Как же странно бывает в жизни. Как же страшно бывает в жизни. Как красиво бывает в жизни. Не придумаешь это сам.
Я сижу у себя на работе и общаюсь часто с народом. С удовольствием я общаюсь и внимаю его устам.
Вот одна из историй этих. И страшнее мне нет на свете. Или есть, наверное, страшнее. Но пока для меня - она.
Живёт женщина на этом свете. И у женщины есть дети. Много лет находясь в разводе, проживает она одна.
Вот она накопила деньги. Ну да как сказать - накопила... Если честно сказать - украла. Махинация там была.
А она была - главный бухгалтер. Помаленечку наворовала. Не маленечко вышло в итоге. Было много в рублях бобла.
И она их дома хранила: попросила своего сына, - он ей сделал тайник под полом, были так же они в плинтусах.
Но однажды она прознала, что комиссия едет с проверкой из советского ОБХеСеса. И объял ее дикий страх.
Она знала грешок за собою. И чтоб дальше не жить с сумою, и еще не дружить с тюрьмою - рассказала сестре в сердцах.
И просила её слёзно похранить на время те деньги, что так долго она копила и так бережно берегла.
И родная сестра согласилась. И нисколечки не удивилась. И обет всё вернуть хозяйке с удовольствием даже дала.
Ну, прошла, наконец, проверка. Отпустило тревожное сердце. И сестрица стучится в дверцу: "Ты мне деньги верни, что брала..."
А сестра ей в ответ: "Откуда я возьму тебе сумму такую? Ничего у тебя не брала я. Ничего ты мне не дала."
Ох, как взвилась тогда сестрица! Закричала она: "Опомнись! Половину верни тогда мне. Половиной с тобой поделюсь..."
А сестра ей в ответ: "Вот смешная у меня ты, сестра, какая! Нет твоих у меня денег. Я и Богом тебе поклянусь."
Та сестра: "А на что тогда же ты недавно стенку купила? И ведь стенка та - дорогая. Где ты деньги такие взяла?"
"Ох, сестра, я ведь все копила, не доела я, недопила, недоспала, недогуляла, и немного еще заняла."
Делать нечего. Та сестрица, хоть и не перестала злиться, отошла от нее во свояси. Только прежде ее прокляла:
"Пусть тебя, - говорит, - на том свете на углях будут жарить эти... И чтоб пусто тебе было!" И все связи с ней порвала.
Наслаждалась вторая сестрица жизнью, словно императрица. Накормила детей и внуков, не отказывая ни в чём.
Ну а первая та сестрица только злится и матерится, наблюдая за императрицей, и оставшись совсем ни при чём.
Время шло, подросли и дети. Все же есть Судия на свете: только вышла царица на пенсию - в тот же день с ума и сошла...
И хоть ели дети и пили, но ее совсем не любили. Позабросили, позабыли. Поважней у них были дела.
И ухаживать стала сестрица, та, что в сердце еще злится, та, что подлость ее не простила и в глаза ее прокляла.
Пеленала ее и кормила. А когда я "Зачем?" спросила - "Чтоб ей хуже на том свете было, коль не делаю ей зла..."
Вот такое добро, но злое. Вот так ненависть, да с любовью. Вот так месть, холодней год от года и с загадочным блеском в глазах...
Часто я говорю с народом. Много я говорю с народом. Долго я говорю с народом: так как ЖИЗНЬ на его устах.