Братья

Глава 1

В тот давний морозный декабрьский вечер за окнами одной из светлых палат родильного отделения самой обычной провинциальной больницы разгулялось удивительное празднество порывистого шумного ветра и многочисленных верениц легчайших, но колючих снежинок, которые то и дело норовили безудержно вре́заться прямо в лица тех бедолаг, что волею какого-то исключительного случая оказались в сей ненастный час вне тёплого помещения или временного спасительного укрытия.

В самой же палате тоже было неспокойно: в ней происходила самая настоящая битва жизни со смертью, через некоторое время завершившаяся суровым компромиссом, представив этому миру двух розоватых детей, а их мать, измучившуюся молоденькую роженицу, безвозвратно отправив в неземное непостижимое царство. Таким неисповедимым образом на свет появились бойкие горлопанящие братья-близнецы, коих тут же аккуратно запеленали и отправили в соседнее отделение для новорождённых.

Несмотря на предательское отсутствие родного отца Ивана, трусливо ретировавшегося ещё во время беременности их матери, пухлощёкие детишки не стали неприкаянными сиротками, а вскоре были взяты под опекунство своей кровной бабушки – Марии Александровны, сорокапятилетней бодрой женщины, которая приняла долгожданных внуков с той искренней нежной лаской и трепетной любовью, что часто недодают даже собственным первенцам. Как и планировала скоропостижно ушедшая в лучший мир девушка, мальчишек нарекли обычными русскими именами – Максимом и Алексеем.

Вопреки распространенному представлению о близнецах, ребята росли полными противоположностями друг другу. Выражалось это как во внешнем их облике, Максимка обозначился кареглазым, темноволосым и слегка кругленьким крепышом, а Алёшка сложился голубоглазым, светленьким и худощавым ребёнком, так и в несхожести характеров: первый был усидчивым и более спокойным, а второго постоянно так и тянуло куда-нибудь влезть, что-то опрокинуть или сломать. Складом ума братья также разительно отличались, особо отчётливо это проявилось в первых школьных классах, когда Максима непреодолимо потянуло к цифрам и решению пока ещё несложных числовых выражений, а Алексея маняще увлекли за собой цветные карандаши, краски и те незамысловатые сюжеты, которые ему удавалось создавать на приятных на ощупь белых альбомных листах.

Жила небольшая семья в своём родном городке небогато, но дружно. Мария Александровна положено заботилась о радующих её взор и сердце близнецах и всячески старалась выкроить из своих скромных доходов, выручаемых за репетиторство по математике, дополнительную копейку, дабы порадовать мальчиков неожиданным лакомством или лишний раз сводить в парк аттракционов или в цирк, которые, впрочем, наведывались в серый провинциальный городишко не так уж и часто. Ребята не имели особо стильной или модной одежды, их каждодневный гардероб составляли обыкновенные чёрные брюки, синие джинсы, хлопковые рубашки в клетку и вязаные свитеры, однако братья всегда выглядели опрятно, были чистенькими и аккуратненькими, достойно смотрясь на фоне остальной школьной детворы.

Всю свою широкую душу и уже немолодые силы самоотверженная женщина отдавала ненаглядным внукам, а некоторые её подруги порой жалостливо и безысходно изрекали: «Незавидная судьба у тебя, Мария. Всё время ты жила ради других: сперва для дочки, теперь вот – для этих касатиков…»

«Таков уж мой крест, мне его и нести по гроб жизни!» – невозмутимо и смиренно отвечала она.

Глава 2

Время пролетало со свойственной ему ошеломляющей стремительностью. Мария Александровна неотвратимо старела, приобретая естественную седину некогда шелковистых каштановых волос и покрываясь лёгкими паутинками неизгладимых морщин, и всё чаще задумывалась не над настоящим, а безрадостно переживала за неопределённое будущее подрастающих ребят, которых благополучно провела по жизни до окончания ими средней школы.

«Куда пойдут они дальше, какой путь для себя выберут? – душевно терзалась она чуть ли не каждый день. – Протянуть бы ещё хоть с десяток лет, дабы отпустить их во взрослое плавание с перспективными профессиями, с делами и занятиями, которые им пришлись бы по душе и ещё приносили бы достойный заработок… а там, глядишь, и по своим семьям устроятся…»

И Кто-то свыше великодушно и благодарно за её жертвенную жизнь подарил ей эти годы, позволив счастливо узреть, как внуки стали крепче, самостоятельнее и, неуловимо и окончательно возмужав, окончили в один год выбранные некогда высшие учебные заведения.

Полноватый в детстве Максимка преобразился в подтянутого, статного и серьёзного молодого мужчину – дипломированного финансового аудитора и эксперта в экономической сфере, которого прямо после окончания университета затребовала к себе на постоянную должность довольно успешная столичная консалтинговая компания. Брат же его, Алёшка, обрастать карьерными перспективами совсем не спешил и, завершив обучение в местном филиале художественной академии, остался в родном городе, продолжая жить вместе с бабушкой, целенаправленно развивая своё мастерство в ремесле живописи и свято веря в то, что когда-нибудь обязательно станет знаменитым художником современности, а может, и последующих десятилетий или даже веков.

Спустя год Максим уже достаточно крепко обосновался в столице, и новый виток жизненного пути его, неожиданно для близких, ознаменовался принятием ещё одного значительного решения – сделаться законным мужем для миловидной светловолосой девушки по имени Екатерина. Невысокая, стройная, с выразительными серо-голубыми глазами, хорошо образованная, в меру разговорчивая и до того искренне любезная, что её радушное гостеприимство с лёгкостью можно было принять за неприкрытую лесть.

– И где он её только нашёл? – продолжая сердечно удивляться, произнёс Алёшка, когда они с Марией Александровной после пребывания в гостях у Максима, в пока ещё съёмной квартире, возвращались промозглой осенней ночью на поезде домой. – Как бы не наскучила она ему своей податливостью…

– Ну… это ты у нас Конёк-Горбунок, постоянно куда-то скачешь и суетишься, а братик твой – парень спокойный, покладистый, ему такая и нужна. Всё у них будет хорошо, не переживай, ложись уже лучше спать.

– Да я и не переживаю, совет да любовь! – мягко улыбнувшись, ответил парень, лёг на бок на нижней полке своего купейного места, накрылся колючим пледом, какие выдают в поездах в качестве одеял, и утомлённо-сладостно закрыл глаза.

Глава 3

В конце февраля, когда на дворе ещё стояла студёная зима, всё никак не желавшая послаблять своего царствования, хлопотливые приготовления к скорой свадьбе, которая была назначена на середину апреля, абсолютно неожиданно омрачило тяжёлое и горестное известие о непредвиденной кончине Марии Александровны. Немедленно отменив все заказанные торжества и решительно перенеся дату бракосочетания, Максим взял на работе несколько выходных, какие положены по закону каждому в случае смерти близкого родственника, и в одиночестве выехал в свой родной город.

– Как она ушла? – сидя на следующий день у гроба, что стоял в центре тусклой комнаты, освещаемой лишь несколькими свечами и неярким настольным светильником, тихо спросил он у брата.

– Легко, – ласково ответил Алексей, – отправилась в магазин за продуктами и долго не возвращалась, я уже хотел было пойти ей навстречу, но сперва выглянул в окно, а она сидит у подъезда на скамеечке.

– Сердце?

– Наверное, на вскрытии ведь настаивать не станем?

– Не станем, – единодушно произнёс Максим.

– Сидит такая… и на лице какое-то выражение полного смирения… некоего даже блаженства…

– Хорошо, что быстро. Не мучаясь…

– Отмучилась с нами, – почтительно вставил Алексей, – пойдём на кухню, чаю попьём, поговорим, давно ведь не виделись.

– Пошли, – согласно сказал брат и поднялся с трёхногой табуретки.

Залив бурлящим кипятком прежде налитую в оранжевые чашки заварку, Алексей добавил туда же по две ложки сахару, присел рядом с братом за стол и нерешительно спросил:

– Как жить-то теперь будем?

– Дружно, как и раньше, – заботливо ответил Максим, чувствуя за собой некую ответственность за брата, к которому всегда относился как к младшему.

– Это да… что-то мы стали в последнее время мало общаться. Ты в столице, работа, прочие хлопоты да заботы…

– Да уж, представился случай, нарочно не придумаешь.

– Что со свадьбой?

– Перенесли на сентябрь, не до веселья теперь, нужно отойти сперва…

– Как живёте вообще? Как Екатерина?

– Да носимся постоянно туда-сюда, иногда домой возвращаемся только переночевать. А с Катей всё хорошо…

– Чего не приехала?

– Незачем ей лишние переживания, в положении она, пока ещё справляется, но скоро в декрет погоню, пускай обустраивает домашний очаг и готовится к рождению первенца.

– Поздравляю, а мы с мамой и не знали, вот бы радость-то ей была, – удивлённо сказал Алексей, по привычке назвав бабушку мамой.

– Да мы хотели это сюрпризом для неё преподнести на свадьбе, к тому времени Катя уже округлилась бы немного… чего уж теперь. Сам-то как, держишься? Ты ведь всегда как-то более привязан к ней был…

– Держусь, а что ещё остаётся?...

– А как с деньгами?

– Есть немного, я вот думаю…

– Ну вот что, – решительно перебил брата Максим, – я тебе сейчас наличных оставлю, мне ведь после похорон уехать придётся, ты там с памятником реши, выбери какой-нибудь посолиднее, не экономь, да и фотографию возьми, где она помоложе, а дальше я тебе высылать буду… не миллионы, конечно, но на скромное существование хватит, ты ведь всё равно не работаешь сейчас…

– Нет, не работаю, иногда только портреты и шаржи на заказ рисую, но у меня есть мысли насчёт дальнейшего продвижения своего творчества, скоро одна столичная галерея будет организовывать выставку современного искусства, я им уже послал фотографии своих работ, жду вот теперь ответа.

– Всё не теряешь надежды стать знаменитым художником современности? – слегка изумлённо произнёс Максим и отхлебнул из чашки уже малость остывшего чаю.

– Я им и стану, братик, ты не веришь?

– Верю, Алёшенька, верю! Ты, главное, не сойди со своего пути, когда первые лучи славы тебя коснутся, повидал я за это время так называемых представителей столичной богемы. Через одного – наркоманы, пьяницы и сифилитики, а этого уж я тебе пожелать никак не могу…

– Всё будет хорошо, братик, не переживай! Ты ведь завтра уезжаешь, после похорон? Давай вместе тогда фотографию для памятника выберем?

– Давай, – печально согласился Максим, ещё раз хлебнул из чашки и неторопливо поднялся на ноги, после чего братья покинули кухню, направившись просматривать старинные фотокарточки в плотном коричневом семейном фотоальбоме.

Глава 4

Проводив Марию Александровну в последний путь и пробыв около часа на скромных поминках, где также присутствовали две самых близких подруги усопшей, Максим стал должно собираться в дорогу, чтобы вовремя успеть на поезд до столицы, дабы уже завтрашним утром необходимо отправиться на работу.

– Ты не пропадай там, звони почаще, – напутствовал ему Алексей, прощаясь в небольшой прихожей.

– Не пропаду, – добродушно улыбнулся Максим и наставительно добавил: – А ты пообещай мне не падать духом, жизнь всё же продолжается…

– Обещаю держаться, не переживай! Доброго тебе пути!

– Спасибо! – ласково ответил брат, после чего крепко обнял Алексея, сердечно похлопал его по плечу и вышел из квартиры.

Несмотря на успокоившее Максима заверение, «держаться» у Алексея не особо получалось, и уже через пару дней щемящее душу чувство глубокого одиночества, непривычное ощущение покинутости и неотступно будоражащие измученный разум воспоминания коварным образом привели искренне скорбящего молодого человека к алкогольному прилавку ближайшего магазина.

Выпивал Алексей в одиночестве, самозабвенно жертвуя временем и здоровьем, жалея себя и желая забыться, чтобы однажды, в какое-нибудь ясное утро, проснуться исцелённым от нестерпимой боли утраты. Однако огненная вода – это только временный и достаточно сомнительный лекарь, который лишь способствует выделению львиной дозы гормонов эндорфина, тем самым угнетая их нормальное воспроизводство и нервную систему в целом, и утро за утром Алексей отрывал свою чугунную голову от подушки с ещё большей тревогой и горьким чувством стыда. Казалось, что даже стены, поклеенные светло-бежевыми приятными обоями, ныне превратились в холодные застенки мрачного и чужого помещения – некоего каземата, безмолвно осуждающего, давящего и в то же самое время издевательски насмехающегося… В те редкие моменты, когда молодой художник снова решался взяться за живопись, руки его предательски тряслись, желаемого вдохновения не находилось, а кисти оставляли на холсте лишь никчёмную мазню, лучше и приятнее которой смог бы нарисовать даже ученик начальных классов художественной школы. Такая объективная данность, безусловно, выводила из себя и ещё больше побуждала снова погрузиться в милостивое беспамятство.

Вся эта безумная и горькая вакханалия продолжалась около двух недель. Алексей ослабел телом и духом, стал неопрятным, с потухшими мутными глазами под увесистыми опухшими веками, противно воняющим, чешущимся от всякого прикосновения к немытой коже и отвратительным даже самому себе настолько, что в квартире все откровенные зеркала он покрыл всяческими тряпичными материями, ибо смотреться в них было уже попросту страшно.

«Последую вслед за матерью, провались оно всё пропадом!» – лёжа однажды на диване, на запачканной простыне, безрадостно, но всё же нерешительно подумал он и стал представлять в своей болезненной голове возможные варианты самоличного окончания этой, как ему казалось на тот момент, никчёмной и жалкой жизнёнки.

На сие греховное и нечестивое деяние Алексей так и не решился, а когда его организм уже совсем перестал принимать спиртное, он беспомощно очутился в лихорадочном ознобе ужасного состояния интоксикации, обильно потея чередующимися волнами, приходящими час от часу, и то и дело склоняясь над пластиковым голубым тазом, что стоял на полу у края дивана, дабы необходимо извергнуть из себя очередной выпитый стакан солоноватой минеральной воды.

Проведя в таком «романтическом» положении несколько незабываемых дней и уже немного прояснив свою затуманенную алкоголем голову, Алексей потихоньку перешёл на зелёный чай и нынче сидел на кухне у приоткрытого окна. Обхватив ладонями горячую чашку, со смешанными чувствами возвращения к новой жизни наблюдал он за тем, как ликующий ветер живо гнал по лазурному небу податливые сероватые облачка, похожие на бегущих косматых барашков, и слушал при этом бодрый пересвист радостных птиц, которые уже безошибочно ощущали долгожданное пробуждение благосклонной к ним весны.

Внезапно в прихожей раздался пронзительный треск стационарного телефонного аппарата и заставил молодого человека прервать своё сонливое чаепитие. Алексей неспешно поднялся на ноги и пошагал к источнику настойчивого звука, ложно предполагая, что вскоре на том конце провода услышит знакомый голос брата. Однако это звонили из той самой столичной галереи, куда некоторое время обратно пока ещё малоизвестный художник отправил фотографии своих работ для возможного участия в будущей выставке, что должна была состояться в середине лета. Подняв трубку и проговорив около двадцати минут с мягкоголосой девушкой, которая сообщила долгожданные вести насчёт принятого решения со стороны кураторов планирующегося мероприятия, Алексей поблагодарил её за полученную информацию, вежливо и благодарно попрощался и снова вернулся на кухню с удивительным чувством воодушевления. В эти минуты его разум стал хлопотливо наполняться новыми увлекающими мыслями о необходимости сочинения к своим картинам требовавшихся кратких аннотаций – авторского видения их сюжетов, которые вместе с оригиналами самих работ в течение двух месяцев надлежит доставить в столицу, где уже и произойдёт подписание обязательных документов для грядущего взаимовыгодного сотрудничества.

– Вот теперь мне точно будет чем заняться, – отхлебнув из чашки пару глотков уже остывшего чая, пробубнил себе под нос Алексей, пытаясь не поддаваться переполняющим его бурным эмоциям, но всё же через несколько секунд громогласно разразился восторженными возгласами, что неостановимыми вербальными волнами пронеслись по всей квартире и даже беспрепятственно преодолели её стены: – Ура! Вы ещё все обо мне узнаете! Да!

Глава 5

В столицу Алексей приехал в третьей четверти апреля, на два дня позже, чем в галерею доставили оригиналы его работ: двух цветастых геометрических абстракций на белом фоне и одного полиптиха с изображением протянувшейся по всем его четырём вертикальным частям раскидистой ветви орехового дерева, на примере которой протекала плавная смена времён года, наглядно демонстрирующая естественную цикличность в развитии, увядании и возрождении живой природы.

В просторном фойе молодого художника ожидаемо встретила та самая девушка, что полтора месяца назад безымянно разговаривала с ним по телефону. Ныне же она любезно представилась Елизаветой и оказалась в действительности довольно привлекательной светловолосой особой с бирюзовым цветом глаз, отдававшим сине-голубым морским оттенком, одетой в ментоловый стильный костюм, состоявший из подпоясанного жакета с отложным воротником и свободных брюк с выразительными длинными стрелками. Перекинувшись парой стандартных приветственных фраз и подметив сегодняшнюю солнечную погоду, которая невольно способствовала приподнятому настроению, новоявленные знакомые расположились за низким стеклянным столиком напротив друг друга на мягких бежевых пуфах, что стояли в углу этого помещения у высокого стрельчатого окна, и стали неспешно обсуждать условия соглашения о сотрудничестве, после чего миловидная собеседница достала из прозрачной папки, которую до этого момента держала у себя в руках, распечатанный на нескольких листах договор и протянула его вместе с вычурной перьевой ручкой своему визави.

– Ну, вот и славно! – через некоторое время довольно произнесла она, когда Алексей поставил свою размашистую подпись внизу последней страницы. – Я думаю, что ваши работы определённо возымеют успех у наших посетителей уже в самый первый день открытия экспозиции.

– Очень на это надеюсь, – машинально ответил воодушевлённый собеседник.

– Сейчас многие предчувствуют надвигающийся финансовый кризис…

– Это ведь плохо? – настороженно вставил Алексей.

– Вовсе нет, – загадочно улыбнулась Лиза, – в такое время особо обеспеченные люди предпочитают вкладывать свои деньги именно в предметы старины и искусства. К тому же я просмотрела аннотации к картинам, которые вы прислали вместе с ними, и могу сказать, что ваше видение сюжетов достаточно своеобразно, необычно и при правильной его подаче должно поспособствовать заинтересованности наших постоянных гостей и новых посетителей.

– Но я не очень-то и силён в ораторском искусстве, чтобы на высоком уровне презентовать каждую картину…

– Ой, не волнуйтесь, – беззаботно махнула рукой собеседница, – вам и не придётся этого делать. Открывать выставку буду я лично, а после вступительной речи в каждом из залов проведу традиционные представления авторов и в художественной манере озвучу их личное видение их же творчества. Кстати, самое время нам с вами осмотреть зал, где будут располагаться ваши работы, пойдёмте?

– Да, конечно, – согласно произнёс Алексей, поднялся на ноги и через несколько секунд проследовал за приятной в общении девушкой в глубь полупустой и малолюдной галереи, в которой находились лишь её сотрудники, что неторопливо возились с какими-то картонными коробками и перемещали с места на место различные предметы интерьера: гипсовые изваяния, керамические вазы, необычные подвесные лампы.

Пройдя по глянцевому сероватому полу, Лиза вскоре остановилась у импровизированного белоснежного помещения, больше похожего на открытую небольшую комнатушку, недавно подготовленную для въезда жильцов, где картинам молодого художника предлагалось три места: широкая несущая стена и две перпендикулярных к ней импровизированных, коими служили переносные перегородки.

– Я думаю, что по центру мы разместим полиптих, – рассудительно произнесла она, – а на боковых стенах – абстракции, посередине зала ещё поставим прямоугольный стенд, с которого посетители смогут взять себе буклеты с описанием вашего видения сюжетов картин. Вы согласны?

– Да, я согласен, только я бы хотел, чтобы цвета подсветок для полиптиха соответствовали временам года, изображённым на нём. Для каждой части свой цвет. Скажем, белый для зимы, голубоватый для весны, зелёный для лета и желтоватый для осенней картины, можно ведь так сделать?

– Хм, хорошая идея, я даже и не подумала о таком варианте. Да, конечно, так и сделаем!

Увлечённые собеседники ещё немного пообсуждали высоту уровня размещения картин, отдалённость каждой части полиптиха от соседней, после чего, казалось, обговорив все нюансы, Лиза провела Алексея к выходу из галереи, по-деловому пожала ему в фойе руку и, ещё раз выразив свои обнадёживающие и даже грандиозные ожидания от предстоящей в середине июля выставки, дружелюбно попрощалась.

Пока ещё малоизвестный художник был безумно доволен таким серьёзным к нему отношением и самой возможностью представить свои картины в столичной галерее, тем более ещё и официально, с возможностью выручить за них хоть какие-то достойные его труду и фантазии деньги. Но выставка случится лишь через некоторое время, когда он приедет сюда ещё раз в день её открытия и лично понаблюдает за неподдельным интересом к своим работам со стороны множества неизвестных ему людей, а теперь, в этот самый миг, Алексею нестерпимо хотелось поделиться своей нескончаемой радостью с самым близким ему человеком на всей земле, наведаться к нему в его новую квартиру, рассказать о своих чувствах и волнующем предвкушении приближающегося успеха…

Однако после короткого разговора по мобильному телефону оказалось, что Максим весьма рад за брата, но в данный момент сильно занят на работе, а домой должен вернуться лишь ближе к ночи… и Алексей, порядком обидевшись на такое, как ему показалось, холодное и безразличное к нему отношение, тотчас же решил не дожидаться брата наедине с его будущей женой и с чувством детской досады стал коротать время до вечернего поезда, неспешно прогуливаясь по паркам и улицам озарённого весенним солнцем города.

Глава 6

До середины лета Алексей жил спокойной размеренной жизнью: просыпался рано, выпивал чашку сладкого кофе и вскоре приступал к работе над какой-нибудь очередной картиной или продолжал дописывать уже начатую, затем плотно обедал и тут же предавался недолгому сну, после которого выпивал ещё кофе и шёл на прогулку, благо погода почти всегда стояла на дворе светлая и тёплая, вечером перечитывал книги по истории искусств и биографии именитых художников, поздно ужинал лёгкими закусками и ложился спать, размышляя перед сном о новых сюжетах для своих будущих картин.

За несколько дней до открытия долгожданной выставки Алексей с воодушевлением позвонил брату и напомнил ему о предстоящем культурном событии, о котором уже сообщал ранее и которое Максим со всей обязательностью обещал не пропустить. Однако же сейчас, сославшись на то, что его возлюбленная должна родить со дня на день и что за ней нужно ежеминутно присматривать, он деликатно извинился и категорично отказался присутствовать на столь важном для брата мероприятии.

– Двадцать первый век на дворе, отвёз бы её заранее в родильное отделение, пускай себе рожает… дел-то на полчаса, – возмущённо и раздосадовано выпалил Алексей, когда закончил телефонный разговор.

Несмотря на внутреннее волнение и отсутствие моральной поддержки со стороны брата, представление зала с дебютными работами молодого живописца прошло для Алексея просто потрясающе. Сразу же после вступительной речи Елизаветы заинтересовавшиеся талантливым дарованием гости галереи прильнули своими заинтересованными взглядами к необычным картинам и то и дело стали поочерёдно подходить к их автору и задавать бесконечные вопросы. На протяжении всего вечера, по мере возможности, Лиза благоразумно приглядывала за Алексеем и старалась быть всегда рядом, дабы уловить настроения посетителей выставки относительно его работ и направить беспрестанно завязывающиеся с пока ещё неопытным в этом деле художником беседы в нужное коммерческое русло.

– Ну что, голова ещё не кружится от внимания? – по-доброму улыбнувшись, тихо спросила она, когда Алексей на некоторое короткое время остался совсем без внимания любопытствующей публики.

– Я просто на седьмом небе от счастья! – восторженно ответил парень.

– Так и должно быть, но сильно не зазнавайся, это людям не нравится, – наставительно бросила она полезный совет и поспешила к какой-то дамочке в роскошном фиолетовом платье, что бесцеремонно окликнула её издали.

После завершения сего яркого мероприятия и недолгого банкета для сотрудников галереи и художников, где Лиза с Алексеем, немного подвыпив, уже разоткровенничались, словно являлись друг для друга давними приятелями, весёлая и хмельная парочка отправилась в небольшую уютную гостиницу и провела там оставшееся до утра время. Спали они этой ночью лишь в недолгий предрассветный час, а до этого, после многочисленной череды страстных поцелуев и чувственного соития, приятно утомившись и прислонившись спинами к мягкому изголовью кровати, расслабленно и довольно сидели в измятой постели и с лёгкостью в своих молодых голосах непринуждённо общались на разные темы, в частности говорили об искусстве.

– Я действительно верю в то, что ты станешь знаменитым художником ещё при жизни, – отпив глоток красного вина из вытянутого вверх бокала, серьёзно подытожила разговор Лиза, когда её уже вовсю охватили тяжёлые объятия неотвратимой сонливости, – и неимоверно богатым… я думаю, что твои картины, представленные сейчас на выставке, будут куплены ещё до её завершения.

– Вот о богатстве я меньше всего мечтаю, – непроизвольно зевнув во весь рот, ответил Алексей, – но от славы бы не отказался.

– Можешь считать, что она уже обратила на тебя своё пристальное внимание, – ободряюще произнесла девушка, поставила бокал с остатками вина на прикроватную тумбочку и, обняв своего ночного спутника, пристроила голову на его плоской белоснежной груди, – давай уже поспим хоть немного, мне скоро снова в галерею нужно будет ехать, а ты собирался на утренний поезд не опоздать...

– Давай, – резонно согласился парень и, взаимно обхватив Лизу, погасил массивный невысокий торшер на тумбочке у своей стороны кровати.

Глава 7

В начале сентября Максим с Екатериной сыграли свою долгожданную свадьбу, которую было решено провести в узком кругу. В большом и светлом зале для церемоний бракосочетания, помимо работников загса и молодожёнов, присутствовали только свидетели и отец невесты, а мать новоявленной жены в эти официальные минуты заботливо присматривала в квартире зятя, которую он недавно приобрел в ипотечный кредит, за полуторамесячной Софией – своей круглощёкой и кареглазой в папу внучкой.

Когда же все возвратились из загса, который раз пообнимались, произнесли очередные слова напутствия молодым и, выпив по паре бокалов шампанского, уже приступили к праздничной трапезе за пышным столом, в дверной звонок позвонил немного опоздавший и из-за этого особо ожидаемый гость.

«Надо было накануне сказать, что у меня появились неотложные дела, – стоя на лестничной клетке вместе со своим подарком и вспоминая прошлые отказы брата с ним встретиться, от обид на которые он уже давно отошёл, ехидно подумал Алексей и безмолвно рассмеялся. – Вот была бы потеха!»

– Простите великодушно за опоздание, с вечера решил не ехать, а утренний автобус задержался в пути, это вам, – решительно произнёс он и протянул Екатерине завёрнутый в цветастую бумагу и перевязанный ленточкой с розовым бантом холст, когда хозяин квартиры отворил дверь и пропустил брата в просторную прихожую. – Пусть красками счастья и лучами радости будут согреты ваши сердца! Желаю вам семейного мира и процветания на долгие годы! – с тёплым чувством в душе добавил гость, поцеловал в мягкую розоватую щёку хранительницу домашнего очага и крепко обнял Максима.

– Огромное спасибо, Алексей, проходи, пожалуйста, в комнату, мы все тебя уже порядком заждались, – мягко сказала Екатерина и неспешно пошагала в гостиную.

Необходимо разувшись и посмотрев на себя в овальное зеркало, парень несмело проследовал за ней и, представ пред собравшимися, окинул всех рассеянным взглядом, непременно представился и присел за стол напротив свидетелей: светловолосого молодого человека, нового столичного приятеля брата, и слегка полноватой кудрявой шатенки – лучшей подруги Екатерины.

– Дочка, а что это у тебя в руках? – заинтересованно спросил круглолицый мужчина с гладкими щеками.

– Это подарок от Алексея! Наверное, это картина, он ведь у нас художник, – гордо ответила она.

– Начинающий, – скромно вставил новоприбывший гость.

– Так давайте же посмотрим, открывай, дочка!

Екатерина села в светло-серое мягкое кресло, что стояло у широкой стены, на которой как раз было подходящее для картины место, и стала суетливо снимать с подарка бумагу, предварительно разрезав ножницами ленточку с бантом, после чего поднялась на ноги и поставила на спинку кресла освобождённый от цветастой обёртки вертикальный холст на подрамнике, размер которого составлял шестьдесят на сто двадцать сантиметров.

– Ого! Довольно концептуально! – через пару секунд восторженно изрекла Катина мама, сидевшая рядом со своим мужем, продолжая восхищённо смотреть на необычное произведение искусства, на котором была изображена геометрическая абстракция на белом фоне: красный небольшой круг в верхней правой части, ниже – чёрный прямоугольник, доходивший до середины полотна и пересекавший его по горизонтали, а под ним из левого края картины спускалась в нижний правый угол стройная красная линия.

– Абстракционизм! – подняв руку с вытянутым указательным пальцем, многозначительно произнёс Катин отец. – Кандинский!

– Супрематизм, если быть точнее, – дополнил его слова Алексей и добродушно улыбнулся.

– Мале-е-евич! – уважительно протянул в ответ мужчина и тоже улыбнулся.

– Я могу ошибаться, – тонким голоском присоединилась к разговору кудрявая свидетельница, – но я однажды читала, что Казимир Северинович считал анахронизмом любую предметную живопись, а задачу творца видел в умении запечатлеть на полотне саму сущность искусства, не прибегая к помощи конкретных образов…

– Что это значит? – рассеянно спросил её сидевший рядом светловолосый свидетель, но на его вопрос ответил уже Алексей:

– Это значит, что когда вы смотрите на кремовую корову, изображённую на картине, – невольно улыбнулся он, – вы видите именно кремовую корову, а когда на какой-нибудь геометрический объект, например оранжевый круг, то он должен вызывать в вашем разуме не конкретный образ, подразумеваемый автором, а вашу собственную интерпретацию: раскалённое солнце, спелый апельсин, парящее в воздухе колесо, огненную дыру в пространстве и так далее…

– И что же на самом деле изображено на вашей картине, Алексей? – с неподдельным интересом полюбопытствовала Катина мама. – Каково её ваше личное видение?

– Боюсь, что если я вам поведаю о тех образах, которые вызывают во мне данные геометрические фигуры, то и вы станете видеть только их.

– И всё же…

– Ну-у-у, – гулко протянул отец Екатерины и звонко постучал остриём ножа по хрустальному бокалу на ножке, – хватит пытать молодого человека. Искусство – это конечно хорошо, но давайте же вернёмся к тому, почему мы здесь сегодня собрались. Алексей, мы с нетерпением ждём вашего первого тоста! – побудительно добавил он и потянулся к бутылке с шампанским, дабы любезно обслужить всех за столом.

До позднего вечера праздничная и непринужденная атмосфера величественно царила в уютном жилище только что созданной молодой семьи. Гости то и дело торжественно поднимали полупустые бокалы и рюмки, произносили витиеватые и шутливы тосты, желая новобрачным всего того доброго, чего желают в такие минуты: крепкой взаимной любви, великого семейного счастья, яркой и долгой жизни... – и искренне умилялись ангельскому личику удивлённо смотрящей на них Софии, когда Анастасия, необходимо покормив малышку в детской, на некоторое время выносила её из комнаты.

Когда же за окнами стало неуклонно смеркаться, присутствовавшая нынче за праздничным столом публика начала собираться по домам и вскоре разъехалась, неизбежно прихватив с собой то особое настроение, которое может подарить только приятно проведённый вечер в компании близких людей. Стал неторопливо собираться и Алексей. Откровенно этому удивившись, Максим решил уговорить брата остаться на ночлег, на что тот твёрдо ответил, что ни в коем случае не решится мешать первой брачной ночи молодожёнов и отправится прямиком в гостиницу, где у него уже заранее был заказан номер, однако в действительности вскоре прибывшая машина такси стремительно помчала Алексея к Лизе, которая терпеливо и беззаветно ждала его у себя дома.

Глава 8

Последующие двенадцать месяцев пронеслись молниеносно и беспорядочно. Экономику продолжал нещадно трепать злосчастный финансовый кризис, то и дело вынуждая собственников малого и среднего бизнеса закрывать свои дышащие на ладан лавочки и заведения, увольнять сотрудников, многие годы верой и правдой работавших в них, и объявлять банкротство компаний, дабы проворные банки, выдавшие ранее умопомрачительное количество сумасшедших кредитов на развитие бизнеса, смогли забрать только имущество самих предприятий, не имея возможности посягнуть на личную недвижимость и собственность людей.

В то же время дела у Алексея шли просто чудесно. Его абстрактные картины имели громадный успех среди ценителей данного направления в живописи и улетали по баснословным ценам ещё на стадии предзаказа. Сделавшийся ныне популярным в узких кругах художником Алексей всё чаще наведывался в столицу, где уже обзавёлся новыми знакомыми и без труда влился в их богемное скопище. Несколько раз он забегал к брату, которому без лишнего бахвальства рассказывал о своих успехах, невольно заставляя того тайно завидовать, ибо финансовое положение Максима безнадёжно ухудшалось, а в семье то и дело стали возникать мелкие ссоры и даже редкие перебранки на повышенных тонах, периодически встречался с Лизой и в какой-то момент снова пристрастился к алкоголю: на этот раз не от великого горя и чувства одиночества, а совсем наоборот – от головокружительной эйфории внезапно свалившегося ему на голову успеха, которая горделиво запеленала разум и уж точно вела куда-то не туда…

– Ты так весь свой талант спустишь на ветер, – однажды недвусмысленно высказала ему в лицо Лиза, когда после очередного кутежа в одном из столичных клубов он притащился к ней в квартиру в непотребном состоянии, – в твоих работах становится всё меньше самобытности, ты уже и пишешь на заказ… скоро и до портретов докатишься!

– Зато платят хорошо! – резко ответил ей Алексей и развязно полез целоваться.

– А раньше ты говорил, что о богатстве меньше всего мечтаешь, – решительно отпихнув податливое мягкое тело, которое грузным мешком плюхнулось на широкую кровать, с грустью в голосе произнесла девушка и хлёстко добавила: – Лучше бы и дальше сидел у себя в провинции и малевал унылые серые пейзажи, тоже мне Мондриан…

Услыхав эти колкие слова, Алексей неуклюже поднялся на ноги, презрительно сплюнул на пол и вышел в прихожую. Там он стремительно обулся и, сердито хлопнув входной дверью, покинул квартиру. Больше они с Лизой не встречались.

Через два месяца, под самую зиму, Алексей окончательно перебрался в столицу. В одном из центральных районов он арендовал светлую и просторную трёхкомнатную квартиру, одна из комнат которой уже была обустроена под художественную мастерскую, и, вскоре завершив работу над очередным прибыльным заказом, продолжил бесшабашно бражничать и распутничать с ещё более разрушительной для себя силой.

Само собой разумеется, что такой зажигательный и бешеный ритм жизни, состоявший в последнее время из почти что еженощных попоек, глупого и безудержного веселья, сладострастных и бесчувственных утех, не мог не повлиять на и без того небогатырское здоровье Алексея. И в одну из подобных беспокойных зимних ночей, ближе к февралю месяцу, когда разгорячённый художник, пребывая в небольшом сумрачном клубе с гремящей вовсю музыкой и ритмично мерцающими разноцветными огнями, заложил за воротник очередную рюмку охлаждённой сливовой водки и обнял за плечи двух вульгарно размалеванных девиц, что сидели на мягком диване по обе стороны от него, сердце молодого любителя женщин и выпивки предательски щёлкнуло. В этот же момент грудь его одновременно налилась таким нестерпимым жжением и мучительной сдавленностью, что Алексей еле смог вымолвить пару слов о необходимой ему помощи и тут же впал в беспамятство. Не сразу расслышав отрывистое и непродолжительное говорение своего собеседника, легкомысленные девицы всё же поспешно обратили внимание на его бессознательное состояние и успели своевременно позвонить в экстренную службу немедленного медицинского реагирования.

К величайшему счастью, машина скорой помощи подоспела вовремя, а её бригада сработала довольно оперативно, позволив выиграть драгоценные минуты до размещения парня в стационаре, где за него уже взялись узкопрофильные специалисты с высокотехнологичным оборудованием. В течение нескольких часов медики отчаянно боролись за жизнь новоприбывшего пациента, и к раннему утру их старания увенчались профессиональным успехом, а уже к вечеру того же дня, когда Алексей пришёл в себя в одноместной интенсивной палате отделения неотложной кардиологии, он слёзно выпросил у дежурившей в том же помещении медсестры мобильный телефон и позвонил брату, горестно сообщив о своём плачевном состоянии и попросив того незамедлительно приехать.

Максим, конечно же, согласился и уже через час вошёл в необходимую палату, в которую его впустила всё та же добросердечная медсестра, выдав ему белый медицинский халат и необходимо предупредив, что после перенесённого инфаркта больному сейчас никак нельзя волноваться и что времени для беседы у них будет всего с минут десять.

Ошарашенный таким диагнозом визитёр аккуратно сел у кровати брата на стоявший рядом с ней стул, взял в свои руки прохладную ладонь Алексея и хотел было что-то сказать, но лежавший в постели под капельницей родственник тихо и неспешно вымолвил первым:

– Вот мы и снова встретились… ты прости меня, братик, что так редко заезжал к тебе… совсем не ценил время, а оно взяло да и внезапно вышло…

– Ну, ну, чего ты, – торопливо вставил Максим, – всё ещё будет хорошо, не волнуйся, тебе сейчас этого никак нельзя!

– Уже не будет, братик, я это чувствую… я только хотел повидаться с тобой в последний раз… посмотреть в твои карие глаза, снова увидать эту широкую улыбку…

– Перестань, Лёша, умоляю тебя, – со слезами на глазах ответил ему Максим, – всё образуется, всё снова станет на свои места – будет как прежде.

– Как ты вообще? Как Катя, как София? – заботливо спросил Алексей, словно не слыша ободряющих слов брата. – Благо не одинок в этой жизни теперь…

– У нас всё хорошо, с Екатериной живём мирно, Софочка подрастает… – складно отрапортовал Максим, благоразумно умолчав о том, что дела его с деньгами и на работе уже стали идти не ахти как: его пока ещё не сокращали, но всё близилось именно к этому.

– А я с мамой скоро встречусь… передам от тебя привет. Помнишь, как мы в детстве сома испугались, когда она его с базара принесла…

– Помню, Лёша, конечно же, помню, ты ещё тогда…

– Пожалуй, достаточно, пульс учащается, – посмотрев на дисплей кардиомонитора, что стоял на тумбочке у кровати, и положив Максиму руку на плечо, вежливо прервала его стоявшая всё это время рядом медсестра, – вам пора.

– Лёша, я обязательно зайду завтра! – поднявшись на ноги и ещё не отпустив руку брата, утешительно произнёс Максим. – Мы скоро снова увидимся! Я тебе обещаю! Ты только не падай духом!

– Прощай, я очень тебя люблю… – многозначительно протянул Алексей и проводил брата такой мягкой и блаженной улыбкой, что Максим усмотрел в ней нечто сакральное, предопределённое, нечто такое, что, возможно, открывается некоторым лишь в последние часы их законченной земной жизни.

Следующим же утром, ближе к половине седьмого, как того и предчувствовал накануне, Алексей тихо и безропотно скончался во сне.

Глава 9

Вскоре после смерти брата Максима всё-таки сократили. А ещё через несколько месяцев, когда на дворе уже стояла необыкновенно знойная летняя пора, его молодая семья начала испытывать серьёзные финансовые трудности, что стали проявляться не только в отказе от покупки чего-то роскошного или дорогостоящего, но уже и в виде нескольких просрочек по ипотечному кредиту, залогом которому служила их не так давно приобретённая квартира.

В один из таких тёплых июльских вечеров, уложив Софию спать в детской комнате, Екатерина вышла на кухню, где её супруг неспешно пил охлаждённый фруктовый чай, и стала недвусмысленно ему намекать на то, что их плачевное финансовое положение необходимо уже незамедлительно выправлять.

– Максим, такими темпами нас скоро из квартиры погонят, – присев за стол рядом с мужем, решительно произнесла она, – у нас дочка подрастает, ей всё большего требуется…

– Я что, слепой, по-твоему?! – недовольно, но не грубо произнёс он.

– Ты ведь знаешь, что её пособия надолго не хватит… и так уже стали крохи платить, а твои выплаты по потере работы еле ипотеку покрывают, скоро и задолженность появится… я, конечно, могу попросить денег у родителей, но постоянно помогать они тоже не смогут, да и как ты при этом сам себя будешь чувствовать?..

– Я что-нибудь придумаю, дорогая, не разводи панику, – ободрительно сказал Максим и мягко обнял Екатерину, – что-нибудь обязательно придумаю…

– Придумает он, – с лёгкостью сбросив его руку, недоверчиво произнесла она, – а я уже придумала!

– Что ты придумала? – небрежно спросил удивлённый супруг.

– Ты же знаешь, за сколько уходили в последнее время работы твоего брата? Он ведь рассказывал, когда иногда заезжал к нам…

– И что? Он все свои деньги ещё при жизни спустил на гульки и девок, только квартира мамина и осталось, но за неё выручишь разве что три копейки! Впрочем, можем и переехать из столицы, а эту сдадим кому-нибудь…

– Я о другом…

– О чём же тогда?

– Ты ведь помнишь картину, которую Алексей подарил нам на свадьбу?

– Нет! Даже не начинай! – незамедлительно выпалил Максим и встал из-за стола.

– Позвонил бы ты в ту галерею, где у него первая выставка была, просто поинтересоваться возможной ценой… – настойчиво произнесла супруга, не желая отступать от своей идеи.

– Да пусть она хоть миллион стоит, это ведь память! Как вообще такое могло придти тебе в голову? Я каждый день брата вспоминаю, когда на неё смотрю…

– Ты всё же подумай, Максим, – благоразумно не став спорить с мужем, Екатерина поднялась на ноги и покинула кухню, отправившись прямиков в спальню.

После её ухода, несмотря на поздний час, Максим заварил себе кофе, снова уселся за стол и неторопливо закурил, что делал особенно редко, лишь в минуты особых переживаний и тревожных размышлений. На некоторое время он невольно окунулся в то прекрасное прошлое, когда рядом с ним были и мама, и брат. Вспомнил он и тот самый день, о котором в последний свой вечер говорил Алексей, когда Мария Александровна принесла с базара губастого и большеротого сома, чьих длинных усов и испугались они с братом…

Просидев на кухне около часа, Максим выкурил очередную сигарету, прополоскал рот прохладной водой и поспешил присоединиться к Екатерине, которая уже сладко посапывала в постели. Осторожно улёгшись с ней рядом и вскоре уже почти отрешившись от реальности, он всё же на некоторую долю своего разума допустил принципиально неподходящую для него возможность продать подаренную Алексеем картину и окончательно провалился в непроглядную бездну загадочного мира сновидений…

Алексей неспешно явился прямиком из беспросветной мглы, озарённый золотовато-белым свечением и одетый в светлое длинное одеяние, перепачканное размашистыми разноцветными кляксами, словно только что вышел из своей художественной мастерской.

– Алёша! – изумлённо воскликнул Максим, глядя на происходящее со стороны.

– Я только на минутку, – мягко произнёс нежданный гость и положил свою руку на плечо брата. – Слышал я о твоих настроениях… горько мне, что не смог помочь ещё при жизни…

– Алёша! – снова выпалил Максим и с чувством душевного трепета крепко обнял Алексея.

– Ты продай картину, братик… – прошептал ему на ухо тот, – память обо мне всегда будет жить в твоём сердце, а я нам новых сюжетов ещё нарисую… ты бы только видел, какие здесь краски, какие цвета… я тебе потом покажу…

– Как же это – продать? – горестно всхлипнул Максим. – Подарок ведь…

– Продай, братик, продай, тебе сейчас она ни к чему… только память тревожить… да и мне так спокойнее будет… – подытожил своё пожелание Алексей и медленно отпрянул от брата, после чего блаженно расплылся в широкой улыбке и бесследно растворился в окружающей мгле, словно и не было его никогда…

– Алёша, постой, куда же ты…

– Милый, Максим, дорогой! – беспокойно затормошила мужа Екатерина. – С тобой всё в порядке?

– Что, а, где, Алёша… куда? – нехотя вернувшись в обыденную действительность, продолжал бормотать он.

– Дурной сон приснился?

– Алёшка приходил…

– Это лишь сон, всё хорошо… ты поспи ещё, сейчас только половина седьмого, – участливо предложила супруга, посмотрев на электронные часы, что стояли на прикроватной тумбочке.

– Не засну уже больше, – решительно ответил Максим, удручённо поднялся с кровати и пошагал на кухню.

Глава 10

Спустя пару часов, накормив и одев дочку, Екатерина отправилась с ней к детскому доктору на заранее обозначенный плановый осмотр, оставив мужа наедине с его размышлениями, сомнениями и нерешительностью. Бесплодно прослонявшись некоторое время по квартире, Максим всё же прислушался к недавнему пожеланию брата и, вспомнив название галереи, куда был однажды им приглашён, сел за компьютер, отыскал в интернете необходимый телефонный номер и рассеянно набрал его на своём мобильном. Когда же на другом конце провода на его звонок ответила девушка с приятным мягким голосом, Максим сообщил о своём желании узнать возможную цену на неизвестную для неё картину, не забыв при этом упомянуть об авторе сего художественного творения. Услыхав имя и фамилию Алексея, неосязаемая собеседница изъявила горячее желание взглянуть на его неведомую работу незамедлительно и предложила явиться к обладателю таинственного полотна в течение часа.

Приехавшая вовремя девушка отрывисто позвонила в дверной звонок и, войдя вскоре в светлую прихожую и протянув хозяину квартиры свою тоненькую ручку, вежливо представилась Елизаветой. Максим тоже представился и гостеприимно предложил гостье чего-нибудь выпить:

– Может, охлаждённого чаю, воды? – услужливо произнёс он.

– Нет, спасибо, – коротко отказалась она и тут же спросила: – А вы, я так понимаю, брат Алексея?

– Да, брат…

– Алёша рассказывал мне о вас… примите мои искренние соболезнования, довольно печально потерять близкого человека как раз в то время, когда у него была ещё вся жизнь впереди…

– Вы были близки? – проницательно поинтересовался Максим.

– Некоторое время, – лаконично ответила Лиза.

– Мне он ничего о вас не рассказывал… – слегка удивлённо сказал Максим, на что его собеседница лишь растерянно пожала плечами и тут же перешла непосредственно к цели своего визита:

– Посмотрим картину?

– Ах, да, конечно, пройдёмте, – безотлагательно произнёс хозяин квартиры и провёл Лизу в просторную гостиную, где на широкой стене, прямо над светло-серым креслом, в белоснежной тоненькой рамке размещалось натянутое на подрамник полотно.

Остановившись в самой середине комнаты, девушка стала пристально всматриваться в изображённые на белом холсте фигуры, делала она это отнюдь не оценочным взглядом, а каким-то проницательным и в то же самое время вопрошающим, словно пытаясь разгадать сам замысел и истинный посыл художника.

– Там снизу есть Лёшины инициалы, – нерешительно перебил её молчаливое созерцание Максим, – если вы думаете, что я хочу вас обмануть…

– Я думаю, что она прекрасна! – безапелляционно изрекла Лиза. – Но раму я бы сменила на чёрную, так было бы куда контрастней. Сколько вы за неё хотите?

– Я даже точно не знаю, хочу ли её продавать… всё же это память о брате, решил вот поинтересоваться её возможной стоимостью… я не очень-то разбираюсь в предметах искусства…

– Четыреста тысяч, – твёрдо обозначила приемлемую цену приглашённая оценщица. – Леша, конечно, был мастером своего дела, с особым видением мира и вещей, но он всё-таки не Рембрандт и даже не Моне, миллионов вы за эту работу не выручите…

– Четыреста тысяч чего? – обстоятельно решил уточнить никудышный продавец.

– Ну не рублей же, – снисходительно улыбнулась девушка, повергнув Максима своими словами в невероятно приятное потрясение, от которого у него тут же выступили редкие капли пота на лбу.

– Ого, это много, – неумело пытаясь скрыть неимоверный восторг, тихо произнёс он, – но у меня есть ещё один вопрос…

– Пожалуйста…

– Вы ведь её перепродадите? – недоверчиво спросил Максим.

– Вовсе нет. В определённых кругах Алексея считают выдающимся современным художником, а с его скоропостижной кончиной внимание к его персоне и творчеству только возросло, так что для галереи, как бы цинично это не прозвучало, будет довольно престижно иметь в своей коллекции одну из лучших его работ.

– Это хорошо…

– Не беспокойтесь, в чулане у какого-нибудь коллекционера она не затеряется, а вы сможете в любое время приходить и смотреть на неё. Поверьте, я понимаю, как она вам дорога… судьба её и мне небезразлична, всё-таки некоторое время у нас с Лёшей были довольно тёплые отношения…

– Спасибо вам, – признательно произнёс нынешний обладатель востребованного полотна, – но я бы всё же хотел ещё немного подумать, не могу так сразу решиться…

– Думайте, Максим, думайте, но я искренне надеюсь на ваше благоразумие. Подарите, пожалуйста, многочисленным ценителями живописи и творчества Алексея возможность лицезреть эту чудесную работу… – подытожила слегка затянувшуюся беседу Лиза и изящно прошагала в прихожую, где протянула хозяину квартиры свою визитную карточку и, обворожительно улыбнувшись, с надеждой в голосе добавила: – Буду ждать вашего звонка…

На следующее утро, обсудив накануне с супругой визит девушки из художественной галереи, Максим ещё раз пристально посмотрел на картину брата, пару минут безмятежно поразмышлял о чём-то своём и вышел на кухню, где заварил себе чашку ароматного кофе и задумчиво выкурил тающую на глазах сигарету, нещадно дымя в приоткрытое окно. Затем он в очередной раз взглянул на вручённую ему Лизой визитку, что терпеливо лежала на столе и безмолвно побуждала его к определённому действию, затушил сигарету в круглой стеклянной пепельнице, достал из кармана матерчатых светлых штанов мобильный телефон и, уже приняв непростое решение, уверенно набрал цифры, напечатанные на фисташкового цвета прямоугольнике с закруглёнными углами…