Приветствую всех на канале Птица–муха!
Истории о деде Митрофане – известном в деревне баечнике, шутнике и балагуре продолжаются.
Деревня, лето, суббота. Время уже далеко за после обеда и бабы собираются идти играть к бабе Капе в лото. Для дедов нет ничего лучше этого времени, поскольку в эти часы они лишены строгого надзора и, несмотря на предупреждения и угрозы своих вторых половин, они это время проводят, ну, сами понимаете…
Вот и сегодня деды, проводив баб, собрались у моего дедушки Васи в летней кухне. Так, ничего особенного – поиграть в картишки, потравить анекдоты да байки и потолковать за жизнь, запивая всё это горячительным напитком собственного производства.
Итак, в летней кухне, за большим обеденным столом, у окна, собрались мой дед Вася, дед Митрофан, дед Николай, которого все называли – Михалыч, и дед Григорий, муж бабки Пистимеи, которая на самом деле была бабкой Машей, но так уж получилось – приклеилось и не отклеишь.
У дедушки в летней кухне на стене висели роскошные лосиные рога, которые ему привёз младший сын, мой дядя, из Белорусии, где служил в то время, и дед Григорий то и дело с завистью на них поглядывал.
Мужики мирно резались в подкидного дурака, частенько прерывая игру дружным: ВЗДРОГНУЛИ, и между делом травили анекдоты. Настала очередь анекдотов про куму с кумом.
– А у мине, мужики, расскажу я вам, – берёт слово дед Митрофан, – взаправдашный случай с кумой произошёл по молодости.
– Да, а кто ж у тибе кума-то? – Спрашивает дед Григорий.
– Ой, да ты её не знаешь, она не из нашей деревни, ни мяшай!
– Ага, ага, как говорять: верю, верю, сам бря&хун! – Смеются мужики.
– Ну так слухайти дальше. Повёз я куму у город на ярманку…
– Да на чём повёз-то, на горбе?
– Н–е–е, на телеге. Да не пербивайти вы, дайти досказать. Так вот, ехать цельну ночь, чтобы с утричка по ярманке походить, а к следующему утру домой вернуться. Ну, туды, сюды, ночь, звёзды. В общем, согрешили мы с кумой, таки дяла! Утром на ярманку приехали, разошлися каждый у свою сторону, а к вечеру договрилися у церкви встренуться. Захожу у церкву, гляжу, она стоить, Богу молится:
– Прости, Господи, мине дуру грешну. Два раза с кумом согрешила!
А я ей говорю:
– Ты чаво, кума, бреш&ешь? Один же раз всего!
А она поворачивается, так на мине смотрить и говорить:
– А ты чаво жа, мине до дому назад не повязёшь?
– Ой бря&хло, ой бря&хло! – Смеются мужики.
Тут разговор плавно переходит на женщин, каждый вспоминает (или придумывает) свои подвиги и щедро делится ими с окружающими.
– А вот, мужики, када я служил, у нас при охвицерском кафе одна охвицанточка работала. На мине так запала, что проходу никакова от ей не было. – Начинает рассказ дед Митрофан.
– Ну, ну, а ты чаво?
– А чаво я?
В это время его донимает надоедливая муха. Дед между делом берёт газету, сворачивает и припечатывает муху к столу и как ни в чём не бывало продолжает свой рассказ:
– А чаво я, я ничаво. У мине ж тагда Капа была. Мужики ржут, а мой дед Вася (тоже своего рода шутник) так обиженно Митрофану говорит:
– Знаешь чаво, Митрофан, ты сваих мух у сибе дома, как хочишь, так и убивай, а мою животину не трогай! Чаво, занавеску было тяжало отодвинуть, пущай бы сибе лятела! – Шутит дет, пытаясь разыграть деда Митрофана.
– Ой, Вася, да куды она полятить-то на ночь глядя? – Отвечает между делом добрый, заботливый дед Митрофан (деды покатились с хохоту от такой заботы о бедной мухе). – Так вот, а я ни в каку́! А она и говорить, мол, жить без тибе ни могу!
– И чаво ты?
– Чаво, отслужил и сюды до Капе уехал.
– А она?
– Да чаво она, утопиласи!
– Ой бря&хло! Вздрогнем, мужики!
Мужики вздрогнули, и дед Митрофан продолжил.
– Да чаво, бря&хло-то? А то вы ни знаити, как за мною бабы табунами ходють!
– Да ходють-то они ходють, да чёт всё как-то мимо! – Съязвил мой дедушка.
– Да ничаво, я ещё при силах, ещё, глядишь, отобьётся от табуна кака-нябудь, да ко мне и прибьётся, вот увидити!
Дед Вася только хотел открыть рот, чтобы продолжить разговор, но тут в окно с противоположной стороны кухни просовывается белая коровья голова, рогом задевая белоснежную накрахмаленную занавеску, которая смотрится на корове, как фата.
– Му–у–у–у!
– От ить! А чаво я вам говорил! А вы – мимо, мимо! – Хохочет неугомонный дед.
– Белка! Ты чаво сюды припёрласи? – Кричит дед Григорий на свою корову, – а ну бегом до двора! Чаво, дороги не знашь? – И корова послушно побрела домой, а деды ещё долго смеялись.
Видать, Белка шла из стада домой и услышала голос хозяина, вот и заглянула так удачно. Обозначилась, так сказать.
Но это было ещё не всё. Существует такой негласный закон драматургии, согласно которому, если в начале пьесы на стене висит ружьё, значит к концу пьесы, оно обязательно должно выстрелить.
Так и с лосиными рогами.
По мере того, как деды принимали на грудь, дед Григорий всё чаще и чаще посматривал на рога, и его желание обладать сим чудным трофеем с каждой выпитой сто&пкой только возрастало. В результате, ему удалось раскрутить моего деда сразиться в карты на эти рога. И, конечно, дед их проиграл.
На радостях дед Григорий не смог проконтролировать количество выпитого и поднабрался покруче всех присутствующих.
А в то время, пока деды так весело отдыхали, бабка Маша – Пистимея и бабка Дуня – Триалон сидели за столом у бабки Дуни и развлекались последними сплетнями и сладкой рябиновой настойкой. Это были заклятые подруги с самого детства. И одна другой стоила.
Бабку Машу прозвали Пистимеей за злобу и жадность после фильма "Тени исчезают в полдень", а бабку Дуню – Триалоном, за неуёмную страсть совать свой нос в чужие дела – после фильма "ТАСС уполномочен заявить", там шпиона звали ТРИАНОН. Только постепенно ТРИАНОН поменялся на более привычный всем в то время Триалон. Подруги, в основном, держались особняком от остальных баб, а, может, просто бабы их сторонились.
Дружили они так: неделю дружат, пока не соберутся отдохнуть, как сейчас отдыхали, потом, как градус начинает зашкаливать, разругаются и месяц друг с другом не разговаривают. Так и сейчас получилось.
– И всё жа ты непотребна женщина, Машка! – В который раз бабка Дуня упрекает свою подругу.
– Да с чаво енто я непотребна? – Как в первый раз, удивляется бабка Маша.
– И чаво ты така бессовестна? А ну, давай, признавайси, кувыркалась с моим Федькой, чи не?
– Да ты чаво? С дубу опять, поди, рухнула, когда сваёй поросёнке за желудями лазила? На кой он мине сдалси, твой Федька! От тибе крест, ни кувыркаласи я с им и в мыслях не было!
Вот так переругиваются, а рюмочки-то наполнять не забывают!
– От ить, скольки лет-то тваво Федьки уже на свете белом нету, а ты мине усё темячко им проклявала! По сябе, видать, судишь!
– Энто я по сябе, я по сябе?..
И дальше в том же духе, пока в усмерть не разругаются, не разойдутся. Так и в этот раз – разругались вдрызг, и бабка Маша поковыляла домой на неверных ногах, в очередной раз смачно плюнув на порог бабке Дуне и пообещав, что ноги её больше в этом доме не будет ни в жисть!
По деревне когда-то действительно ходили слухи, что у бабки Дуни в своё время что-то было с Фёдором, но никто их вместе не застал и достоверно подтвердить не смог.
Тем временем деды решили праздник сворачивать – скоро бабы с лото вернуться, а надо ещё и следы замести. Деды посмотрели на Григория и порешали, что один, да ещё и с рогами, до дому не доберётся. Дед Вася остался дома, со стола убирать, а Михалыч и дед Митрофан пошли деда Григория до дома проводить, захватив с собой рога, и взяв его под руки с обеих сторон.
Уже стемнело, кое-где включились фонари, и деды благополучно добрались до нужного дома. Перед тем, как поднять его на крыльцо, дед Митрофан, без задней мысли, пристроил ему трофей на шею так, что рога получились торчащими вперёд с обеих сторон головы, и велел деду Григорию обеими руками за них взяться, чтобы они не упали и не повредились.
В комнате горел свет, но в прихожей было темно. Дед стал заходить, но замешкался с рогами в дверном проёме. В это время его спутники уже вышли за калитку и стали её прикрывать, но тут услышали причитания не совсем трезвой и подслеповатой бабки Маши и решили чуток задержаться.
– О-о-о-й! Гришенька! Да ты чав-о-о-о енто, родненькай? Да ты перест-а-а-нь! Да я жа всего-то один разок! И больша ни в жисть, ни с кем! О–о–й–й! – Выла бабка Маша.
Ничего не соображающий дед снял с шеи рога, положил их на стол:
– Вот, у Василия у карты выграл! – И рухнул на неразобранную кровать.
– Фух! От, дурак малахольнай! – Хватаясь за сердце и постепенно приходя в себя от испуга, высказалась бабка Маша.
Провожатые ещё долго не могли разогнуться от смеха.
– Ну чаво, Михалыч, айда до мине? – Предложил дед Митрофан. – За такое известие грех не выпить!
Спасибо, что дочитали.
Другие материалы канала можно посмотреть здесь.
А здесь все рассказы про деда Митрофана.