Ксенофобия самых разных видов, безусловно, является важнейшей тоталитарной скрепой. Но ненависть к внешнему миру и страх перед ним – всего лишь часть общей атмосферы ненависти, скрепляющей, как это ни странно, русский тоталитарный социум. Негативная консолидация – вот как может быть названа основа тоталитарного консенсуса внутри страны.
Летом 2016 года одной из тем, бурно обсуждавшихся в социальных сетях, стало совместное выступление группы обитателей домов на Патриарших прудах, потребовавших у власти оградить их он наплыва жителей Бирюлева и прочих окраин Москвы[1]. Свои требования социального апартеида они выдавали за участие в формировании гражданского общества. Прогрессивная общественность пришла к тому же социальному расизму, что и власть в своей законотворческой и карательной деятельности.
Дети Патриарших захотели отделения от прочего населения даже в сфере потребления, как это было при советской власти с ее распределителями, закрытыми столовыми и охраняемыми зонами проживания элиты. Они просили защиты у власти, которая, по природе своей и в соответствии с историческим опытом, любит менять сформировавшуюся элиту на выдвиженцев. Потому они захотели жить в резервации, в вип-гетто, захотели гарантий от прихода жилтоварищей из Бирюлева, от ночных обысков и черных марусь. Они боялись, что выдвиженцы выкинут их на улицу, как детей Арбата и обитателей дома на набережной.
Тут ясная позиция, которая не меняется не то что годами - веками. Позиция тех социальных слоев и людей, которые поднимались во время модернизационных циклов и опускались - а то и уничтожались - в эпохи реакции и стабилизации. Можно отослать к тыняновским рассуждениям о людях двадцатых годов применительно к позапрошлому веку и о людях двадцатых годов века прошлого у Эренбурга, но нынешний отсчет - с шестидесятых, когда возникла субкультура, по годам и названная, пережившая гальванизацию и агонию в перестройку. И сейчас, когда уничтожается наследие вольных девяностых и гламурных нулевых, осталась одна истерика - слезные просьбы к власти устроить для уцелевших гетто, резервацию,
Конечно, все эти нувориши и неократы смешны и неприятны, однако они какая-никакая, но элита. И подобно всем своим предшественникам, кроме элиты брежневской, могут погибнуть, ничего не создав. Оставить бы их в покое на два-три поколения. Но русская жизнь устроена по-другому. Она основана на взаимной ненависти и взаимном отчуждении.
Дети Патриарших тогда, может быть, в первый раз в жизни сказали то, что думают, точнее, чувствуют. И это был страх. Нувориши и неократы в России не укореняются и сметаются быстро. держатся они только на благоволении власти, но не смеют говорить об этом, и потому их страх проецируется на биомассу, в которой они могут в любой момент оказаться. "Бездна зовет" - так о сталинской элите и ее страхах сказал Солженицын в лучшем своем произведении - "В круге первом". А контакт с теми, кто в биомассе и кого они не считают людьми, невозможен, даже если ее представители понимают их и сочувствуют им. Гусинский, Березовский, Ходорковский, Улюкаев и многие другие теряли и теряют статус, свободу, жизнь, а завтра люди из панельных домов в спальных районах узнают, что их собственность на жалкие жилища – фуфло. Но понимание и сочувствие, в лучшем случае, вызовут у детей Патриарших смех и будут рассматриваться как социальная агрессия, как претензия биомассы на равенство с ними - людьми. Это взаимное отчуждение внутри социума, связанное с эгалитаризмом власти, и есть основа русского тоталитаризма.
В одном гламурном шоу была такая шутка: из деревни приходит письмо с пятитысячной купюрой в конверте и с просьбой разменять - у деревенских таких денег нет. Ннищеброды, гы-гы. Тем и отличается гламурная модель тоталитаризма от предыдущих, что открыто и откровенно гы-гы. Оттепель начиналась с очерков Овечкина, продолжилась в деревенской прозе и в фильме "Председатель". И все это, считай, сразу после "Кубанских казаков". С сочувствия началась оттепель, с признания единства с теми, кого даже крепостными не назовешь - они рабы. Перестройка напомнила о том, что деревня остается, по меньшей мере, неустроенной, несмотря на все попытки что-то изменить. А сейчас бедность и неустроенность больше не вызывают сочувствия - только смех над лузерами.
Вывод очевиден: гламурная модель тоталитаризма оказалась крепче и сильнее предыдущих. Социум раздроблен окончательно, не воспринимает себя как единое целое. Если что-то поменялось, то к худшему. В конце восьмидесятых очередной приступ рефлексии и самобичевания начинался с откровенных рассказов о положении инвалидов, пенсионеров, сирот, заключенных. И в двадцатые годы нового века все то же самое. Только всем плевать. Никакой фоторепортаж из детприемника, больницы, СИЗО, дома престарелых никого не удивит. А это значит, что ничего не было, никакого развития и эволюции. Единственный итог - все это воспринимается как норма, и менять никто ничего не собирается. Разве что эвтаназию в конце концов узаконят. Про реформы здравоохранения и образования говорить нечего, как и про фактическую отмену пенсий. И Гулаг восхваляется, и пытки одобряются - посмотрите любой сериал. Такой социум построили люди, пришедшие с перестройкой, то самое поколение, на которое в очередной раз понадеялись. И сейчас чудесная молодежь подрастает.
Негативная консолидация, которую принято называть тоталитарной атомизацией, происходит по нишам, по непроницаемым друг для друга зонам. Дети Патриарших никогда не услышат тех, кто живет за Садовым кольцом, Рублевка вообще никого не видит, дети гламура и тренингов не считают людьми офисный планктон, который в упор не видит тех, кто ездит в метро. Глянцевые журналисты презирают академическую интеллигенцию и профессуру, а та, в свою очередь, ненавидит тех, кого называет торгашами. Но все вместе они формируют консолидированный тоталитарный социум, их взаимная ненависть как интегрирующая ценность лежит в основе тоталитарного консенсуса.
Официальная паранойя, украинофобия и зависть/презрение к Америке - лишь верхушка пирамиды, в основании которой взаимная ненависть, не подогреваемая никаким агитпропом и зомбоящиком. Ненависть как часть идентичности различных социальных групп. И так снизу до самого верха социальной пирамиды. Путину вовсе не надо, чтобы его поддерживали. Путину совсем не надо, чтобы его любили. Как раз любви вообще не должно быть. Путину надо, чтобы ненавидели. Украинцев, американцев, чиновников, "Единую Россию". Путину надо, чтобы ненавидели его самого. Ненавистники Путина - самые лучшие его помощники.
Так написал я в 2017 году. А летом-2021 на Патриарших началось создание гетто для избранных. Весьма показательно, что главным инструментом стала прописка в этом районе – старая советская прописка, которую переименовали в регистрацию, нисколько не поменяв ее тоталитарную природу. По выходным дням район Москвы с самой дорогой недвижимостью в городе оцепляется полицией, и въехать туда можно только по паспорту с пропиской[2]. Это абсолютно незаконно, потому что нарушает право на свободу передвижения, но формирование новой социальной стратификации тоталитарного сообщества не нуждается в законном обосновании. Да, происшедшее – часть именно этого процесса, как и появление лишенцев, как стремление создать касту силовиков на среднем уровне, как ограничение допуска к свободному рынку, как отбор в правящую элиту.
[1]https://daily.afisha.ru/cities/2424-kadyrov-sobyanin-ili-gorodskoe-soobschestvo-kto-reshil-problemu-zhiteley-patriarshih/
[2] https://www.rbc.ru/society/28/06/2021/60d9ca469a7947175422fd8b