, как положено. И рядом отдельно – дельфины со всадниками.
А под этой частью обрыва, на небольшом пятачке земли, которая возвышалась над пляжем и была окружена тростниками, утвердился грубо высеченный из цельного мощного валуна диван с сиденьем и спинкой.
Барельефы делал местный школьный учитель, он жил в одном из частных домов, и брат рассказывал, как они в школе под его руководством мастерили панораму сражения - с фигурками солдат и всякой военной техникой на пригорках и в овражках. И вырезал он их сам и просто так.
Нептун цел, хотя временами на барельефе выступает яркая соль, дельфины несколько стёрлись и заросли упрямой травой, что вырастает даже на вертикальных поверхностях. А на выветренном диване внизу до сих пор фотографируются пляжники.
Мой поклон чудесному мастеру. Он не только показал мне с самого раннего детства, как можно относиться к окружающей нас жизни, но и доказал, что как бы не пыталось общество убедить нас в единственной модели существования (если ты такой умный, то почему до сих пор такой бедный?), она всё же не одна и в самые обычные времена, и в самые трудные тоже в мире есть место для прекрасных дел «просто так», «забесплатно».
Нептуна в обрыве я считаю реально культурным достоянием города, и конечно, печально и обидно, что за чистотой вокруг барельефа никто не следит и за ним самим никто не ухаживает.
Чтобы не завершать главку унылой строкой, допишу:
Но он всё же есть!
(продолжение следует)