Нельзя быть разговорчивым и откровенным с этими деятелями, интерес которых мне понятен. Про святую Родину заговорили, которую сами же и продали. Где была эта самая Родина, когда после смерти родителей в авиакатастрофе меня определили в самый зачуханный детский дом, где прожил два года. Если, конечно, это можно назвать жизнью. Хорошо запомнил скотские условия и воспитателя, который бил не рукой, а ногой. Его зарезал один из детдомовцев и сел в тюрьму. И Родине было наплевать, что в этом проклятом заведении твориться беспредел. Детдом готовил потенциальных преступников. Нам, пацанам, никто не поверил, что этот воспитатель был садистом, издевался над слабыми. Я бы тоже оказался в тюрьме. Все к этому шло, если бы не сослуживец отца, определивший меня в суворовское училище. Я его, кстати, никогда не видел. А он был, вроде как, друг отца. Но и за суворовское училище спасибо ему. А жили мы в Питере. Почти в центре. Квартира была трехкомнатная, полногабаритная. Я еще на службе пытался восстановить права на нее. Несмотря на все мои заслуги перед Родиной и награды, не получилось. Все обещали, пока со службы не выперли, обеспечив хрущебой в глухой провинции. Все это пронеслось в мгновенно в сознании и тут же забылось. Нельзя открывать никому душу. Тем более «канторским», которые легко и просто сыграют на твоей обиде или слабости.
- Про Родину хорошо говорите. Вот только ее представляют обычно люди. Те, кто развалил страну, думаю, остались. Предали все, что можно предать. Свои же распродавали корабли военно – морского флота, а не засланные шпионы. Генералы и адмиралы из ОАО «Компас». Слышали про такой?
- Я по вашему, тоже предатель?
- Не знаю. Но то, что вы непорядочный человек, не сомневаюсь.
- Вот даже как. Убийца доказывает мне, что я хуже него. Я не в пример вам, действующий офицер национальной безопасности. Стою на защите Родины. И сделаю все, чтобы ее защитить.
- Как вы ее можете защитить, если прямо сейчас творите беззаконие. Без доказательств определили меня в убийцы.
- Вы и есть убийца. Я в этом уверен. А чтобы все было законно, дело ваше передаем милиции, в уголовный розыск. Пусть они доказывают. Вам плевать на Родину, нам плевать на вас, товарищ бывший подполковник, орденоносец. Если передумаете, сообщите мне через следователя. Он будет в курсе нашего дела. Так что, до встречи. Кстати, я не сказал главное. Вас восстановят в звании. И приличный денежный бонус выплатят, на который купите хорошую квартиру в столице.
- Я подумаю.
- Только не очень долго думайте, чтобы здоровье не потерять. Нет здоровья, нет работы, нет ничего.
Виталий понял слова майора про здоровье, когда через два часа оказался в переполненной камере уже обычного следственного изолятора.
Едва дверь камеры захлопнулась, на Виталия дыхнуло смрадом такой дикой неволи, что он мгновение замер. Через густой табачный дым пробивались запахи гнили и всего самого грязного человеческого. Не камера, а коридор длинной в десять метров. И шириной в пять. Вдоль стен справа и слева узкие нары в три яруса, на которых гроздьями сидят арестанты. Понятно, что в этом помещении людей больше, чем спальных мест. Ведь даже из под нар выглядывают ноги и прочие части тела.
Обитатели камеры с интересом вглядываются во вновь прибывшего невольника. Какое – никакое, а развлечение. Прибывший с воли может что-то рассказать интересное. Ведь в этом бетонном мешке новостей ноль. Сударев замер на десять секунд для легкой хотя бы адаптации. Он умел приспособиться ко многим тяжелейшим условиям жизни. И то, что сейчас страшно, жутко и противно, через определенный отрезок времени станет обыденно – привычным. Вот только у каждого этот временной отрезок привыкания свой. А многие просто погибнут в условиях, не совместимых с обычной человеческой жизнью. Но это многие, но не боевой офицер военно – морского флота. И на одиннадцатой секунде, Виталий уверенно прошагал в противоположную сторону камеры, где открыта зарешеченная форточка, где светлее и чище. Там те, кто стоит над всем этим человеческим материалом. Там нары в два яруса, между которыми небольшой столик. Четыре человека, представляющие элиту преступного мира, играют в карты. Здоровенный грузин – яркий представитель животного мира. Через густую волосню на его теле просвечивают многочисленные наколки. Но не он главный в этой компании. И не этот весь из себя накаченный парняга, с наколкой Ильи Муромца, а может другого былинного богатыря на груди, палица которого занесена для страшного удара. Старикан – уркаган весь в игре, ему ни до кого нет дела. А вот этот сухопарый мужичок в очках, и есть самый главный в этом страшном месте. Он единственный в рубашке, которая скрывает тюремные наколки. К нему и обратился Виталий. Вернее ко всем с приветствием.
- Здравия всем честным невольникам.
- А не честным? – ввернул слово качок.
- Не честным Бог судья и неволя.
- Кто такой?
- Виталий Сударев. Бывший морской офицер.
- За что тебя закрыли, бывший морской офицер? – это уже очкарик интересуется.
- Как и всех здесь находящихся. Не за х… - все засмеялись. А молодой продолжил камерный прикол.
- Это только тетя Глаша за х… сидит, который мужу отрезала за блудоход.
- Конкретно опиши ментовскую предьяву. Что на тебя вешают?
- Убийство трех человек, которых я по жизни ни разу встречал и не видел.
- Понятно, что ничего не понятно. Как я понимаю, коммунистом был?
- Куда же без этого Родину защищать.
- Защитник Родины значит.
- Был.
- Все понятно. Погоняло на воле было?
- Не удосужился.
- Не удосужился, так не удосужился. «Сударем» будешь. По фамилии.
- Я Гиви, хотя крещен Зурабом. Гриня «Малой». Ну «Старый» и есть старый. Тут не поспоришь. Тебя вот «Сычем» нарекли. А его почему по фамилии?
- Клянусь, и ты станешь Зурабом, когда тебе предьяву нарисуют на три трупака.
- Все понял, «Сыч». Обрисовал картину.
- На воле кто у тебя остался, «Сударь»?
- Ни кого. Один я. Два года до суворовского в детдоме.
- Не сладко тебе придется. Без «дачек» можешь и не выжить. Эта та же пресс – хата, только в ином исполнении?
- Что за исполнение?
- Условия скотские. На тридцать мест пятьдесят невольников. Беспредел бытовой.
- Беспредел не для всех.
- На нас намекаешь. Мы другое. Это наш дом. А ты человек случайный в этом месте. «Малой» покажи ему нары. Средние на третьем ряду без попутчиков. Подальше от тубиков.
- А что, тут и больные туберкулезом есть?
- Кто их знает кашляющих. Но держись от них подальше. Говорю же тебе, что беспредельная эта хата. Для тех, кого ломают, а может и усыпляют.
- И вас тоже.
- А мы что, рыжие что ли. Тоже ждем, когда обстоятельства по нашим делам конкретные выползут. Вот и гнием здесь. Что в наших силах организовали – сделали. Чихающих в один угол загнали. Но это, что мертвому припарка. Скоро думаем бунт поднять, чтобы вертухаям жизнь медом не казалась. Короче, располагайся. Ты надолго здесь. Может и до конца.
Продолжение следует... -----> Жми сюда
С уважением к читателям и подписчикам,
Виктор Бондарчук