Февраль 1984 года прошёл в полку под знаком полётов на малой высоте: полигон, воздушная разведка, преодоление ПВО. Погода не баловала в этом месяце, но комполка упорно посылал лётчиков на мишенное поле. В Подённом учёте полётов вижу запись погоды: 8 баллов облачности, нижний край облаков — 500 метров, верхний — 700, а видимость 3 км. Явно не полигонная погода. А стрельба из пушки со сложных видов маневра. Правда, эта погода стоит при заходе на посадку, а напротив упражнения — 0 баллов облачности с видимостью 8 км.
На самом деле и на полигоне погода была дрянь. В точку начала маневра выходили по кустам, а цели не было видно почти до начала стрельбы. И, не дай Бог, кто-то заикнётся, что цели не видит из-за облачности! Показательная порка высоким литературным стилем на разборе полётов обеспечена. Лучше пройди без стрельбы молча или выпусти короткую очередь в район мишени, но не говори, что тебе мешают облака или плохая видимость. Конечно, о качестве моей стрельбы в таких условиях говорить не приходится. Мне и в лучших условиях видимости трудно даются положительные оценки, а в этих… Больше всего «троек» за работу по наземным целям бомбами П-50-75, но «двоек» - странно — не видно в графе «Оценка боевого применения».
А когда уж погода вовсе не позволяла летать на малой высоте, я летаю на воздушные бои звеном. В Лётной книжке впервые появляется запись «Воздушный бой ГТН с 1-м ударом в ЗПС» (группа тактического назначения с ударом в заднюю полусферу цели). За месяц мне удалось слетать 6 полётов: по два вылета на направление удара (ЗПС, ППС, 4/4). Я вышел на финишную прямую освоения маневренных воздушных боёв в составе групп.
Чем отличаются воздушные бои ГТН от тех, которые я перед ними летал звеном? До этого у меня в задании стояла конкретная воздушная цель — истребитель или ударный самолёт — и характер боя — наступательный или оборонительный. И действовал я против одиночки, пары или звена. А теперь я воюю в составе нескольких звеньев, объединённых общим замыслом под единым командованием. Все свои действия я должен согласовывать с командиром группы. Его информировать о всех воздушных целях, которые появляются в поле зрения моего звена и действовать по указаниям командира. Партизанщина тут неуместна.
Пример: полк обеспечивает пролёт бомбардировщиков к цели. Моё звено назначают в группу расчистки воздушного пространства. Эта группа состоит из трёх звеньев и идёт впереди бомбардировщиков. Задача группы: уничтожать истребителей противника на пути группы или связывать их боем. Есть группы прикрытия, которые двигаются на флангах ударной группы и сверху. Всеми этими истребителями в воздухе руководит один командир. Он получает информацию, анализирует, направляет отдельные звенья на угрожаемое направление. Здесь ты уже не знаешь - откуда и какая цель для тебя появится, придётся тебе нападать или обороняться.
Конечно, в ГДР не разгонишься с воздушным пространством и бои ГТН проводятся упрощённо, малым количеством звеньев в специальных зонах для воздушных боёв. Но представление о коллективных действиях командиры звеньев получают. Настоящий разгул участия в воздушных операциях будет в Марах. Есть там такие задания. В воздух поднимаются два полка и сшибаются в разных очагах: идёт борьба за превосходство в воздухе. Там, над пустыней, места хватает. Одно плохо: всем придётся садиться на один аэродром с непривычно малыми остатками топлива. Вот где — настоящая веселуха!
Советская страна была в трауре по очередному почившему Генсеку, а полк продолжал упорно тренироваться перед проверкой.
Я звеном отметился на пилотаже на малой высоте. Командир полка загонял и загонял лётный состав на малые высоты: бесконечные воздушные разведки, стрельба и бомбометание со сложных видов маневра, преодоление ПВО на малой высоте. У меня третья часть вылетов — на полигон. И это ещё погода капризничала, не каждую смену нижний край позволял на полигоне работать. На нашем маленьком полигоне я уже чувствовал себя, как рыба в воде.
Срок отлёта в Мары определён: после женского праздника уходим. Мне понятно, что в воздушных боях моё звено будет участвовать по минимуму, но на полигон нас отправят. Ведь лётчики второй эскадрильи традиционно считаются в полку мастерами бомбовых ударов. Специализация такая внутренняя в истребительном полку. А первая — мастера воздушного боя. На первую и ляжет вся нагрузка по воздушным боям. А нам отдуваться на полигоне, который очень невыразительно на песке выглядит. Я об этом представление имею. Попотеть придётся.
Партийно-политической работа по поднятию боевого духа личного состава на проверку в Марах тоже проводилась, но как-то бледновато, по сравнению с фалькенбергским полком. Без шапкозакидательского надрыва. Жестокий, решительный и рисковый комполка справлялся сам, заставляя лётчиков летать в жёстких метеоусловиях. Лётчики ходили по острию ножа, но проникались важностью мероприятия, справлялись и уверенность в своих силах у них крепла.
Опять ожидаемо возник вопрос подарков авиабазе. Я отнёсся к этому с пониманием, никаких вопросов у меня не возникало по этому поводу. По сколько собираем?
Но однажды комэск вызвал меня для приватного разговора. Я недоумевал: повода будто бы я не давал. Ещё сильнее насторожился, заметив, что командиру предстоящий разговор со мной неприятен. Это было видно по его сконфуженному виду.
Разговор меня ошарашил.
Комэск объявил, что ему известно за что меня перевели с Фалькенберга: за организацию протеста в тамошнем полку против сбора марок на подарки. Он не хотел бы, чтобы это случилось и в его эскадрилье, мол, я на это внимания не обратил и взял тебя в свою эскадрилью. Ты, парень, хороший, давай, мол, без этих сложностей обойдёмся.
Я был огорошен этой подоплёкой моего перевода в Мерзебург. Всё-таки правильная мысль у меня тогда мелькнула о причинах перевода.
Ну, а что ты, Толя хотел? Нормальная реакция командиров.
Я сразу, не объясняя, что роль моя сильно преувеличена в том инциденте, заверил комэску, что никаких проблем от меня не будет. Даже и мысли такой не было.
Комэск просветлел лицом и закончил приват беседу.
А тема сборов денег прошла как-то незаметно. В управлении полка ярых инициаторов не оказалось, всё спустили на уровень эскадрильи, мол, дело ваше.
Наши эскадрильские активисты остановились на скромных сувенирах: ножи «козья ножка». Покупаем по одному на лётчика, а там вручим местным при удобном случае. Так и сделали: приобрели.
Надо ещё в Союз провести эти ножи незаметно, а то припишут провоз холодного оружия.
Незадолго до вылета полка на проверку я проштрафился перед комполка — заболел. Не знаю где эту простуду подхватил, но у меня был насморк и голова болела. Одну смену я проскочил доктора, просушив нос мыльной водой, а на следующую у меня поднялась такая температура, что в глазах всё расплывалось.
Знал, чем это чревато в воздухе, понимал, что мне не справиться на полигоне, но больше боялся гнева комполка. Доктор сам понял моё состояние, и я не отпирался. На предполётных указаниях доктор доложил об отстранении меня от полётов и необходимости госпитализации. Комполка вызверился, обвинил меня в предательстве и других смертных грехах. Но мне уже было всё-равно, я еле держался на ногах от температуры. Командир приказал доктору поставить меня в строй в кратчайшие сроки. Доктор взял под козырёк и отвёз меня на санитарной машине в лазарет.
Медсестра сразу сделала мне укол, перед этим попросив меня опираться о стену. Я послушался, но укол оказался такой болючий, что мне показалось будто сердце останавливается, в глазах потемнело, едва устоял. С помощью медсестры добрался до кровати. Боль утихла понемногу и я провалился в сон.
Меньше чем за неделю доктор поставил меня на ноги и выписал. Комполка встретил меня очередным разносом за недельный отдых, но его жестокие выволочки были обыденностью нашей службы под его началом. Я уже нарастил кожу за время пребывания в Мерзебурге, относился к этому спокойнее.
До ухода полка в Мары успел отметиться на трёх сменах, быстро позабыв о невольном недельном отдыхе.
Моё звено на перелёт не попало, мы двигались за полком на транспортном самолёте, как резервные лётчики. Подготовку к перелёту мы прошли, карты у нас имелись. Мы были готовы на любом аэродроме сменить на перелёте заболевших лётчиков. Но «предателей» на перелёте не объявилось и мы так и долетели до авиабазы на транспортнике. Старший лётчик по этому поводу не страдал, а старлеи были раздосадованы своим обозным статусом.
Бодливой корове Бог рогов не даёт!
